22 глава (1/1)

– Здравствуйте, господин Напат, – так официально он обращался определённо не к Гану, чьи глаза выражали начавшуюся панику. – Это правда то, что я услышал от вашего отца? – потребовал ответа властный мужской голос на английском. Ган, выпустив плечо Марка, чуть не споткнулся на ровном месте, отступая назад. Парень с лёгкостью узнал голос своего отца.– Да, я сейчас с вашим сыном в весьма… напряженной обстановке, – Мин великодушно давал своему врагу время прийти в себя и уже на тайском добавил. – Поздоровайся с папочкой. – О-отец? – хриплым и запинающимся голосом, будто всё ещё надеясь, что это розыгрыш, и кто-то просто имитирует Напата-старшего, переспросил Ган.– Ты правда напал на доктора Пхиравита? Я послал тебя в Бангкок, чтобы ты разобрался с рабочими вопросами, а не устраивал мне лишние проблемы! – приказной тон и стальные нотки негодования чужого отца были хорошо знакомы Мину. Стоило лишь увидеть реакцию Гана и он понял, что предположения на их счёт оказались верны.– После того, что случилось с Наной, я хотел уладить…– Ты снова вертишь дела за моей спиной. Мало того, что ты использовал моих людей в делах, разрешения на которые я не давал, и благодаря чему власти могут выйти на меня, так ты ещё нашёл время крутить с бесстыдными девицами! Ты хочешь, чтобы моя фамилия была запятнана твоими развратными похождениями? – Ган метнул взгляд на Марка, широко раскрыв глаза, а тот лишь подмигнул ему, давая понять, что даже в такой ситуации он не был тем, кого обыграли.– Отец, не знаю, что тебе рассказали, но всё не так! Этот сукин сын заслуживает получить урок после того, как унизил Нану, а теперь и меня! – отойдя от первоначального шока, Ган перешёл в фазу нескрываемой злости. – Решать буду я, а не ты! Не забывай своё место! Я сажусь на рейс и завтра буду в Бангкоке. И до этого не смей совершать необдуманных действий. Не знаю, что между вами творится, но это должно сейчас же закончиться. Мы с доктором Пхиравитом обсудим ситуацию между собой как взрослые люди. Ты меня понял? Мин наблюдал за врагом: напряженные скулы, вздувшиеся вены, сжатые кулаки, а самое главное – медленное, но отчаянное понимание того, что его загнали в угол. – Понял.Мин отключился и засунул телефон обратно в карман. Едва это было сделано, как Ган кинулся на него и попытался нанести удар, но ему удалось в последний момент увернуться, и вместо того, чтобы разбить ему лицо, кулак попал в плечо, отбросив на несколько шагов назад. – Слабак! Стоило догадаться, что у тебя кишка тонка, и ты побежишь к папочке и спрячешься за ним, раз уж мамочкиной юбки не осталось. Что ты наговорил ему? Упоминание матери резануло сильнее заточенного лезвия, и Мин был в шаге от того, чтобы нарушить собственный замысел. Разум затуманился травмирующим прошлым и неспособностью принять, что кто-то говорит о погибшей в таком ключе. Однако в этот раз была его очередь быть остановленным.– Это не он, а я. – Марк вернул внимание на себя. Он никогда не любил быть на вторых ролях. – Отправил будущему тестю любопытное видео. Думаю, тебе бы оно показалось знакомым, ведь мы с тобой в главных ролях. Марку таки удалось осуществить задуманное. Он встретился с Ганом на следующий день в своей квартире после их с Мином разговора и создал иллюзию страстного свидания, в результате которого они легко оказались в постели. Марк разыграл карточку жертвы, признаваясь, что его отец хочет, чтобы он уехал в Америку на постоянную основу и там обручился с дочерью одного из отцовских друзей. Марк не смущался плакать и цепляться за парня, говоря, что раньше может и смог бы договорится с отцом и найти для себя выгоду, но теперь он впервые не может думать о выгоде, потому что встретил Гана, и тот усложняет ему задачу. Марк "изливал душу" и рассказывал, что всегда был мятежной душой и любил вести себя назло всем. Ещё с детства он понял, что мать легко дает ему всё, что он захочет, а отца это злит, и сыну нравилось создавать сопротивление старшим. – Ты никогда не чувствовал, как семья тебя душит? – шептал он в самую шею, покрывая кожу поцелуями. Он играл роль не хуже любого актёра, и всё же сохранял нотку настороженности, чтобы следить за Ганом и понимать – стоит ли ему опасаться. Но сейчас их снимала скрытая камера, спрятанная в отверстии одной из шкатулок, и одновременно записывала ручка-диктофон (Марк предпочитал подстраховаться и всегда в придачу к плану А продумывал план Б).