ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ - адаптация книги Даны Сколл, практически перевод, начало... (1/1)

Пролог Кейт Уокер Манхэттен, 52-я улица, Марсон и Лормонт Суматошный день. Последний перед путешествием, что приведет Кейт Уокер в Старый Свет. Мифические города: Париж, Рим, Вена, Берлин, Будапешт... Париж ей нравится - Елисейские поля, романтический Монмартр, Пигаль и Вандомская площадь; спасибо университету, где совершенствовался ее французский. Она преуспевала и в итальянском, немецком, даже русском, не говоря уже о японском или, если хотите, путунхуа, но отправляют ее в этот раз в какое-то захолустье, пусть даже и в Альпы, но уж никак не к одной из парижских королевских площадей, посмотреть на красные фонари или еще какую достопримечательность. Серьезный бизнес в маленькой деревеньке, славной лишь фабрикой по производству игрушек. Альпы... Что интересного? Для лыж не сезон, да и в общем свободного времени не предвидится - оформить бумаги и назад. Стоит высококвалифицированного сотрудника престижной юридической фирмы, одной из лучших в Нью-Йорке. Но в целом... командировка в Европу не самое худшее времяпровождение. Это будет как глоток свежего воздуха, с чем в Нью-Йорке не все ладно. И дело вовсе не в загрязненности окружающей среды. Скорее, в душевной экологии. Жаль, что Дэн не разделяет ее энтузиазм. Проветриться не мешало бы им обоим. - Вас эксплуатируют, а вы и не знаете об этом, - вновь и вновь заявляет он. Дэн недоволен. Конформистски настроенный, он прячется за традиционные идеи о союзе мужчины и женщины, о браке, значительно говорит он, что должен быть выше всего остального, особенно бездушного желания устроиться в достатке карьеры - иными словами, хочет привязать Кейт к себе, при том, что она и должна обеспечивать им безбедную жизнь. Их отношения сложились не так давно, но Кейт уже видела себя женой и мамой в одном лице, не говоря еще о детях (она об этом подумает, когда-нибудь). Зачем ей это нужно, она не знала, и была не против видеться с Дэном один-два раза в неделю, но "отношения" не прекращались, быть может из-за необходимости Кейт хоть в каких-то отношениях в свои двадцать девять лет. Поэтому, Европа. Транснациональный гигант Universal Toys Company желает приобрести фабрику механических игрушек в Валадилене. Старинное фамильное производство среди альпийских лугов, владелица которого - последняя из рода. Огромная метаморфоза за тонким росчерком подписи, и вот уже Валадилена оставляет позади себя вчерашнюю, затухающую, задыхающуюся непосильным долгом, устремляясь к прогрессу новой производственной линией, рабочими местами. Долгое время владелица фабрики игнорировала выгодное предложение, не желая вмешательства в семейные устои, но в конце-концов сдалась. Для юриста величины Кейт Уокер миссия по подписанию документов выглядит даже смешной. Неужели у Марсона не нашлось сошки поменьше?.. Марсон в своем кабинете, на столе папка по Universal Toys Company, в ней будущее Валадилены. Точнее, настоящее, которое я принесу туда, думает Кейт. Валадилена не догадывается, что за последние сто лет мир перестал выглядеть пожелтевшей фотографией; в нем оттенки, разной степени насыщенности. Здесь, в кабинете, пятидесятые, доставшиеся Марсону в наследство от отца, большого поклонника джаза. Потому, вероятно, фирма и была основана на пятьдесят второй, где блистали Билли Холидей, Диззи Гилеспи, Чарли Паркер, Майлз Дэвис. До серебристости седые волосы, голубые, почти кобальтовые глаза, организация в каждой детали - мистер Марсон имел естественную харизму и авторитет, являлся одним целым со своим тридцать шестым этажом на Манхэттене, и Кейт в который раз чувствует себя бабочкой, пойманной в сеть. На пути к кабинету были Дэйв и Синтия, трудолюбивая молодая кровь Марсона; Оливия, Линн и Джосс - умудренные профессионалы. - Кейт Уокер! Возвращайся к нам! Ты уже в Валадилене? Это Дэйв. Всю неделю подтрунивает над ней, будто в своем кабинете с панорамными окнами, за которыми