Часть 4 (1/1)

Все, что я успела уловить своим вовсе не музыкальным слухом, были сначала режущие воздух выстрелы, а после глухие два удара безжизненных тел об асфальт. Зажигание. Машинка рванула вперед по серой шершавой поверхности, темное небо дергалось оранжевым светом фонарей надо мной, а дорога светилась тускло-золотым. Тело болело, пара синяков от цепких пальцев того ныне мертвого скота саднили и тянули кожу, перед глазами плыло... А спокойствие раздавливало разум своей тяжестью. Шелдон все же успел, успел, опоздав на этот поезд так беспечно-элегантно, что это можно было ему простить. В салоне снова едко и выжигающе защипало сигаретами, я боялась смотреть налево. Только краем глаза замечала точеный строгий профиль осевшего в Америке предка краснокожих и лихорадочно блестящие черные глаза - Сэндз не убивал уже с целый месяц и теперь привыкал снова к ощущению липкой крови на душе и пальцах. Вдруг пришла веселая мысль на ум - а что было бы, будь у него Совесть? За годы службы ЦРУ, за годы жизни и той жизни отнятия у других остался только слепой глухой и безжалостный Метод Анализа и Поиск Выгоды. И если ли место чувствам за его стальной черной маской? Не сомневалась, что есть... Но только как бы хотелось узнать хотя бы тысячную долю от этих горьких мыслей и щекоток, коими я обзывала Чувства, меряя весь мир и даже такого отличного от мира вокруг Шелли. Все не могла решить - он чужой этому миру или соткан из него целиком, из самых редких тонких ниточек солнца? Нельзя было угадать, откуда он, какая у него кровь и какая земля когда-то была ему равна? Знала только, что глаза он щурит, как охотник с красной кожей на солнце, а хмурит брови, точно молодой разгоряченный морем и далекими горизонтами в ярком свете испанец. Он был одним из странных разновидностей человека - Американцем на этом странном двояко диком материке, на котором кровь смешалась и нагрелась до адской температуры. Впереди замаячила стайка золотых огоньков, которые дрожали и расплывались, стоило мне скрыть видимое под ресницами, оставляя щелочку между веками для различия света и темени. Шелдон взял вторую сигарету, обжег ее кончик огнем зажигалки и выпустил густой беловато-синий дым через нос, на секунду зажмуриваясь так крепко, что, наверное, у него поплыли перед глазами разноцветные круги усталости. Только через сорок минут этой полудремы ночной холод добрался до моей кожи снаружи. Я вздрогнула и широко распахнула глаза, понимая, что я так и осталась сидеть в положении сломанной куклы без майки или чего подобного. Молниеносно я сорвала свою куртку с бедер и спряталась в нее, сотрясаясь всем телом от опоздавшего озноба. Шелли только лишь прожжено и криво усмехнулся, привычным жестом откидывая волосы с лица назад и заглядывая в зеркало на свое отражение. Налюбовавшись вдоволь своей ядовитой красотой, он убийственно сверкнул глазами на мой темный силуэт в зеркале, отчего меня передернуло с новой силой. Я задремала, казалось, на пару минуток, но сознание позволило мне созерцать происходящее, когда машина остановилась у тихого отельчика на окраине, вывеска над входом в который неоново мигала и подрагивала, сообщая скучное название на испанском. Усталость словно пригвоздила мое бренное тело к прохладному от ночи кожаному сидению, а нега металась в нем, не разрешая двинуть хотя бы пальцем. Еще на секунду я прикрыла глаза, как спокойствие спугнул звук открывающейся двери автомобиля. Не успела и опомниться, как Шелдон молча взял меня на руки, прижав к своей груди, как ребенка. С этого момента я не могу вспомнить ничего кроме терпкого запаха его кожи, табака и бодрящего, как лед за шиворот, одеколона, сильных рук на моей спине и коленях и недовольного сопения мне в волосы, которые почти точно невыносимо щекотали ему нос. Он был явно недоволен, но нес свой не такой по правде и тяжкий крест достойно, хоть на самом деле сам устал не менее моего. Новое раздражающее пятно памяти - неприятный звук пикнувшей карточки-ключа от дешевого номера и прохладные, тем не менее свежие простыни, ласково коснувшиеся моей разгоряченной сном кожи. Шелдон забыл что-то в машине, вышел... И снова темнота в комнате смешалась с темнотой в моих глазах. Не знаю, почудился ли мне знакомый насмешливо-добрый шепот в самое ухо: "Кровать одна, подвинься, малыш."