Jungmin (1/1)

Клубы пыли волочились по земле, гонимые диким западным ветром. Запах металла, казалось, напрочь забивает лёгкие, въедается глубоко под кожу, отравляя кровь. Кровь окрашивает землю в багрово красные одеяния, обнажая только огромные кратеры и рытвины от упавших с небес бомб, разворошивших почву на много метров вниз. Небо заволокло грязно-серыми тучами, из-за которых иногда сверкали извилистые молнии, посылаемые Царём Небес Хванином, и слышался раскатистые удары грома.Джемин идёт по выжженной земле тихо, крадучись, прижимая к груди автомат и поправляя каску. На земле навечно заснули солдаты, изможденные голодом, измученные страшными ранами и бессмысленной войной, отнявшей жизни миллионов людей от мала до велика. НаНа, как ласково звала своего сына ныне мёртвая мать, осматривался по сторонам, замечая знакомые лица когда-то соседских мальчишек, с которыми он играл во дворе. Ли Джено, Ли Донхёк, Пак Джисон, Ян Чонин … он всматривается в мертвенно бледные лица, остекленевшие глаза?— война беспощадна.Гудение рассекающих грозные тучи самолётов заставляют Джемина резко упасть наземь, глотая безжизненную пыль и мелкие камни, ощущая во рту привкус песка. Мелкие песчинки неприятно скрипят о зубную эмаль, стоит ему сомкнуть челюсти. Сердце бьётся в бешеном ритме, набатом отдаётся в ушах его биение, заглушающие остальные звуки. Война за власть, война за свободу?— глупость, если гибнут невинные люди. ?Нам желали лучшего мира, нам обещали спокойствия и процветания,?— вспоминает агитационные слова председателя правой партии,?— но нам дали смерть и разрушение?. Вдалеке слышится автоматная очередь.Джемин одним рывком встаёт с земли, подхватывая автомат, и бежит к ближайшему укрытию. За песчаной оградой чувствовать безопасность и уверять себя в ней?— самовнушение. Со стороны леса слышится тяжёлый шаг армейских ботинок по гальке, постукивание магазина с патронами друг о друга. НаНа едва ли дышит, крепче сжимает автомат, до боли в мышцах и белых костяшек, сглатывает вязкую слюну, в которой всё ещё остались песчинки, чувствуя, как кадык задевает порванный ворот рубашки, где виднелись крупные пятна крови?— не его.Его взгляд цепляется за тело бездыханной девочки, точнее что-то напоминающее девочку. Крохотное тельце было изорвано осколками бомбы, он чётко видел их под белёсой кожей, тёмные волосы всклочены, а белые гольфики и сарафанчик заляпаны темнеющей кровью, от милого личика ничего не осталось. Её безжизненная ручка лежала на земле, а у Джемина воспоминание о том, как точно такую же он держал перед самым началом бомбёжки, как пытался успокоить сестру Донхёка, вытирая с её пухлых щёчек дорожки слёз, как она просила не оставлять её, а потом пустота?— Сольхи похоронена под толстым слоем земли. Слёзы На впитываются в ткань, он вытирает лицо руками, размазывая по лицу грязь. Сейчас не время плакать по ангелам.Шаги всё ближе, как и звук щёлчка, говорящий о том, что враг выстрелит в тот же момент, если он захочет внезапно напасть. Баррикада совсем не то место, где можно предаваться воспоминаниям или грезить о светлом будущем, когда вокруг не затухают пожарища, оставленные после смертоносных железных птиц. Джемин зажмуривается, вспоминает всех мёртвых и живых, всех богов, в которых когда-то верил и выходит из укрытия, целясь во врага. Он теряет дар речи, его связки не могут издать ни звука, словно окаменели в одночасье.—?Джемин,?— не вопрос?— утверждение, смешанное с горечью и чем-то ещё, таким потаённым в мягком голосе, совсем неподходящим для войны.—?Хён,?— жалкое, не верящее и неуверенное.НаНа смотрит в чернеющую галактику с планетарными вкраплениями, видя совсем не солдата, а Ким Чону?— старшего однокровного брата Ли Джено, милого хёна с сияющей улыбкой и перепачканными в чернилах руками. Запах металла будто сменяется ароматом терпкого кофе, воздушной пастилы и трепетными чувствами в юном сердце, когда старший ерошил мягкие волосы Джемина. Сердце неприятно ноет, требует немедленной капитуляции перед первой любовью, но разум, пусть и слегка затуманенный, держит в ежовых рукавицах, отметает глупые мысли.Ким Чону?— первая любовь мальчишки На Джемина, постоянно разбивающего коленки и ошивающимся рядом с Джено, чтобы быть поближе к милому хёну. Ким Чону?— первый человек, поселивший в душе тепло любви и подаривший первый поцелуй На Джемину. Ким Чону?— солдат с нашивкой страны-врага, держащий Джемина на прицеле и смотрит на него с лютым холодом. Пальцы НаНы подрагивают, как и всё тело, ком в горле не хочет пропадать, а слёзы застилают темнеющий взгляд.—?Рано или поздно мы бы встретились,?— монотонно констатирует Чону, удобнее перехватывая винтовку.—?Хён… — всё, что может выговорить Джемин, возрождая в воспоминаниях счастливые моменты.