чернеет фасеточная россыпь Сигрем-билдинг, Кейт вместо работы гуляет в мыслях по брусчатке альпийской деревушки, потому как сам он недавно вернулся из Варшавы, а до того был в Венеции, и не представляет, как можно быть равнодушной к командировке, уверяя, что она придет в восторг от Европы, даже если это и Валадилена, а не популярный исторический центр. Как будто она не знает. - Никогда не была в Альпах, - смотрит на Кейт Синтия, деланно-грустно покусывая дужку очков, зная, что Дэйву это нравится. Она вела скучное дело о разводе знаменитостей и не прочь была бы слетать в Валадилену вместо Кейт, но Кейт с радостью поддевает ее за живое, потому как Синтию ей приятно уколоть всегда - женское, ничего не поделаешь: - Будет экзотично, - скалит она улыбку. Из другого конца офиса Оливия закатывает к потолку глаза. - Ненавидишь ее, - цедит, когда Кейт оказывается рядом. - Уже завтра? - Девять часов. Потом до места. Бумаги. На прогулку останется не так уж и много. - Все равно я жду сувенир, - говорит Оливия. - Для пополнения моей коллекции. Она заядлая путешественница, отовсюду тащит безделушки на память. Оливия в восторге от поездки Кейт. - Дэну пойдет на пользу, - замечает она. - Научится любить в разлуке. - Вот это и главное, - отвечает Кейт. Они с Оливией лучшие подруги, постоянно вместе: шопинг, кино, театр, концерты. Дэну не нравится ничего из этого. Но Оливия и Дэн единственные, с кем постоянно общается Кейт. Да, еще есть мать. Чаще они связываются по телефону. Долго разговаривают. Кейт слушает, говорит мать. Кого она видела, как ее последний чай с Юнетель, сеанс йоги с новым учителем, похожим на Клуни. - Настоящая еврейская мать! - говорит про нее Оливия. Отец Кейт Аби (Авраам) не вынес жены и в свои шестьдесят развелся, укатив с девушкой, на двадцать лет моложе его, во Флориду. ..."Понравится Валадилене принесенная мною жизнь?" - думает Кейт, глядя, как Марсон раскрывает папку Universal Toys Company. "А какая жизнь там?.." У себя в кабинете Кейт смотрит, как по сверкающим гладям триплекса Сигрем-билдинг скользят альпинисты. Пауки, висящие на своих нитях. Ритмические движения делают их похожими на автоматы. Дэйв не знает, но вот, за чем Кейт может наблюдать часами. Она думает, что никогда не познает такого чувства свободы, какое испытывают те пауки. Часть первая Валадилена Глава первая 17 сентября 2002 года, Валадилена, Французские Альпы Девять часов полета, турбулентность при посадке. Дождь. Кейт не испытывает усталости - удивительно. Двухчасовая дорога на поезде по бескрайним, растворяющимся в серой пелене пастбищам, очерченным горами. Красиво. Но Валадилену она представляла не так. Пустынные улицы, и виной тому как будто не дождь. Если бы не надписи на французском, она подумала бы, что находится в деревне где-нибудь в Висконсине. Над высокими кирпичными темно-песочными домами, богатыми, негостеприимными, высятся горы, темнеющие хвоей и курящиеся серой дымкой. Зловещий город-призрак - такой оказалась Валадилена. Хватит, чтобы захотеть убраться отсюда как можно скорее. - Оливия не вынесла бы и пяти минут, - говорит Кейт запотевшему окну такси. Она чувствует себя потерянной среди камня гор и домов. Не знающая другой жизни, кроме той, где много людей, магазинов, цивилизации, от замершей деревни ей передается тревога. Тянется длинная узкая улица. Брусчатка блестит от воды. Кейт обреченно смотрит на белое пальто, уже мазнутое тут и там грязью. Такси останавливается перед отелем, и водитель предлагает ей зонт. - Спасибо, - говорит она по-французски, но от сырости сводит скулы, и акцент съедает правильность. - Это... хороший отель? - Единственный, мадемуазель, - отвечает водитель. - Скажите, что вы забыли здесь, в этой дыре? - Я пишу книгу и нуждаюсь в уединении. - Пытается спрятать под зонтом чемодан. - Ужасы? - фыркает в усы довольной улыбкой водитель. - И зовут вас Говард Филлипс. - Скорее, Эдгар Аллан, - поддерживает Кейт. - Спасибо. Шорох колес, Кейт остается одна. Колкий дроботок