4. Завеса (1/1)

Просторная трапезная была по-прежнему прибрана и залита ярким солнцем, но уже не пуста. У края стола сидел Назаретянин и просматривал какие-то бумаги.—?Привет! —?поднял Он взгляд. —?Отдохнул?Дэмьен молча кивнул; у него перехватило в горле. На мгновение захотелось по-вчерашнему привалиться к стенке и только смотреть, смотреть… но в следующую секунду он одернул себя. Хватит уже! Перед ним Враг. Чужой, который никогда не станет своим. Вот с этой позиции и надо с Ним разговаривать. Вдох-выдох, голову повыше, взгляд пожестче. Без сантиментов.…и без надежд.Назаретянин, чуть приподняв брови, не без интереса наблюдал за этой переменой.—?Садись,?— пригласил Он, кивком указывая на место напротив Себя. И добавил:?— Это не приказ. Можешь стоять или сесть где хочешь, как тебе удобнее.Что ж, если Назаретянин желает играть не по правилам?— Его дело; но он-то свою клятву помнит и будет соблюдать в точности. Дэмьен дернул плечом и, почти чеканя шаг, подошел и сел там, где указано. Положил на стол перед собой сцепленные в замок руки. Поднять глаза не решался; один взгляд Ему в лицо?— и, чего доброго, снова ?поплывет?.—?Что случилось? —?спросил Назаретянин.Он отложил и отодвинул в сторону бумаги. Дэмьен упорно смотрел в стол?— и видел только Его руки, по-прежнему прикрытые глухими рукавами рубашки; но чувствовал, что Назаретянин неотрывно смотрит на него. Полностью на нем сосредоточен. Странное ощущение.—?Ничего. Я поклялся повиноваться Тебе?— и повинуюсь.—?Вот как? —?Дэмьен по-прежнему не поднимал глаз, но по голосу понял, что Назаретянин слегка улыбается. —?Тогда говори правду. Это приказ.Поймал!.. Сказать бы правду, только в чем она? Как объяснить, даже самому себе, что произошло с ним за последние сутки?—?Я не понимаю,?— ответил он наконец.Глупо звучит. Зато правда.—?Чего?—?Да ничего… наверное. —?Он наконец решился поднять глаза; и сразу говорить стало намного легче. Словно цепи с него упали. И чего боялся? —?Не понимаю, кто я здесь. Что делать дальше. Тебя не понимаю. —?Он вдруг улыбнулся, неловко, криво, но искренне. —?Да, я шел совсем за другим. Но, раз уж так вышло?— готов отвечать. Я в Твоей воле. Но в чем Твоя воля?—?Ты действительно не знал, на что идешь,?— неторопливо, словно в раздумье, проговорил Назаретянин; в этот миг Дэмьен разглядел, какого цвета у Него глаза. —?И Я не хочу этим пользоваться. Чего ты хочешь? Вернуть тебе клятву?—?Нет! —?вырвалось прежде, чем он успел остановить себя. —?Не надо!Назаретянин успокаивающим жестом поднял ладонь:—?Я же сказал, можешь оставаться здесь, сколько захочется.—?А сколько Тебе захочется? —?не выдержал Дэмьен. –Если я встану и уйду, прямо сейчас? Ты меня не остановишь?Сам он не знал, какого ответа хочет. Прикажет Назаретянин остаться?— это превратит его в раба; ответит: ?Уходи? и будет равнодушно смотреть, как хлопнет дверь… нет, так еще хуже.Назаретянин встал и подошел к темному очагу в углу трапезной. Протянул руки?— и, повинуясь Его неслышному приказу, в очаге вспыхнуло пламя.Дэмьен, полуобернувшись, следил за Ним со своего места. Машинально покосился на оставленные на столе бумаги?— мелькнула мысль, вдруг там найдется что-то, что поможет заглянуть Ему в голову? —?но тут же, опомнившись, отвел взгляд.—?Удерживать тебя не стану,?— ответил наконец Назаретянин, обернувшись к нему через плечо. —?Но Я не хочу, чтобы ты уходил.Дэмьен выдохнул, только сейчас заметив, что в ожидании ответа задерживал дыхание.—?Хочешь знать Мою волю? —?