– Не хочу говорить о них, особенно когда ты рядом, – Марк усмехнулся в чужую шею, с достоинством признавая чужую выдержку. Он знал, что на месте Гана многие уже давно бы потеряли контроль и осторожность. Но так даже интересно – Марк любил вызовы. – Ты мне не доверяешь, понимаю. Мы ведь всего лишь весело проводим время, – он отодвинулся от парня, принимая страдальческое выражение лица. Внутри у него всё перекрутилось, хотя внешне он сохранял достоинство. Марк встал с кровати, не стесняясь своей наготы, и подошёл к столу, где стояли два бокала и бутылка шампанского. Он долил к тому, что они оставили в бокалах до того, как оказаться в постели, и намеревался подсыпать немного дополнительного стимулятора в один из них. – Ты обиделся? – Марк не спешил поворачиваться к парню, позволяя думать, что тот задел его. – Просто пока я здесь вдалеке от семьи, и меня ничто не сдерживает, впервые могу делать то, что хочу я сам, а не они. И ты – большое искушение, Марк. Ты знаешь об этом? – перемешивая напитки, хозяин квартиры бросил беглый взгляд на лежавшего в постели парня.– Кажется, мне уже говорили об этом.Он обожал эту игру в перетягивание каната. Когда ты то отдаляешься, то приближаешься. Дразнить другого человека, проникать в самые сокровенные мысли, исследовать каждый сантиметр тела – Марку всегда это нравилось. А тот факт, что Ган сам осмелился играть с ним и захотел использовать в своих целях, лишь повышал адреналин и чувство конкуренции. Ему нравился Ган именно поэтому Марк и продолжал их ?знакомство? все эти три месяца, но играть ему нравилось куда сильнее. И если спросить, что он любил больше всего в жизни, он бы, не колеблясь, ответил: ?Побеждать?. Он неспешно вернулся и протянул Гану бокал, садясь на край постели. – Жаль, что тебе скоро нужно возвращаться обратно, – они чокнулись, а после жидкость обожгла их внутренности. Только внутри одного из них оказалось вещество счастья, а коварство текло по венам другого. Но не только Марк здесь играл, поэтому у него не было причин чувствовать хоть малейшую долю вины, даже если и было бы желание. Марк не был бесчувственным, он всего лишь умел расставлять приоритеты и уверенно делать выбор, когда того требовала ситуация.Марку пришлось подождать минут двадцать и ещё раз утолить плотские желания Гана, когда он заметил, что парень повеселел и расслабился. Он задал тому несколько наводящих вопросов, и беспощадно охраняемые Ганнибалом берега разошлись – из него полилась информация. Марк лежал рядом, гладил парня по груди и наслаждался победой.– Моя мать была первой женой отца. Он быстро понял, что поспешил с браком по молодости и развёлся, когда мне едва было два года. А мать Наны имела хорошую родословную и влияние, которое помогло отцу продвинуться в бизнесе. Я жил с матерью до десяти лет и едва помнил отца, когда они договорились между собой, что отныне я буду жить с ним. Отцу нужен был сын, потому что вторая жена родила дочь и больше не могла иметь детей. Он души в Нане не чаял и представить не мог, чтобы вовлечь её в опасную и нелегальную часть дел. Наной он хотел гордиться и собирался сделать так, чтобы она блистала в обществе. Я не злюсь на неё, потому что она и в самом деле создана для этого. Красивая, решительная, властная и притягательная — вот какая моя сестрёнка. В детстве, когда меня привели обратно в дом отца, мачеха сразу невзлюбила меня, но Нана была рада, что у неё появился старший брат. Благодаря этой привязанности даже её мать со временем смягчилась по отношению ко мне. Пока мы росли, наши отношения становились только крепче. Мы не просто единокровные брат и сестра, мы — лучшие друзья. Мы делились тайнами, о которых больше никому нельзя было рассказать, выручали и прикрывали друг друга, а главное — защищали. Хотя Нана всегда могла поставить на колени любого, в этом ей не была нужна моя помощь. Однако даже у моей блистательной сестрёнки нашлись изъяны, хотя я люблю даже их. Ведь она о моих тоже знает и принимает. Нана всегда помогала скрывать мои ошибки от отца. Если вдруг возникали проблемы с деньгами или девушками, она убедительно заявляла, что хочет кое-что купить, а денег не осталось, или же что ей докучают соперницы, которые не могли простить ей побед, но даже отцу