по козырьку, гуляющий ветер. Неожиданно появляется новый звук: сухие толчки барабана, металлические клики о камень и... марш? Кейт не верит глазам - по улице движется процессия. Черная лошадь тянет повозку, драпированную черной, в бусинах капель, тканью. Кучер скорбен, его одежды похожи на тучу, высокий цилиндр покачивается барабану в такт. Барабан перед повозкой, бьющего почти не видно - Кейт кажется, что это ребенок. Позади повозки силуэты в пелене дождя, торжественные, одинаковые. Плывут тенды зонтов. "Кого мы хороним?" - думает Кейт. В следующий миг пробирает озноб - она видит детали. Не люди идут по улице - механические игрушки. Человечек бьет в барабан, в спине у него заводной ключ. Идущие за повозкой - пародия. Не обращают на нее внимания. Движутся к воротам на холме, за которыми возвышается башня церкви. Кейт ощущает окружающий мир каждой клеточкой, потому уверена, что не спит в мягком кресле самолета. Механические игрушки?! Они повсюду. Над входной дверью человечек кланяется и снимает шляпу. На администраторской стойке человечек в цилиндре с молоточком в руке завис над звонком. Хозяин отеля, для разнообразия, настоящий человек, с пышными усами, предлагает устроить экскурсию, но позже, а пока ведет ее в номер шестой на втором этаже. По пути Кейт цепляет со стойки рекламный проспект. Столица мира, ухмыляясь, читает она на обложке. Поднимаются вощеной лестницей, в полумраке коридора подходят к номеру. - Люкс, специально для вас, - улыбается хозяин. Типичный шале, на современный лад, неплохо было бы остановиться тут с Дэном, думает Кейт. Дэйв прав: Европа - отличное место. - Если замерзните, есть дополнительные одеяла, - говорит хозяин и уходит. Кейт осматривается, пробует огромную, застеленную клетчатым пледом кровать, заглядывает в ванную и крутит темные, словно окисленные, вентили крана. Вода льется с гудом, теплеет, становясь кипятком. В комнате на фризовых стенах старые фотографии - черно-белые, захватывающие дух пейзажи. Альпинисты на горных вершинах сияющими улыбками сливаются со снегами. Кейт вспоминает людей-пауков на нью-йоркских башнях. Они улыбаются также. Из чемодана достает вещи: белье, коричнево-персикового цвета брюки, кашемировый свитер и куртку. Раскладывает по кровати и отправляется в душ. Через двадцать минут она готова противостоять холодному городу, приступать к своему заданию. Первое, о чем она хочет спросить, - встретившая ее процессия. Неприятное чувство о взаимосвязанности происходящего покалывает в грудной клетке. Листает брошюру. Производство Воралбергов не имеет аналогов, "непревзойденное мастерство, передающееся из поколения в поколение вот уже восемьсот лет". Начавшись с изготовления простейших марионеток, их творения стали столь реалистичны, что, казалось, могли самостоятельно мыслить. Разработка и сборка каждой модели - очень тонкий процесс. Игрушки попроще изготавливаются из местной древесины, в то время как замысловатые, утонченные, создаются из дорогостоящих материалов, например, эбенового дерева с Мадагаскара. Невзирая на влияние конкурентов, фабрика Воралбергов не поддалась искушению изменить традициям, продолжая творить "волшебство вечного механического движения". Анна Воралберг ведет дела с конца Второй Мировой, после смерти отца став последней представительницей династии. Ее подпись должна стоять на документах, и за этим Кейт здесь. Анна Воралберг кажется ей древней реликвией. Спускается на первый этаж в гостиную. Дождь уже не стучит в окна, тишину можно пробовать на вкус. Бездействующий камин, занимающий дальнюю стену, навевает тоску; в высоких, похожих на гроб, часах глухо качается маятник. Под потолком огромная люстра; столики в ряд блестят лаком в тюльпанах светильников. За одним, в углу у камина, сидит мальчик. Рисует, резкие дерганные движения. Двенадцать или тринадцать лет. Кейт не видела его, когда заходила в отель. За стойкой регистрации никого. Мальчик никак не реагирует. - Привет, - говорит Кейт, улыбаясь. Короткий взгляд