—?Забудь, НаНа,?— требует Ким. Он сильно смыкает челюсти, отчего его лицо выглядит напряжённым.—?Что забыть? —?не понимает парень. Солдатская форма совсем ему не идёт, она смотрится мешком на худощавом теле.—?На войне нет любви, слышишь? Только смерть и хаос… Уходи пока можешь, сюда сейчас подойдут люди из моего отряда,?— всё ещё холодно, но во взгляде беспокойство.Джемин ничего не соображает: откидывает автомат в сторону, не прекращая смотреть на Чону, и медленно подходит к нему. Шаг за шагом, шаркая ботинками по шуршащей гальке. Чону теряется, когда дуло автомата упирается прямо туда, где клокочет сердце, где бьётся ещё одна невинная жизнь. НаНа смотрит глаза в глаза, пытается найти того человека, которого он знал до двадцать пятого июня тысяча девятьсот пятидесятого года, но находит только предателя Родины, труса, перебежавшего на иную сторону, когда родная земля попала под гнёт врага.—?Мне не нужна твоя жалость, понял? —?злится Джемин, хватая за воротник чистенькой формы на расстоянии дула. — Ты чёртов трус! Сбежал на сторону врага, когда они бомбили твой дом! Когда убили Джено и всех остальных! Я верил, что найду тебя в подполье, до последнего, но, как оказалось, ты ничем не лучше этих ублюдков!У НаНы жгучая ярость течёт по венам, в глазах кострища не хуже настоящих. Кажется, ткань трещит под его пальцами, а быстро вздымающаяся грудь не даёт сполна насладиться кислородом, обогащенным свинцом от недавно пролетающих пуль. Дыхание у Чону перехватывает, когда вдалеке слышится северокорейский диалект и весёлый гогот, означающий, что они близко. Указательный палец застыл на курке, стоит немного надавить на него, и жизнь уйдёт из Джемина с оглушающим выстрелом и тёплой кровью.—?Мы воюем за объединение Кореи, НаНа, ты не хочешь этого? —?голос дрожит, но Чону непоколебим, смотрит внимательно на Джемина.—?Какой ценой, хён? Убиваете людей одной нации, называя это объединением? К чёрту такой мир! Ваша война бессмысленна, а кровь на ваших руках реальна.Чону обдумывает его слова, но понимает, что Джемин хочет посеять в нём сомнения, хочет остановить, но цель слишком соблазнительна. Ким верит в победу всем сердцем, верит в лучшее время после достижения плана Ким Ирсена. Меж ними чёткая грань: враги, две противоборствующие стороны. С каждым усилением голосов солдат северокорейской армии Чону понимает: конец придёт либо им двоим, либо Джемину. Джемин это понимает тоже, поэтому аккуратно отводит дуло автомата от своего сердца и притягивает Чону к себе.Сухие губы касаются губ Чону, возвращая их на некоторое время в мирное время, где они были влюблёнными. Где Чону был старшим братом Джено, учился на инженера, по ночам рисуя чертежи, и безумно любил мальчишку На Джемина, от которого ему некуда было деться. Время, где под липой он подарил первый поцелуй, пропитанный весенним ветром, запахом выпечки и пастилы, а ещё юношеской неловкостью. Сейчас же в нём только горечь, принятие действительности и скорая смерть. Джемин отстраняется и возвращает автомат в то положение, в котором оно было. Пульс неистово бьётся под железом, отдаваясь вибрацией.—?Просто избавь меня от этого мира, хён,?— просит На, смотря влюблёнными глазами на Чону.—?Я люблю тебя, НаНа,?— говорит Чону, смотря на слабую улыбку обескровленных губ, а после раздаётся выстрел.Слёз не видно из-за начавшегося дождя, но оно и к лучшему. Дождевая воды смывает грязь с идеального лица, смешивается с ещё тёплой кровью и проливается на землю, как очищение от всех грехов. Солдаты, подошедшие на звук выстрела, в одобрительном жесте похлопывают Чону по плечу, а у Кима желание покончить с жизнью, только он не может. Он не имеет на это право… он смотрит на Джемина в последний раз, запоминая дату его смерти… девятнадцатое сентября тысяча девятьсот пятьдесят второго года…***На камзоле блестят медали, идеально начищенные туфли сверкают в лучах сентябрьского солнца. Чону поправляет фуражку от назойливого ветра, стоя напротив массивного камня. Проводит ладонью по высеченным в камне буквам. Ли Джено, Ли Донхёк, Пак Джисон, Ян Чонин… На Джемин… на братской могиле более ста тысяч имён, украшающих его со всех сторон. Нет дат гибели этих людей, но у Чону в памяти точно клеймо ?19.09.1952?.Как иронично, что братская могила объединяет северян и южан, а в реальности Северная Корея потерпела неудачу.?Ваша война бессмысленна, а кровь на ваших руках реальна?,?— проносятся в голове слова Джемина. Он был прав, прав от начала и до конца, но Чону слишком сильно поверил в победу, убив собственными руками любимого человека. На руках Чону не только кровь невинных людей, но и кровь На Джемина, который верил в него до конца.Он ничем не лучше этих ублюдков…