не позволяла вмешиваться. Ему нравилось то, какой беспощадной она могла быть и как держала под контролем людей. Отец сожалеет, что она родилась не мальчиком, поскольку в ней есть всё, чего бы от желал от сына. – Твой изъян – это влечение к парням? В Америке это не должно быть таким уж большим делом, как и в Таиланде, или твой отец консерватор? – Марк слушал исповедь парня с искренним любопытством. У него всегда была слабость к чужим тайнам. Они будто жемчужины, которые он коллекционировал. Было даже необязательно делиться ими с остальным миром, достаточно владеть самому. Но Ган сам виноват в том, что его жемчужину Марк самолично передаст в нужные руки. Он бы мог сохранить секреты парня и даже помочь, если бы всё между ними не оказалось подстроенным с самого начала. – Мой отец бизнесмен и бандит. Сын-гей не вписывается в картину, которую он хочет видеть, – засмеялся Ган, будто рассказывал шутку. Действие стимулятора делало его оживленным и активным, и Марку приходилось постоянно отвлекать его ласками, чтобы тот продолжал говорить и оставался на месте, откуда их было хорошо видно для записи. – Ты сказал, что твоя сестра тоже неидеальна. Какая же у неё тайна? – М-м-м, да-а. Кое-что не удалось предугадать даже отцу. Чтобы доказать, что ты особенный для меня – открою секрет. Наклонись, я прошепчу на ухо, – и хотя Марк уже знал о болезни Наны, он играл нетерпение и искренний интерес. – Она больна. У Наны психическое расстройство. – И твой отец предпочитает мириться с её болезнью, а не с твоей ориентацией? – Он делает всё, чтобы вылечить её, но Нана даже отцу не поддаётся. Сестра всегда сопротивлялась, если что-то было ей не по нраву. Возиться со мной — это другое. Дела, которыми мы с отцом занимается, не могут ждать. Мне просто нужно быть осмотрительным, и за эти года я научился скрываться. У меня даже есть люди, которые верны мне, а не отцу, знаешь?– Ты молодец, милый. Но почему ты просто не пойдешь против отца? Не хочешь устроить переворот и завоевать трон? – стоило испытать удачу. Ответы, которые даются в минуты слабости, когда думаешь, что тебя никто не слышит, всегда самые откровенные. А подобное признание Напату-старшему точно будет интересно услышать. Ведь часто говорят, что порой предают самые близкие, а чужие люди неожиданно помогают. – Отец слишком высокомерен. Он даже не задумывается, что Нана, возможно, больна из-за него. Я бы позаботился о ней лучше, чем он. Каждое его слово было заснято скрытой камерой, и когда утром Ган пришёл в себя, он с трудом помнил их ночь, но Марк прикинулся такой же жертвой отходняка, поэтому он, как элитная любовница, сделал всё, чтобы угодить своему господину и отправить его ?по делам? полностью удовлетворённым. Марк не чувствовал себя осквернённым или жертвенным ягнёнком; он чувствовал себя выигравшей стороной. Парень собирался запомнить их последний раз и получить от этого удовольствие. Он не планировал биться в истерике из-за чужого предательства или обмана. Да, он был зол, но его злость не выходила за рамки, мешающие ему победить. Ган недооценивал его, а этого он не выносил больше всего. Хотя тем больше он будет вкушать победу, когда парень снимет розовые очки на его счёт и узреет то, что обесценил. Многие недооценивали Марка с самого детства. Он был маленьким, щуплым, тихим ребёнком – остальные принимали это за слабость. Но на самом деле Марк вслушивался, вглядывался, изучал. Он сделал свою внешнюю оболочку своей силой. Его андрогинность могла привлечь как девушек, так и парней. Он не был ослеплённым гордецом и с легкостью мог разыгрывать жертву и страдальца, особенно в семье, что не раз помогало добиваться желаемого. Его всегда душила жизнь, разложенная по полочкам. А отец был именно таким, с матерью он был ближе – та была человеком искусства, известным дизайнером, которая поддерживала бунтарский дух Марка. Ему нравилось наблюдать, как далеко он может зайти с одними, и как быстро сдуваются рядом с ним другие. Поэтому когда Мин включил запись на телефоне, которую Марк так любезно предоставил ему ранее, он с искренним упоением наблюдал над свой триумф. Хотя момент омрачался тем фактом, что Ган был настолько нелюбезен, что осмелился взять его в заложники, хотя Марк подарил ему столько удовольствия за последние три месяца. Вот тебе и вера в человечество! Хорошо, что сам он