из-под козырька фетровой кепки. Кофейного цвета одежда сливается с обстановкой. Парижанин сороковых годов. Молчание затягивается. - Рисуешь? Едва заметный кивок. Кейт кажется, что дело не только в отсутствии воспитания. - Момо рисует. Далекий голос, как из того времени, что и все вокруг; цвета старинного фотоснимка. - Дашь посмотреть? Закрывает рукой лист, хмурится: - Нет! Не готово! Не нужно мешать Момо!.. Кейт понимает, что не так с этим мальчиком. Тем временем хозяин отеля появляется из комнатки за стойкой. - Мисс Уокер, - улыбается он. - Все в порядке? - Да, спасибо. Она смотрит на мальчика, и тот заметно нервничает. - Момо, я здесь, - говорит хозяин. - Все хорошо. Момо не слышит, только сильнее вжимается в стул, словно боясь удара. - Момо, отзовись! Хозяин говорит строго, но мягко. Мальчик моргает, и лицо его становится живее. Он улыбается. - Момо - ваш сын? - участливо смотрит на хозяина Кейт. - Нет, что вы, - усмешка в усы. - Мы просто хорошие друзья. Все здесь любят Момо, правда, мальчик? - Момо любит всех, - глядя мимо них отвечает Момо. Кейт вздыхает. - Вы разочарованы Валадиленой, - говорит грустно хозяин. - Этот дождь... Будто и небеса скорбят о мадам Воралберг. Кейт чувствует, как холодеет спина. - Скорбят?.. Взаимосвязанное соединилось. - Анна Воралберг... умерла?! - А разве вы не знаете об этом? Растерянность хозяина ничего не значит рядом с раздражительностью Кейт. Анна Воралберг - единственный человек, уполномоченный подписать продажу фабрики. Марсон как-то шутил по этому поводу. - Какой ужас..., - шепчет хозяин. - Мисс Уокер... и что же вы будете делать? - Заниматься своей работой. - Кейт прогоняет ненужную оторопь. Нотариус все объяснит. - Как раз хотела спросить, где живет мсье Альфортер. - Его дом легко узнать, - услужливо частит хозяин. - Идите прямо по улице, у входа в парк увидите большое двухэтажное здание. Как же вышло, что мэтр Альфортер ничего не сообщил?.. - Я спрошу у него. - Надеюсь вы все сделаете правильно. - Кейт видит в его взгляде мольбу. - Без мадам Воралберг фабрика немыслима, но ведь нужно жить дальше! Наша судьба в ваших руках, мисс Уокер... - Не фабрика... Из угла раздается голос. Кейт успела забыть о странном ребенке. Он поднял голову от рисунка и настороженно смотрит. - Дом Анны, - говорит Момо, и Кейт хочется отвернуться от этих глаз, словно обвиняющих ее лично. - Дом Ганса. - Ганса? - Момо, перестань. - У мадам Воралберг нет наследников, - утверждает Кейт, смотря на хозяина. - Мисс Анна... последняя из Воралбергов, - кивает хозяин. - Ганс живой. - Снова Момо. - Анна так говорит. Анна любит Момо. - Момо, прошу тебя! - Голос угрожающе-просителен. - Прекрати надоедать мадемуазель. Момо опускает голову. Взглядом хозяин просит у Кейт прощения за все, переживаемое здесь. - Вы хорошо знали мадам Воралберг? - спрашивает Кейт, чтобы ему стало легче. - Все в нашем городе любили ее, - грустно отвечает хозяин. - Да будет спокоен ее сон. - Ганс вернется! Кейт вздрагивает. Момо не просто сказал - крикнул, с горечью утраты. - МОМО, ВЫЙДИ ВОН! - Хозяин громогласен, но с любовью, подобно Богу-Отцу. На месте мальчика Кейт не задумывалась бы ни секунды. - Сейчас же! Ударяется о стену отодвинутый стул; прижимая к груди лист бумаги и карандаш, Момо бросается к дверям на улицу. - Хорошо, что кончился дождь, - устало вздыхает хозяин. - Пожалуйста, мисс Уокер, простите нас. - Перестаньте. - Никогда еще перед ней не извинялись с таким постоянством. - Бедный мальчик. - Момо у нас вроде местного деревенского дурачка. Мисс Анна взяла его под крыло, когда не стало его родителей. Их машина сорвалась на горном перевале. Должно быть, он напоминал ей брата. Ганс - родной брат мадам Воралберг. Он погиб много лет назад. - Момо так не считает. - На то он и Момо. Хозяин печально усмехается. В этом деле слишком много личного, думает Кейт. Она чувствует себя вторгнувшейся в этот мир. "Такая здесь жизнь", - в мыслях отвечает она на вопрос, заданный себе в кабинете