заговорил Назаретянин, снова садясь за стол. Легкая улыбка почти не появилась на губах, но смягчила каждую черту Его лица. —?Вот она: решай сам. Я не стану ничего тебе приказывать. Делай то, что сам хочешь. И ничего не бойся: ты под клятвой, Я прикрою.На несколько мгновений Дэмьен потерял дар речи.—?Выходит, Ты взял с меня клятву, чтобы освободить? —?Он даже рассмеялся, так несуразно это звучало. —?Прах побери, но это же… нет, правда не понимаю! Зачем Тебе все это? Я же Твой враг. Почему Ты так… —??милостив??— это слово первым явилось на ум, но не шло с языка, и, запнувшись, он докончил:?— …так добр ко мне?Теперь Назаретянин уже откровенно улыбался.—?В словосочетании ?Мой враг?,?— ответил Он,?— главное слово ?Мой?. Пока запомни, потом поймешь.—?Но Ты всю жизнь подсылал ко мне убийц! Меня чуть у Тебя на пороге не зарезали.Улыбка стерлась с лица Назаретянина; брови сошлись на переносице, и между ними легла хмурая складка.—?Не всякий, кто говорит Мне: ?Господи, Господи!?, творит волю Мою. Хотел бы Я твоей смерти?— ты бы сейчас здесь не сидел. —?А ведь верно, ошарашенно подумал Дэмьен; а Назаретянин продолжал:?— Я с людьми в пятнашки не играю. И детей Мне,?— на этом слове Он сделал легкое, но ощутимое ударение,?— в жертву не приносят.Дэмьен ошеломленно молчал, чувствуя, что мир вокруг него рушится.Много лет назад, едва узнав о своем предназначении, он узнал и, что за люди преследуют его с раннего детства, и ради Кого они творят свое дело. Тогда все для него встало на свои места. Логично, неопровержимо, незыблемо, как скала. Идет война: он, повинуясь Отцу, рушит дело Врага на земле и уводит от Него человеческие души?— христиане, повинуясь своему Богу, пытаются его остановить. Не только его наставники говорили об этом?— сами убийцы призывали Врага себе в помощь и проклинали Дэмьена Вражьим именем. Да и кинжалы с рукоятями в виде распятий?— единственное земное оружие, которым можно его убить: какие еще нужны доказательства? Правда, Отец об этом молчал?— но ничего удивительного, Отец всегда молчит.Но если все это время Назаретянин был ни при чем…А получается так. Он не обманывает, это ясно. Не таков Он, чтобы унижать Себя ложью.—?Уничтожу,?— произнес Дэмьен вслух. Назаретянин поднял брови, и он пояснил:?— Тех, кто все это устроил, да еще и заставил меня поверить, что это Ты! Ладно,?— тряхнул он головой,?— это потом. Значит, Ты не хочешь моей смерти. Не хочешь сломать меня и подчинить Себе. Но что же Тебе нужно, в конце-то концов?—?Дэмьен,?— сказал Назаретянин?— и при звуке своего имени из Этих уст тот, словно подхваченный невидимой волной, невольно подался к Нему,?— а чего ты сам от Меня хочешь?—?Понять Тебя,?— ответил Дэмьен. —?Теперь уже точно.Назаретянин уважительно кивнул.—?Что ж… —?Несколько мгновений Он, казалось, раздумывал над ответом, а затем сказал:?— Тогда тебе придется стать Моим учеником.Если бы предложил по-братски разделить власть над миром, Дэмьен, наверное, удивился бы меньше: к власти над миром его хотя бы готовили! Глядя на его изумленное лицо, Назаретянин рассмеялся, но как-то совсем необидно.—?Тебе не кажется, что Антихрист в апостолах?— это слишком?Собственные слова неприятно царапнули: словно это именование, которое Дэмьен с гордостью носил уже двадцать лет, с которым сросся теснее, чем с собственным именем, теперь становилось ему чужим.—?Мне?— нет,?— ответил Назаретянин. —?А ты подумай, Я тебя не тороплю.И, будто в подтверждение Своих слов, протянул руку, взял один из листов и углубился в чтение.?Неужели Он всерьез? —?пораженно думал Дэмьен. —?