в подобной чепухе давно разуверился. Из динамика телефона раздалась последняя часть их откровенного разговора, и именно это сейчас слушал Ган с каменным выражением лица. – Твой отец имел в виду это. Но знай, есть полная версия с видео и ох… там куда больше пикантных подробностей, да и с картинкой эффект куда мощнее вышел. Поэтому слушайся отца и отпусти моих друзей. Победа не могла быть засчитана, пока они находились в одном помещении. Вероятность угрозы по-прежнему существовала. Мин вспотел, плечо ныло от недавнего удара, а глаза постоянно возвращались к Плану, который тоже смотрел на него. Но о не мог дать ему какой-то определённый знак, боясь, что это, наоборот, привлечёт к парню лишнее внимание. Мин не должен был показывать особое отношение к Плану. Он не знал, как именно их сюда доставили и использовали ли они силу. С виду План был в порядке, тем не менее некоторые травмы могут не проявляться сразу и носить внутренний характер. – Вы знали, кто я! – закричал Ган, окончательно осознавая истину, и кинулся в этот раз на Марка. – Ты точно как мерзкая шлюха использовал постель и споил меня!– Ещё скажи, что изнасиловал. Если хочешь, могу выслать тестю наше хоумвидео, правда, едва ли ты там выглядишь слишком протестующим, – Марку было смешно, когда первым человеческим импульсом было обелить себя. Страх заставлял людей позабыть, что они делали, и притворяться униженными, оскорбленными жертвами, которых кто-то другой вынуждал и оклеветал. Люди по большему счёту лживые ходячие мешки с дерьмом, а Марк хотя бы был честен с собой. – Это будет последним, что ты сделаешь, продажная тварь! – после чего Марка ударили. И если бы он не был связан по рукам, с радостью бы ответил. Но его единственным оружием был рот. Пока Марк мог говорить, он собирался наносить удары, едва темнота в глазах рассеялась, а кровь в уголке губ была стёрта собственным языком. – Ты слышал своего отца. Отпусти нас. Иначе и тебе, и твоим людям, – Мин перевёл взгляд на наёмных бандитов, и в особенности на Макао, глаза которого блестели. Тем не менее слова Напата-старшего были весомым доводом, чтобы не принимать идиотских решений и творить самовол. – ... будет уже негде работать. – Не притворяйся, будто ты другой! – огрызнулся Ган, отпуская Марка. Язык тела говорил, что Напат-младший осознал поражение, хотя яд продолжал сочиться. Это было похоже на то, как после смерти тело всё ещё способно подёргиваться и сгибаться на протяжении нескольких часов, поскольку мышечная ткань сокращалась, когда человек умирал, и в зависимости от того, сколько и какие именно мышцы сокращались во время агонии, могло показаться, что тело умершего движется. Но это лишь иллюзия. Вот и с Ганом было также — он был уже ?мёртв?, однако продолжал брыкаться. – Да, мы похожи, — без труда согласился Мин. — У нас обоих проблемы с отцами, и мы пытаемся им что-то доказать. Но знаешь в чём разница? Мой отец — весь такой идеальный и сводящий меня этим с ума, с огромным перечнем принципов и правил добропорядочности, почтённый спаситель чужих жизней. А вот твой преступник, даже если и притворяется законопослушным гражданином. И в нашем мире от меня не избавятся, а от тебя... что ж, в вашем мире история знавала случаи и похуже. – Думаешь, ты лучше? Ты всего-навсего жалкий трус! Я же не прячусь от своей судьбы и унаследую семейное дело, как бы тяжело это ни было.– Это вопрос относительный: кто из нас трус. Во всяком случай, мой отец не скрывает меня. Что бы я ни делал, он никогда не отказывался от меня. Но от тебя... Тем более, когда есть Нана, которая и есть твоим слабым местом и в то же время самой большой опасностью. Возможно, изначально отец и планировал сделать тебя наследником, а Нану удачно выдать замуж и сиять за её счёт в обществе, однако мы оба знаем, что твою сестру не устроит такой простой расчёт. В ней куда больше власти и амбиций. И если ты облажаешься, решение могут пересмотреть. – Нана не захочет этого! – закричал Ган, убеждая то ли его, то ли себя.– Разбирайтесь сами. Мне нет дела до вашей семейки, пока вы не трогаете мою. Предлагаю больше никогда не пересекаться.