Последнее желание 10 (1/1)

Я очнулся на следующий день. Врачи, обследовавшие меня вдоль и поперек, сделали вывод, что я поправляюсь. Медленно, но верно.Ко мне наведался представитель местных спецслужб. Наверное, начальник Симона. Худой как жердь дядька с колючими рентгеновскими глазами. Разговор с ним походил на допрос, но я и не собирался ничего утаивать. Пообщались плодотворно к обоюдному удовлетворению.

Сразу за ним проскользнул старичок, профессорской наружности. Оказалось, это светило местного научного круга. Он забросал меня вопросами о моём проекте, бактериях и всякими техническими терминами. Меня долго хвалили, восхищались, потом заболтали почти до обморока. Спасла медсестра и лечащий врач. Они вежливо, но неотвратимо выпроводили гостя, а я устало откинулся на подушки.Через три дня хорошенькая медсестричка стала вывозить меня на прогулки в коляске, долго ходить пока запрещали. Я сидел в больничном саду среди зеленых деревьев и рассматривал цветы в клумбах. Бессмысленное времяпровождение.Тело набиралось сил, а разум прокручивал снова и снова последний год моей жизни. Я много вспоминал и думал, думал, думал.О Симоне. Сначала было больно. Но я, словно мазохист, прокручивал последний разговор. Я выгнал его. Он это заслужил. Несомненно. Но… окажись я на его месте, как бы поступил?Когда долг требует столь многого, и на кону тысячи жизней, а ты в ситуации, когда только от тебя зависит провал или удача миссии. Он ведь не раз спасал мне жизнь. Даже внеся в список лотереи, он оградил меня от ликвидации. Не сделай он этого, и подстроенный несчастный случай навсегда оборвал бы моё никчемное существование.Он исполнил моё последнее желание. Стал любовником, другом, защитником. Дарил сумасшедшую страсть, ласку и тепло. Если он сказал правду, что любит меня, каково ему было наблюдать, как меня поглощает отчаяние? Должно быть, невыносимо… видеть мучения и не иметь возможности сказать, что есть надежда на спасение. Я вспомнил его слезы в последнюю ночь.

Они были искренними, такими горькими. Теперь понятно, за что он просил прощения.

Симон никогда не врал мне в самом главном. Чувства были настоящими. Вся радость и горечь, страсть, пылающая между нами, нежность в прикосновениях. Его страх тогда на крыше, бешеная ярость в глазах.

?…думал, если не успею поймать, то прыгну следом. Пойми…. Ты.… Все.… Для… Меня…?

А для меня? Что Симон значит для меня? Почему так больно сжимается сердце сейчас, когда его нет рядом? Когда я сам прогнал его. Между нами существовало все, кроме доверия. Но в тех обстоятельствах оно было невозможно. Мы оба ходили по лезвию ножа целый год. Балансировали на грани. Оступись хоть один из нас, и в пропасть падали оба.Пора признаться себе, я говорил слова любви, зная, что меня ждет смерть и конец всему. Симон говорил про любовь, зная, что я останусь в живых. Зная, что правда неизбежно выплывет наружу. Так кто из нас был более искренен в своих чувствах?Я эгоист, самовлюбленный истерик. Нам обоим было больно, только я воспользовался оправданием бедной несчастной жертвы обстоятельств.

Хочу увидеть его… Чувство, такое острое, кольнуло сердце.

Еще через три дня меня выписали, казенная одежда неприятно скребла кожу и пахла антисептиком. Жить я должен при научном центре, маленькая квартирка ждала нового постояльца.

Я стоял на больничном крыльце, поджидая автомобиль, который отвезет меня в моё жилище. Нервничаю немного. Какой будет теперь моя жизнь? Хотя главное, что она просто будет.Военная машина тормозит рядом, фигура в черном выскальзывает со стороны водителя, у меня замирает сердце. Симон подходит ко мне неторопливо, его волосы топорщатся коротким ёжиком. Он, кажется, похудел, синие круги под глазами.— Здравствуй, Ё, — он остановился в двух шагах, губы упрямо сжаты, смотрит прямо в глаза. – Мне поручили сопровождать тебя, – голос нейтральный.— Здравствуй, Симон.— Я жадно рассматриваю его, как же я скучал. Невыносимо хочется дотронуться. Делаю шаг навстречу, протягиваю руку к таким коротким теперь волосам. Любимый, ты стал еще привлекательнее. – Ты обрезал свои чудесные волосы. – Мимолетно дотрагиваюсь, но он все равно вздрагивает.— В них отпала надобность, а так удобнее. – Голос с едва заметной дрожью. — Нам пора.— Да, конечно.Садимся в машину и трогаемся с места. Я стараюсь смотреть на дорогу, но глаза все время возвращаются к водителю.