Похоже, не шутит… И что теперь делать??Дважды такое не предлагают: если решаться, то сейчас. Откажется?— потеряет все, и останется только уйти, поджав хвост. Ответить ?да?… вот это в самом деле значит прыгнуть в пропасть без парашюта!Стать учеником Назаретянина?— все равно что присягу Ему принести. Совсем не то, что греться на солнышке и мечтать, что бы ты сделал две тысячи лет назад в Иерусалиме, прекрасно зная, что никогда туда не попадешь! Нет, это уже предельно серьезно. Перейти на Его сторону. Отречься от Отца (при этой мысли внутри что-то заскрежетало и обдало ледяным холодом). Прекратить войну?— не потому, что тебя пленили и принудили, не потому, что некуда деваться, а самому, своим решением распустить Легион и сложить оружие. И обратной дороги не будет. Согласишься, а потом передумаешь?— станешь вторым Иудой.Но как присягать, не зная, Кому? Непобедимая Сила, поразительная Красота, непонятная и неодолимо притягательная Доброта… да, все это он испытал на себе, и обаянию этого почти невозможно противиться?— но что это, суть или красивый фасад? Каков Он на самом деле? И как клясться в верности Тому, Кто для тебя непредсказуем и необъясним? Нельзя довериться, пока Его не понимаешь?— но, пока не доверишься, не поймешь… какой-то заколдованный круг. Если бы хоть на долю секунды заглянуть к Нему в голову, просто понять, как Он думает, чтобы не делать выбор совсем вслепую…И вдруг он понял, что выход есть.Это было как озарение: мгновенное, кристально ясное, неопровержимое.Притормози он в этот момент, спокойно поразмысли хоть пару секунд?— увидел бы, насколько это безумная идея; но сама суть ее была в том, что медлить и колебаться нельзя. Назаретянин видит тебя насквозь. Промедли несколько мгновений?— Он поймет, что ты собираешься сделать. Но если действовать решительно и очень быстро?— скорее всего, даже не заметит. Почему нет? Он же Человек: с головы до пят, внутри и снаружи самый что ни на есть подлинный Человек. А люди никогда не замечают, что кто-то, с виду так похожий на них, заглядывает к ним в мозги! Им просто не дано.Назаретянин сидел к нему вполоборота, погруженный в чтение. Дэмьен уперся взглядом ему в висок, сосредоточился?— и выбросил вперед незримый полупрозрачный щуп с заостренным концом, тот, что незаметно ввинчивается в чужой разум, а миг спустя, вернувшись к хозяину, показывает ему мгновенный слепок мыслей и чувств человека, сидящего рядом. Почему-то он был уверен (почему?— потом спрашивал себя и не находил ответа), что повредить Назаретянину или даже привлечь Его внимание заведомо не сможет, но пробить Его защиту будет нелегко?— поэтому вложил в удар всю свою силу.Щуп врезался в невидимую преграду. Нестерпимым жаром дохнуло в лицо. Назаретянин резко поднял голову, сощурился… а в следующий миг ослепительно полыхнуло, и мощная Сила отшвырнула Дэмьена прочь, опрокинув стул, и впечатала спиной в стену.Он рухнул на пол, потрясенный почти до потери сознания: не ожогом, и не ударом, сотрясшим все кости, а куда более?— мгновенным и безжалостно-ясным осознанием того, что он, гребаный идиот, только что натворил.В один миг обрушилось все. Он сам все разрушил. ?Делай, что хочешь?? —?вот и сделал! Едва получив свободу, укусил протянутую руку. За такое даже не в огонь?— как нашкодившего пса, пинком вышвыривают за дверь.Все, конец. Не вернешь время назад, ничего не исправишь: с каждой секундой?— с каждым оглушительным ударом сердца?— все дальше и дальше уходит мгновение, когда еще можно было остановиться.