Пришлось вытерпеть извергающиеся в его сторону проклятия и новую попытку Гана наброситься, но на удивление Макао не позволил молодому человеку это сделать. Мин же, не показывая нерешительности, подошёл развязать Беста и Плана, пока никто из людей Напата ему не помешал. – Ты цел? – шепнул он на ухо Плану. Тот вымученно кивнул. Этот же вопрос он задал университетскому другу, который в отличие от Плана выглядел дёрганым и не понимал, что происходит. Однако именно это заставляло Беста проглотить язык и также обойтись лишь кивком. – Ну что, развяжешь меня сам, любимый? – в это время издевался Марк над Ганом, самостоятельно поворачиваясь к нему спиной и дергая связанными руками. – Ты поимел меня, – повержено прохрипел носитель имени Ганнибал.– Ну что ты, мы же регулярно менялись! – Мин закатил глаза и быстро подошёл к другу, чтобы тот не испортил им всё под самый конец. Плана и Беста он уже отправил вперёд к выходу. – Прекращай. Мы закончили здесь, – он сам развязал веревки. Марк потёр покрасневшую кожу на запястьях. Мин взял младшего за локоть, и они пошли следом за двумя ранее освобождёнными. Никто их не остановил. Только когда все четверо сидели в машине, и Мин выехал на трассу, тишина между ними была нарушена. – Блять! Что это вообще было? – закричал Бест. – Прости. Мне жаль, что так вышло. Не думал, что они даже до тебя доберутся.– Да я заметил, что ты был готов! Во что ты вляпался с тех пор, как мы не виделись? Ты с ума сошёл связываться с мафией! Понимаю, тебе не хотелось работать с отцом, но такое...– Не я с ними связался, а они со мной. И это началось ещё в универе и не связано с моим бунтом против отца, – устало объяснился Мин. От дальнейших возмущений его прервал телефонный звонок. Мин надел гарнитуру на ухо и ответил на звонок отца.– Мы выбрались, – сказал он первым, сворачивая и сосредотачиваясь на дороге. Он не выносил говорить с отцом в присутствии других людей, а этот разговор тем более не хотелось осложнять.– Сын Нила Напата похитил Плана?– Не только его. Тут со мной ещё Марк с Бестом. Но я разобрался. Они в порядке.– Не могу поверить, что ты ввязался в подобную историю, – голос отца звучал разочарованно. Хотя мужчина и помог ему, когда несколько дней назад Мин рассказал, что узнал, кто стоит за нападением. Они снова поругались (как в самые лучшие времена), и всё же Мин не хлопал дверьми, не сбегал, не пытался оправдаться. Сейчас больше всего ему хотелось покончить с этой историей, а для этого нужна была помощь отца. И, в конце концов, тот связался с Напатом-старшим во второй раз. – Поговорим позже. Я развожу их по домам.– Привези Плана в больницу, – Мин посмотрел в зеркало на заднее сидение, где расположились План и Бест, и задержал взгляд на первом. – Хорошо, – теперь, зная чужой секрет, он понимал для чего это нужно. План оставался пациентом отца, да и вообще снова попал в неприятности из-за их семьи. Мин отключился и тяжело выдохнул. – Он зол? Не разнёс там случайно целое крыло больницы, в котором лежит? – с усмешкой спросил Марк, сидящий рядом на переднем сидении. Он был среди них самым расслабленным, будто они возвращались с каникул, даже несмотря на уже проявляющийся на щеке отёк и разбитую губу. Глубоко внутри Мин восхищался другом. Марк был одним из самых сильных людей, которых ему довелось встретить, хотя он никогда не позволит тому узнать об этом. – Завезу тебя домой к родителям. Ган может нагрянуть к тебе на квартиру сгоряча, кто знает, – заданный ему вопрос остался проигнорирован.– Ты такой заботливый, прям душка. Пи План, смотри не пожалей, что отверг его, – Марк развернулся и, обняв руками сидение, смешливо обратился к старшему. Мин не уловил реакции Плана, но зато заметил через зеркало шокированный взгляд Беста.– Какого хрена, Мин? Я и об этом не знаю? Так ты на самом деле сменил ориентацию?– Давай не сейчас, – Мин не собирался обсуждать свою личную жизнь в такой ситуации.– Он теперь у нас би или пан, сложно понять. Ты не хуже меня знаешь, Пи Бест, какой он колючка и что ничего не расскажет, если его не прижать, – Мин закатил глаза, наблюдая за этим "союзом" Марка и Беста. Они всегда олицетворяли две разные стороны жизни Мина, поэтому было странно наблюдать за этим объединением. – Не беси. Тебя совсем не волнует, что ранее мне предлагали выбрать, кого из вас убить?