— Как твоё здоровье… Ё? — едва заметная пауза перед моим именем, говорит о многом. Ты ведь хотел сказать ?малыш??— Нормально. Врачи сказали, что я полностью поправился.— Это хорошо. Я… беспокоился о тебе.— Почему не навестил? Мог зайти еще раз.— Врачи не пускали. Да и ты, судя по всему, не жаждал меня видеть. Я не хотел тревожить тебя понапрасну. Прости.— За что?— За все. Если сможешь…

— Не за что прощать. Ты все делал правильно.— И все-таки…Мы доехали. Выйдя из машины, направились к невысокому серому зданию. Симон впереди, показывает дорогу. Коридоры длинные, однообразные, как и двери по бокам. Камеры пристально следят за нашим перемещением, неяркий свет ложится на бетонные стены, выкрашенные в бежевый цвет. Везде чисто, но слишком пусто.— А где весь народ? – спрашиваю, оглядываясь по сторонам.— На работе. В этом здании живут холостяки, без семей и детей. В основном научные сотрудники, врачи. Вся территория находится под наблюдением. Вот карта ключ. – Симон достает из кармана пластиковый прямоугольник и помахивает перед моим носом. — С помощью него открываются все двери твоего уровня доступа. Она у тебя зеленая, значит доступ, почти везде разрешен, кроме секретных объектов.

Останавливаемся около одной двери. Симон проводит картой по электронному замку и набирает цифры, раздается щелчок, и мы входим в распахнутую дверь. — Код на замке, четыре пятерки, потом поменяешь. Квартира небольшая, прихожая совместно с кухней, спальня, маленький кабинет, душ. Я взял на себя смелость и приобрел для тебя вещи первой необходимости. Потом если захочешь, покажу окрестности, магазины, забегаловки.Он кладет карточку на стол и встает у стены, сложив руки на груди, а я обхожу свое новое жильё. Уютно, скромно, ничего лишнего. Кровать большая, отмечаю на автомате, заглядывая в спальню.— Симон, а где ты живешь? – спрашиваю, оглядываясь на неподвижную фигуру.

— Неподалеку.Ага, хороший ответ. Разворачиваюсь и медленными шагами подхожу к нему.— Насколько неподалеку?— Рядом, – уголок его рта дергается, глаза устремлены в пол.— Конкретнее, пожалуйста, – я с него теперь не слезу и обманывать себя больше не дам.— Моя дверь напротив твоей. – Выдает он и поднимает глаза. В них упрямство и чуть-чуть страха.— Я не буду тебе мешать, поверь, – быстро добавляет, нервно облизав губы.Все еще думает обо мне. Присматривает. Беспокоится. Я кретин. Он ведь никогда не отказывался от меня, просто не хочет навязываться. Сильный, гордый. Умеет добиваться своего. Стою напротив и не могу отвести глаз.— Симон, я люблю тебя. – Произношу легко на выдохе. Его лицо меняется, неверие, судорожный вздох. Глаза большие, в них сияют звезды. Вся маска слетает. Он делает шаг ко мне, тянется рукой, потом падает на колени, обнимая мои ноги, и утыкается в живот.

Шепчет быстро прерывисто:— Прости, прости, прости.

Я ошарашенный стою, не знаю что делать.— Ну, ты что… встань… не надо… — кладу руки, на плечи, пытаясь оттолкнуть.Он перехватывает запястья, целует быстро, отрывисто, не поднимая глаз. В этом жесте столько отчаяния, немой мольбы, невысказанной просьбы. Я хочу видеть его глаза. Опускаюсь на пол, вот так, глаза в глаза. Он тянется ко мне за поцелуем, я отвечаю нежно, невесомо. Обнимаю, крепко притягивая к себе. Он почти всхлипывает, вцепляется мертвой хваткой, делая больно, завладевает моим языком, становясь жадным, ненасытным. Скучал. Как и я, любимый.Я отвечаю совершенно искренне, кусаю его губы, ласкаю языком. Поцелуи становятся жадными, яростными. Губы горят невыносимо, дыхание сбилось. Но я все пью его вздохи и не могу остановиться. Глажу руками по спине, ткань чудовищно мешает. Хочу ощутить горячую кожу под пальцами. Забираюсь руками под форменную рубашку, вытянув её из штанов. Симон охает и замирает на секунду, по его телу пробегает дрожь. Его руки судорожно теребят пуговицы на моей одежде. Он рычит и, плюнув, разрывает ткань. У него такие горячие ладони.