Мучительно медленно тянулись секунды. Все замерло: казалось, застыли даже пылинки в прямоугольнике света на полу перед глазами. Повисла мертвая тишина.Из груди рвалось отчаянное, почти без слов: ?Прости, умоляю, прости! Делай со мной что хочешь, накажи как хочешь, испепели на месте, но не прогоняй! Что мне делать там, без Тебя?!? Но ни звука не срывалось с губ. Не потому, что ?унизительно?: об этом он сейчас не вспоминал, а если напомнить, даже не понял бы, о чем речь. Просто?— бессмысленно. Что сделано, то сделано. Он показал, чего стоит, и никакие слова этого не изменят.—?Мне уйти? —?спросил он наконец, не поднимая глаз. Еле языком шевеля.И сам понимал: если сейчас услышит ?да??— просто не сможет уйти. Наверное, и подняться не сумеет. До двери доползет и умрет на пороге… или нет, даже умереть не получится…—?Нет.Спокойный голос Назаретянина неожиданно раздался совсем близко?— и вровень с ним. На золотой прямоугольник на полу легла тень.—?Дэмьен, посмотри на Меня.Медленно, страшно медленно, готовясь взглянуть в лицо самому невыносимому своему кошмару, он поднял голову. Не убийственного Огня боялся –его встретил бы, наверное, почти с облегчением. Боялся прочесть в Его глазах презрение.Но презрения не было, и гнева тоже. Назаретянин, опустившись на одно колено, смотрел на него… с тревогой?—?Вот куда ты полез, горе Мое! —?с какой-то очень человеческой досадой и волнением произнес Он. —?Сгореть захотел? Забыл, какая в тебе природа?Дэмьен смотрел на Него широко раскрытыми глазами, едва ли понимая, о чем Он. Слова шумом прибоя отдавались в ушах, смысл их разбивался белой пеной, не доходя до сознания. Внятен был только тон голоса и взгляд?— но и они говорили о чем-то невероятном, невместимом.—?Все-все,?— сказал Назаретянин и успокаивающе накрыл его сжатые руки Своей ладонью. —?Все нормально. Обошлось.Не просто не презирает, не гонит?— еще и… тревожится о нем? И Сам же его успокаивает? Врага, напавшего на Него исподтишка? Как такое возможно?!Назаретянин легко встал и протянул ему руку. Дэмьен поднялся с трудом: у него кружилась голова и подкашивались ноги от немыслимого, ошеломляющего облегчения. Говорить сейчас просто не мог?— даже если бы знал, что сказать в ответ на такое. Извиняться? Благодарить? Если бы не Его прикосновение, успокаивающее и придающее сил?— быть может, просто грохнулся бы оземь и зарыдал.Назаретянин?— нет, Иисус?— выпустил его руку, на мгновение отвел взгляд и выдохнул, словно с облегчением. Казалось, для Него происшедшее тоже стало неожиданностью: Он тяжело дышал, и на виске?— там, куда Дэмьен ударил?— билась голубая жилка.Вид этой жилки под тонкой кожей и воспоминание о том, с чего все началось, помогли немного прийти в себя.—?Прости меня! —?сказал Дэмьен; теперь это вырвалось легко и естественно. Правильно. Иисус кивнул в ответ, и он добавил с растерянным жестом:?— Не знаю, что на меня нашло…—?Да что нашло-то, понятно… —?вполголоса отозвался Иисус.Он, казалось, напряженно о чем-то раздумывал?— и смотрел, чуть сощурившись, не только на него, но и как будто сквозь него. Быть может, так смотрит на больного врач, впервые столкнувшись с редкой и сложной болезнью, которую доселе знал только по учебникам.В этот миг Дэмьен тоже понял все, и недавние темные слова Иисуса о ?природе? обрели для него смысл.Наследие. Печать избранности. Вторая природа, полученная от Отца при рождении: вместе и скелет, и броня, и меч. То, что подарило ему неуязвимость и почти-бессмертие, что наградило стойкостью и мужеством, что все эти годы помогало выстоять в мире, где сами небо и земля были ему враждебны. Почти никогда он не ощущал ее?