– Конечно волнует! Но я всегда уверен в себе. Плюс, я спал с главным злодеем. У меня был туз в рукаве по сравнению с ними, – он тыкнул в парней на заднем сидении пальцем и бесстыдно ухмыльнулся. Мин заехал на территорию особняка семьи Марка. Его отчий дом не особо отличался от того, где жил Мин. Разве что сама постройка была более экстравагантной в стиле постмодерн. Кажется, мать Марка даже здесь принимала участие как дизайнер. Если кто и удивится, что блудный сын вернулся, то не будут возражать. В семье Марка обожали, как бы тот себя ни вёл. Маленький гаденыш умел очаровывать даже членов своей семьи.– Так и быть, на сегодня достаточно приключений. Но предлагаю позже встретиться и отпраздновать. Можем даже организовать клуб тех, кого неудачно похитили, – Мин помог другу выбраться из машины и, не задерживаясь, выехал обратно.– Бест, теперь тебя отвезу, – его университетский друг был из простой семьи среднего класса, жившей в небольшом классическом доме. – Чувак, это всё было не шуткой? Этот псих на самом деле мог нас убить?– Не знаю, – честно ответил Мин. – Нам с Марком повезло узнать о нём чуть ранее и успеть подготовиться. Иначе не знаю, чем бы всё это закончилось. – Знаешь, я почти пожалел, что подсел к тебе на первом курсе, – может это было сказано в шутливом тоне, но Мин понимал, что парень имеет право именно так и думать. Любой здравомыслящий человек будет сожалеть о встрече с ним после подобного. – Я предупреждал тебя многие года.– Ну, с твоим плохим характером я всегда мог справиться, а вот с настоящими пушками уже перебор, – Бест содрогнулся, вспоминая произошедшее. Мин узнал, что друга схватили по дороге с работы домой. От автобусной остановки до его дома нужно было пройти по нескольким переулкам, и на одном из них на него напали сзади, а очнулся Бест уже связанным в каком-то непонятном месте. И только наличие двух людей в аналогичной ситуации, в одном из которых узнал знакомого по университету розововолосого старшего, помогло ему держаться. Да и второго парня узнал – лично они не встречались, но Бест видел его на некоторых фотографиях Мина, когда нахально рылся у него в телефоне, когда тот не видел. Именно тогда понял, что это как-то связано с его другом.– Прости ещё раз, – услышав извинения Мина, Бест удивился почти так же, как если бы увидел призрака. – Перестань смотреть на меня так, будто я тебе Америку открыл.– Услышать извинения с твоих уст так же сложно, как открыть материк, – пошутил парень. – Безумно рад, что чувство юмора не покинуло тебя даже после сегодняшнего. Иначе как бы я жил без этого? Иди отдыхай, шутник. Я наберу тебя на днях, тогда и поговорим нормально, – Мин ждал до тех пор, пока друг не скрылся за дверью своего дома.Теперь он остался наедине с Планом, который продолжал молчать всю дорогу. Мин кашлянул и запустил руку в собственные волосы, ерзая по сидению.– Не хочешь пересесть вперёд? – их взгляды встретились. Не удавалась прочитать, что конкретно было в чужих зрачках, но всё же План молча пересел. – Мы заедем сначала больницу, а уже потом к тебе. Хорошо?– Кхун Равит приказал? – Скорее посоветовал. Как тебя поймали? Тебя били? – на языке вертелась сотня вопросов, но сорвались лишь главные. Такая волна беспокойства о другом человеке была для Мина несвойственна и оттого вгоняла в оторопевшее состояние, будто кто-то другой поселился в его теле. – Напали со спины и усыпили. Повезло, что фторотаном, а не ударом по голове, иначе не знаю, говорили бы мы с тобой сейчас, – не важно, было ли это везением или нет, но от чужих слов внутри что-то сжалось. С тех пор, как он узнал о хрупкости Плана, кто-то будто сжимал Мина в кулак каждый раз, когда этому парню грозила опасность. Если мать ушла совсем неожиданно, до того дня он и помыслить не мог о такой возможности, поскольку жил в иллюзии врачебного всесилия, то с Планом было иначе. Он понял, что значит бояться потерять кого-то. Поэтому Мин так долго избегал подобных чувств и привязанностей. Однако даже ему не удалось бежать вечно. Его догнали, и если у Гана он выиграл, то жизни – проиграл. И Плану проиграл… в который раз.