Встает, вытягивая меня за собой, и подхватывает на руки, мы так и не разорвали поцелуя. Голова уже кружится, но сил оторваться друг от друга нет. Добираемся до спальни, собрав все углы, он бережно опускает меня на кровать.Избавляемся от рубашек. Я целую его шею, ключицы, глажу обнаженную грудь, задевая соски. Любимый, как же долго я ждал. В его серых глазах плещется желание, он наклоняется надо мной, прикусывает мочку, вырывая стон. Терзает кожу на шее, оставляя засосы, от его пылающих губ по всему телу бегут мурашки, в паху тяжко ноет напряженный член.— Хочу тебя, любимый. — Хрипло прошу, а руки сами тянутся к ремню на его штанах.— Сейчас, — он ловко стягивает с меня оставшуюся часть гардероба вместе с бельем и носками, оставляя обнаженным, со стоящим членом и горящей кожей.

Сам сдирает с себя штаны и швыряет в неизвестном направлении. Накрывает меня своим телом, я обнимаю, провожу руками по коротким волосам, и мы целуемся безумно долго, тягуче сладко, умопомрачительно! Его язык облизывает сосок, ласкает нежную кожу ореолы. Трусь всем телом об это сероглазое чудовище. Мне так хочется, что почти больно. Раздвигаю ноги, позволяя притиснуться еще ближе. У нас обоих жесткий стояк. Жар тугим комком собирается внизу живота.— Сиимоооон, — тяну на выдохе, кожа к коже. Я сейчас с ума сойду!Он приподнимается надо мной, глаза шальные, губы вспухли и заалели.

— Смазки нет, — шепчет он.— Да плевать, скорее.Он облизывает свои два пальца, обильно смачивая слюной, и проникает в меня ими, растягивая. Откидываюсь на подушку, стараюсь расслабиться. Подаюсь навстречу и не сдерживаю стона, когда он касается заветной точки. Не могу больше! Симон тоже на грани. Убирает пальцы и начинает входить, медленно, стараясь не повредить ни меня, ни себя. Больно. Но я хочу его чувствовать внутри. Горячего, большого и упругого, заполняющего меня полностью. Кусаю губы, стараясь не скулить, он отвлекает меня поцелуем, глубоким, жадным. Замирает, войдя полностью, дает передышку нам обоим. А потом начинает двигаться, плавно и медленно. От ощущений крышу срывает окончательно, извиваюсь под ним, бессвязно шепча просьбы и нежности. Его руки обнимают так крепко и надежно, одна рука зарывается в мои волосы. Запах тел пьянит лучше любого алкоголя, стоны заводят неимоверно. Симон двигает бедрами в рваном ритме, заставляя кричать меня от острейшего удовольствия на грани боли. Так сильно я не чувствовал его никогда, словно огнем по обнаженным нервам! Я кричу его имя снова и снова. В ушах звон и гулкие удары сердца. Его глаза черные от страсти и губы, произносят самые важные слова в мире:— Люблю тебя. – Он повторяет это снова и снова без перерыва, проникая в моё тело, в мою душу, во все моё существо. И я верю ему, верю безоговорочно, потому что теперь между нами нет секретов.Страсть туманит разум, мой член трется между наших тел, и я чувствую, что скоро кончу. Подаюсь навстречу Симону, насаживаюсь резко и глубоко, протяжно вскрикиваю и кончаю на живот. От его ответного громкого стона, прошибает разрядом как от тока. Горячо внутри! Лежим, не размыкая рук и ног, два существа сплетенные в одно. Два сердца бьются в унисон, дыхание прерывистое, испарина на коже. Как же хорошо… быть живым.

Моё желание исполнилось полностью, я доволен, что захотел именно этого. Ведь в жизни нет ничего важнее любви.Дальше только эпилог…Все... эпилога не будет, как отрезало меня от героев и произведения. Автор просит прощения у читателей, но это конец. С жирной точкой!