— не ощущал как что-то отдельное от себя; но она всегда была здесь. Не будь этой стальной пружины внутри?— духа неукротимой гордости и решимости, безжалостного к другим и к себе, изгоняющего страх?— быть может, он не сумел бы пройти вчерашним путем.Но теперь из-за нее не достигнет цели.Суть его демонической природы?— в противлении Врагу. И для нее Иисус?— по-прежнему Враг. Его Огонь для нее страшнее смерти; этого не изменить. При приближении к этому Свету и Огню она начинает биться и рваться, словно дикий зверь на привязи; и готова толкнуть его на любое безумие, на любую мерзость, лишь бы избежать этого немыслимого для нее соприкосновения. Незримая пропасть, которую Дэмьен перешагнул вчера перед церковью, осталась непреодоленной. Осталась в нем. Он сам и есть эта пропасть.—?…И ничего нельзя сделать? —?тихо, почти с отчаянием спросил он. —?Я Тебе совсем чужой?Иисус помолчал, словно прикидывая что-то в уме?— и вдруг, улыбнувшись уголками губ, спросил:—?Значит, хочешь заглянуть ко Мне в голову?Зачем Он спрашивает?.. Дэмьен медленно, почти беспомощно кивнул. Что толку притворяться? Да, хочет. До исступления. Даже сейчас.—?Попробуй еще раз. —?И протянул руку:?— Давай-давай, не бойся!Не веря своим ушам, Дэмьен протянул руку Ему навстречу. Иисус сжал его ладонь в Своей, словно делая первый шаг, другой рукой легко коснулся его виска?— и на миг весь мир вокруг стал Его спокойными глазами, а потом просто исчез, и……И вместо шума тысячи мыслей он увидел завесу. Светлая и легкая, словно теплый благодатный огонь, она ниспадала и струилась золотистым, играющим на солнце водопадом живой воды. Пламя, к которому можно прикоснуться и согреться, и никогда больше не мерзнуть; вода, к которой можно прикоснуться и напиться, и никогда больше не жаждать. Завеса скрывала за собой что-то немыслимо прекрасное?— и была прекрасна сама: всей вечности не хватило бы, чтобы любоваться ее сиянием и светом.Отдергивать ее было невозможно, да и не нужно. Что бы ни скрывалось за этой завесой?— оно было благом и безопасностью, для него и для всего сотворенного. И одно прикосновение к ней наполняло счастьем и глубоким покоем. В ее нетварном свете рассеивалась вражда, расточалось недоверие, смолкали вопросы, но познание только начиналось. Она была концом пути?— и началом пути иного, бесконечного. Та Правда, без которой он задыхался, которой жаждал до смертной тоски, ради которой бросил все и отправился в путь, уверенный, что идет на верную гибель?— теперь стояла перед ним лицом к лицу, и смерти не было в Ней. Только Жизнь.Завеса колыхнулась, легким дуновением коснувшись его лица……и опять: сперва весь мир стал Его глазами, потом появилось Лицо, а потом Дэмьен ощутил себя, свое тело и все вокруг, словно медленно выплывая из глубокого дивного сна.Они по-прежнему стояли друг против друга в углу залитой солнцем трапезной. Только теперь?— Дэмьен не понял, когда и как это вышло?— Иисус держал обе его руки в Своих ладонях. И смотрел в глаза, все так же спокойно и пристально.?Ну что же Ты? —?думал Дэмьен. —?Разве не видишь, что я уже почти Твой? Я не знаю, на что решиться, не понимаю, как преодолеть свою природу?— но Ты-то знаешь и можешь все! Реши за меня! Я не стану больше Тебе противиться. Просто потяни к Себе?— и я стану Твоим, и, может быть, никогда об этом не пожалею…?Но Иисус не тянул к Себе и не отпускал равнодушно. Не призывал и не отталкивал. Просто ждал.Просто был.