... Разбудило меня не теплое солнышко, не шелест листьев за окном, не ветерок, а звук выстрела пистолета без глушителя, сотрясший воздух, но не потревоживший ничего в сонном утреннем окружении. Почти не вызывало удивление произошедшее - мало ли кто стрелял наружи. Не вызывало до тех пор, пока не стало ясно, что режущий хлопок все еще гудел пепельной дрожью с крохотного балкончика этого номера. Я вывалилась из кровати, зачем-то на минуту ткнувшись носом во вторую еще не совсем охладевшую подушку, вдыхая терпкий знакомый запах Шела. Теперь я была уверена, что запомнила его надолго и узнаю Сэндза по одному запаху, вырви мне кто глаза и заткни уши. Вдоволь повалявшись по его половине кровати и отметив себя этим самцом, я выползла на свежий балконовый воздух, тут же наткнувшись на своего спутника, так неловко прижавшись к его спине и обжегшись о его горячую смуглую кожу... Он был в одних черных рваных на бедре и обеих коленках джинсах, босиком, такой интимно домашний и незнакомый. Он щурил глаза на солнце, хмурился, наставив дуло пистолета на синь неба. Дико мне захотелось коснуться сего изваяния в этот момент - я коснулась ладонями его спины, положила их на напряженные лопатки, провела кончиками пальцев выше к шее, затем принялась разминать ее плечи, прижалась к Шелу чуть сильнее приличного и резко наткнулась взглядом до темного изображения его на правом плече. На бледно-бронзовой коже поблескивала въевшимися чернилами татуировка - большая черная с зеленым отливом змея с открытой огненной пастью, острыми зубами и горящими золотом глазами. От напряжения рук мышцы их напряглись, кожа натянулась,.. А змейка вдруг совершенно радостно и добродушно улыбнулась, да так, что и выражение ее глаз стало раскосым и капельку радостным. Я затыла, любуясь на непомерно старую (примерно двадцатилетней давности по стилю) работы неизвестного мастера татуажа, ныне уже борясь с желанием прижаться к той змеиной улыбке губами, но зная, что никогда не позволю такого... Вместо этого я с утренней заспанной хриплотой шепнула сзади ему в шею: "- Кого же ты хочешь убить? Там нет ничего кроме воздуха." Шелдон на миг расслабился и снова напрягся всем телом, уставляя пистолет на белый слепящий светом диск солнышка,- За воздухом есть бесконечный вакуум... И солнце с тысячью звезд. Не думай так узко. - Он широко и дьявольски сладко ухмыльнулся моему удивлению... И внезапно очередной выстрел оглушил меня. Сэндз подбил большую черную птицу, немного напоминающую ворона, и та медленно начала опускаться вниз, отчаянно маша темными блестящими на солнце крыльями.- Ты убил птичку. Зачем она сдалась тебе? - Мне почему-то стало непомерно жалко это глупое черное существо, которое, видимо, не успело ничего толком понять. Я посмотрела вниз с балкончика - на земле валялось еще три такие птицы непонятного вида. - Они мешали тебе спать. - Шелдон вдруг расхохотался, пусть злобно и тихо, но... Но он смеялся. Слышала его смех впервые, но, кажется, он отпечатался невидимыми мурашками на моей коже надолго. - Тебя волнует качество моего сна? - Прошептала я с наигранной насмешкой, которая прозвучала странно по-детски и тихо.- А почему бы нет? Вдруг, когда ты выспишься, ты будешь симпатичнее..? Хм... - Шелдон резко развернулся ко мне лицом, заткнул пистолет за джинсы и медленно притянул меня за талию к себе, оставляя руки на бедрах. Оценивающий взгляд пробежал по моей фигурке, я рефлективно прикрыла руками грудь, - моя майка так и не была найдена. - Очень даже мило. - А ты все такая же гадина, Сэндз, выспишься ты или нет. - Почему-то меня разозлили его слова. Не просила я его оценивать меня, а тем более лапать. Я попыталась вырваться, но он держал крепко.- Злись почаще, малыш. - Он вдруг наклонился и щекотно поцеловал меня в плечо, коля кожу едва пробившимися недоусами, затем резко оторвался от меня и ушел в комнату, накидывая на плечи синюю чистую рубашку. Вслед ему полетел мой ботинок, но я попала только в спинку стула, а его голова осталась целой и лохматой.