– я не забывал твои слова, — продолжил План. — Ты сказал не геройствовать и довериться тебе, поэтому пришлось просто ждать, — докторишка смотрел на него такими чистыми глазами, в которых сквозило две самых опасные вещи — доверие и принятие. Опасных, потому что они, подобно чуме, способны уничтожить. – Спасибо... что поверил, – было странно испытывать поглощающую волну эмоций только потому, что тебе доверились. Но поврежденный и израненный Мин, имеющий сотни колючек, тысячу отговорок, проблемы со сближением и доверием, ждал и боялся этих слов. Боялся человека, которого он не захочет отпускать, который перекроет раны прошлого и позволит начать заново. – Я знал, что захочешь вернуть долг. Ты ведь сотни раз утверждал, что в прошлый раз я спас тебя, ну или по крайней мере пытался, – План уткнулся в дверное стекло и чертил на нём непонятливые фигуры пальцами. – Дело не в долге, я не настолько благородный, – удалось ему выдавить из себя, когда они заехали на парковку больницы. – Договорим позже. Сейчас пройди нужные обследования и убедись, что я не убил тебя, – оба вышли из машины, однако Мин дошёл лишь до главного входа, привычно останавливаясь.План оглянулся, но не потребовал объяснений. Он и так знал о его внутренних демонах. План не был зол или разочарован, просто знающе кивнул. – Подожду тебя здесь. Мне нужно отойти от... — Мин описал круг указательным пальцем. — ...случившегося. И с отцом сейчас не хочется встречаться.– Я поговорю с ним, если это поможет. – Это были последние слова брошенные ему, когда парень скрылся за автоматическими раздвижными дверьми. Мин присел на ближайшую лавочку, подняв голову к небу. Жаль, что в городе звезды прячутся. Глаза закрылись, и он позволил себе выдохнуть. Да, Ган ещё где-то рядом в одном с ним городе, но теперь не посмеет открыто наступать. Мин предполагал, что отцу пришлось заключить какую-то сделку с Напатом-старшим, а также осознавал, что если бы не он, отец никогда бы не втянул себя в подобное. Однако мазохистский процесс самобичевания был прерван холодным касанием чужих губ.Моментально открыв глаза, Мин увидел перед собой копну растрепанных розовых волос.– Забыл, – прошептали губы, отрываясь и отдаляясь на безопасное расстояние. Это был поцелуй-бабочка, невесомо размахивающий крыльями и упорхающий за секунду. Такими поцелуями обмениваются невинные дети или старые супружеские пары, величавшие себя семьей. Мина никто так не целовал, так же как и он других. План был весь такой особенный в своей обыденности, разрушая его уклад жизни и привычки с первого дня, когда вошёл в его жизнь. Ни тело, ни язык не воспроизвели попытки остановить парня, который так резко вернулся, а теперь снова скрылся в дверях больницы. В мире существовали сотни видов поцелуев. Первый поцелуй, семейный поцелуй, дружеский поцелуй, романтический поцелуй, поцелуй похоти, поцелуй-издёвка, поцелуй-жалость, поцелуй-благодарность, поцелуй-выгода, поцелуй-сделка, прощальный поцелуй, поцелуй-утешение, поцелуй-развлечение, поцелуй-месть, поцелуй-проверка.Каким же был поцелуй Плана? Что он означает??Спасибо, что спас меня???Отдаю должок???Ты сидел такой весь жалкий, а я утешил тебя???Отвечаю взаимностью на твои чувства???Решил проверить, что всё ещё ничего не чувствую к тебе??Десятки вариантов вертелись в голове, сплетаясь в один клубок из запутанных нитей сомнений, догадок, предположений. Но это позволило ему полностью отойти от адреналина после ситуации с Ганом. Теперь его проблемой стал всего лишь какой-то поцелуй, а не сохранение своей и чужих жизней. Достойный регресс.Мин даже толком не заметил прошедший час, когда План снова оказался рядом с ним. – Результаты будут завтра, а внешняя проверка ничего не выявила. Теперь можно домой – отдых лучшее лекарство.– Ты можешь взять больничный? – Попрошу. Хотя мне будет сложно объяснить, что их новый ординатор не пришёл в больницу, потому что его похитили, а ещё рассказать о том, что я сам не лучше пациентов. – Поехали к тебе. Надеюсь, твои родные не сильно нервничали, когда не смогли связаться с тобой.– Я позвонил им, пока был внутри. Сказал, что пришлось срочно поменяться сменами, а я был слишком занят, чтобы зарядить телефон, – Мин устало кивнул. Одной проблемой меньше. Ему стало бы не по себе, если бы маленькая Прим и Кхун Нари места себе не находили. – Я также поговорил с твоим отцом. Рассказал ему, что случилось.– И как он отреагировал?– Достаточно спокойно. Вещами не бросался, тебя не проклинал, хотя был суров. Я добавил, что нам всем повезло, что у тебя был план, и ты рисковал жизнью, поехав туда.– Не надо этого. Я не считаю себя героем, а отец — уж тем более не будет. Всего лишь хочется знать, насколько моя жизнь станет невыносимее после этой истории.