Марсона. "Стоим ли мы перемен?" Чтобы отвлечься, она склоняется над человечком-звонарем: - Мне нравятся эти маленькие роботы. А о кортеже мне никто не поверит. - Пожалуйста, выражайтесь аккуратнее, мисс Уокер, - мягко говорит хозяин. - Автоматы Воралбергов вовсе не роботы. Если вы хотите, чтобы к вам здесь хорошо относились, не называйте их так. Кейт чувствует, как возвращается ее прежняя холодность. - И чем отличается автомат от робота? Хозяин пожимает плечами, как человек, знающий о чем-то, что большинство не может понять. - У автоматов есть душа. - Понятно, - кивает Кейт. Смотрит на окно. - Дождь действительно закончился. Приступлю к работе. - Да-да, мисс Уокер. Искренне желаю вам успеха. Кейт открывает тяжелую дверь. Глава вторая Плохие новости Воздух напоен осенью. В куртке, пожалуй, жарко. Удивительное превращение угрюмой старухи в прекрасную леди - безоблачное небо в лужах, переливы птиц вместо ужасного барабана. К такой Валадилене Кейт и стремилась. Солнце растопило печаль, горная свежесть пробудила к жизни. Великолепием заиграли дома, преувеличенно-огромные, нелепые слиянием машинерии и ретролоска. Далекие, и такие близкие, альпийские ледники поглощают и отдают свет, как гигантские фотоэлектрические модули. Каплющая, щебечущая, шелестящая тишина. В большей мере сонная, чем умиротворенная. По улице идет пожилая пара - лишь подозрительный взгляд. Здесь все знают друг друга как одна семья. Кейт звонит Марсону. Мгновение от разницы двух миров непривычно тяжелеет в груди, но проходит, стоит заговорить о деле. - Держи меня в курсе, Кейт. Марсон ошеломлен, но действия одобряет; в ходе переговоров обсуждалось многое, есть соответствующие документы - правда, в них не учитывалась смерть мадам Воралберг, но нотариус все разъяснит. Марсону некогда, у него совещание, "ну и катись", - говорит Кейт. Не в трубку. Неплохо бы перекусить. Улица плавно изгибается. По правую руку дома, по левую - стена фабрики. Район раскинулся на холме, в долине внизу аккуратные домики рябят черепицей. Стелется печной дымок. Кейт вспоминает, видела ли когда подобное живьем, или всегда только на экранах и картинках - нет, приходит к выводу, не видела. Становится грустно от таких мыслей. Совсем скоро она будет среди родного нью-йоркского стекла и бетона. Пекарня или магазинчик. Пока ничего похожего. Но улица тянется, удивительно не кончаясь, и наконец, что-то стоящее - стоит на крыльце, курит; человек, слава Богу, не робот... Не автомат... - Здравствуйте! Кейт улыбается искренне - на человеке фартук присыпан мукой, а за стеклом позади предвкушение золотистых багетов, круассанов; меренги, птифуры, профитроли, бенье... О чем еще рассказывал Дэйв? - Здравствуйте, здравствуйте, милая барышня, к сожалению мы закрыты. Траур, из-за кончины мадам Воралберг. Все магазины закрыты - указ мэра, знаете ли. Немыслимое разочарование. Кейт быстро справляется. - Я понимаю. Быть может позже? - Завтра, мадемуазель. - Он косится на тлеющую сигарету, пропадающую из деликатности. - Приходите завтра. - Завтра меня здесь уже не будет. - Кейт разворачивается. - Доброе утро. - Что привело вас к нам? - Интонация дружелюбно заканчиваемой встречи. - Вы похожи на городскую мышь, нежели на полевую крысу. И акцент - вы из Англии? - Я городская мышь из Америки, - почти улыбается Кейт. - Из Нью-Йорка. - Ну конечно! - Он успел затянуться, но тут же выдохнул от радости узнавания, оказавшись в дымном облаке. - Приехали, чтобы купить фабрику! Кейт кивает. - Оживление пойдет нам на пользу. - Похоже, у него веселый нрав. - Пока мы не исчезли среди камней. - Чудесное место, - говорит искренне Кейт. - Скажите это нашей молодежи. - Он давит сигарету в жестянке, служащей пепельницей. - Если, конечно, найдете кого. Большое двухэтажное здание у входа в парк. Оставленная на скамье газета. Валадилена скорбит о потере - и расплывшийся черно-белый портрет Анны Воралберг. Высохшая маленькая женщина, от которой так и веет одиночеством. Анне Воралберг было восемьдесят