Теперь машина направлялась к квартире Плана, где того ждали мать с сестрой. Мин был измотан и физически, и эмоционально. Но знал, что не может делать вид, что забыл о поцелуе, даже если План вёл себя так, будто он не возвращался и не шокировал его этим.Он припарковался на одном из немногочисленных свободных мест в последнем ряду под красной флуоресцентной лампой, которые заполняли всё пространство подземной парковки жилого комплекса, куда переехал парень. Салон наполнился отблеском неонового света, окрашивая их абсурдно-безмолвную пантомиму. Он отстегнул ремень. План последовал примеру, но из машины не вышел. – Знаешь в чём опасность поцелуев? – спросил Мин. – В чём? – После одного можно захотеть ещё. Поцелуй человека, который тебе нравится, и мысли об этом будут преследовать тебя повсюду. Ты больше не сможешь сдерживаться и вернуться к состоянию "до поцелуя". Вот и я не могу вернуться к тому, когда тебя ещё не было в моей жизни; когда я ещё не целовал тебя, а ты не целовал меня.Мин любил тишину. В ней он чувствовал себя защищённым. Многие слова лгут, тишина же скорее интригует, дарит надежду, просит ещё времени. Однако рядом с Планом она наполнялась не только волнующим чувственным напряжением, которое возникает, когда между двумя людьми что-то есть, но и скребущей тошнотворной неуверенностью, настолько ему несвойственной, что он ощущал себя дикий зверем, впервые загнанным в зоопарк. Но нравственный кодекс молчания – это другое. Расплывчатая и многогранная штука. – Я интересую тебя даже после того, как рассказал правду? Не нужно быть гением, чтобы понять, насколько Плану было сложно задать этот вопрос. Этот вопрос из тех, что раздрабливают внутренности, царапают легкие и выталкивают воздух. Мин пытался понять, как облечь свои чувства в слова, потому что он всё ещё ощущал тень былой ярости в отношении парня, хотя и понимал, что тот привязал к себе нитями, из которых ему уже не выбраться. Может, он молчал непозволительно долго, потому что План вдруг рассердился и, развернувшись в его сторону, слегка ударил в грудь.– Если жалеешь меня, то спасибо, но ты переходишь границы. А если испытываешь что-то, то… имей смелость сказать в глаза.– Ты думаешь это так легко? – съязвил Мин в ответной вспышке. – Я не просил этих чувств! Он действительно не хотел этого. И дело было не конкретно в том, что План случайно попал в аварию и чуть не погиб, или что План — парень, или что протеже его отца. Мин просто не хотел влюбляться. Это хоть и приятная составляющая жизни, но едва ли обязательная. А он привык существовать в собственном замкнутом мире, не лишённом развлечений, масштабов, возможностей и без любви. В мире, где орбиты вертятся вокруг центра, которым он для себя и являлся. Однако сейчас центр съехал, сбрасывая самого себя с пьедестала, и уже некуда было бежать и нечего прятать.Он поймал чужую руку и с редкой для него нежностью провёл подушечками пальцем по ладони.– За двадцать четыре года такой я только с тобой. Ты вытягиваешь из меня чувства, действуешь на меня как магнит, — Мин притянул руку к своей щеке и она, как марионетка, легко поддалась воздействию. — Такой ответ тебя устроит?У Плана было странное выражение лица, будто он так же завис, как недавно Мин, когда обдумывал прикосновение чужих губ. Да, они оба уже не были подростками, оба страдали и предпочитали быть сами по себе. У них было множество причин не поддаваться слабостям, но все же человеческое сердце способно чувствовать, даже вопреки всем здравым возражениям.– Я очень давно ни с кем не встречался, – звучало так, будто это должно было как-то остановить Мина.– И? – он пожал плечами и оставил легкий поцелуй на чужом запястье. – Я вот встречался, но не думаю, что это имело большое значение.– Ты меня не утешаешь.– Пытаюсь быть честным. Сейчас больше всего я хочу оказаться человеком, ради которого тебе бы захотелось поступиться своим одиночеством. Я знаю, что тебе нравится быть одному, но просто подумай... не отвечай сейчас, — Мин выпустил его руку и пронзил парня взглядом, который заставил того наконец пошевелиться и открыть дверцу автомобиля. План уже стоял снаружи, когда он заставил парня обернуться, открыв окно и кинув своё последнее слово:– Я поцелую тебя в следующий раз, и, если ты ответишь, я приму это за согласие. Мин собирался завязать с ежедневно-контролируемой рутиной. Он позволит себе чувствовать.