шесть лет, и с ее смертью в Валадилене закончилась эпоха. Технология производства автоматов не сможет выжить в условиях современной экономики. Без великого вдохновителя будущее Валадилены выглядит мрачным. Кейт раздраженно кидает газету на скамью. Дверь не заперта. Приемная или секретариат, никого нет. Как и в отеле, преобладает дерево; отражается в полированном полу. Время будто остановилось. В дальней стене еще две остекленные половинки. - Прошу! - раздается в ответ на стук голос из кабинета. Мэтр Альфортер сидит за столом, грузно обмякнув в кожаном кресле со стертыми подлокотниками. - Доброе утро. - Мисс Уокер. - Хрипло, болезненно. - Как добрались? - Спасибо, неплохо. - Садитесь, пожалуйста, - указывает нотариус на кресло перед столом. - Я ждал вас. - Разумеется. - Кейт смотрит строго. - Вероятно, вы хотите рассказать, почему не известили нас о случившемся. Альфортер тяжело кивает. - Вы уже знаете... Мисс Уокер, боюсь дело о продаже фабрики гораздо сложнее... чем могло бы казаться. - Еще сложнее? Анна Воралберг дала согласие, ее смерть ничего не меняет. - Действительно, так. - Кейт чувствует, что нотариус заставил ее замолчать. - Но дело в другом. Мисс Уокер, все очень сложно и просто одновременно. У мадам Воралберг есть наследник. Кейт не произносит ни слова, позволяя ему говорить. - Я понимаю - эта новость для вас как удар током... - А для вас? Не выдерживает. - И для меня, - спокойно кивает нотариус. - Я узнал о смерти мадам Воралберг сегодня утром. Несколько секунд Кейт молчит. - Но Анна Воралберг не была замужем и не упоминала о наследнике, - говорит потом. Из ящика стола Альфортер достает конверт. - Это письмо. Мадам Воралберг прислала мне его за два дня до смерти. Но я был вынужден покинуть Валадилену, по состоянию здоровья, и приехал только сегодня, специально для заключения сделки. Я прошу вас прочитать письмо вслух - боюсь, я слишком для этого слаб. В конверте тонкий листок, стойкий дух парфюмерии и старости. Кейт медленно скользит по нетвердой вязи букв: " Дорогой Рувус. Мое самочувствие ухудшается день ото дня, и я не могу не смотреть в лицо правде - боюсь, мне не дождаться завершения дела о продаже моей драгоценной фабрики. Я мучительно размышляла над тем, что хочу вам поведать, но я не могу поступить иначе. Я должна сделать признание. Мой брат Ганс жив. Я понимаю, что вам трудно в это поверить, но это правда. Его трагическая смерть и похороны, которые вы должны помнить из молодости, были страшной выдумкой нашего отца. То, что Ганс желает покинуть фабрику и оставить семейное дело, повергало его в ужас. Когда Ганс исчез, отец пришел в такую ярость, что предпочел считать своего сына мертвым, и заставил Валадилену поверить в это. Всю жизнь я хранила этот секрет, но сейчас, чувствуя, что мне осталось недолго, молчать не могу. Ганс жив, и после моей смерти он станет единственным и законным наследником фабрики. Я очень устала. Простите меня. В моем кабинете на столе письма. И дневник. Несколько дней назад я нашла его на чердаке. Искренне ваша, Анна Воралберг". Некоторое время Кейт анализирует ситуацию, не отрываясь от письма. Нереальное сочетание случайностей. - Я не знаю, что сказать, мисс Уокер, - нарушает тишину нотариус. - Я искренне сожалею, что случилось так. Юридически ситуация ясна: чтобы довести дело до конца, нужно согласие Ганса Воралберга. Простая миссия по подписанию документов... - Это может быть всего лишь желание старой женщины, - медленно говорит Кейт. - Законное распоряжение наследством, - продолжает Альфортер мрачно. - Я буду ходатайствовать за это письмо. - Наплевав на будущее Валадилены? Грань обыденности уже разорвана, и Кейт не беспокоится о вежливости. - Кто этот Ганс Воралберг? Оживший призрак. Где он сейчас? - Об этом я знаю не больше вашего. Он погиб в восемнадцать лет, это наша история. Но в этом письме - последняя просьба мадам Воралберг. Какой бы неправдоподобной она не казалась, в сущности, в этой правде нет невозможного. Драма одной семьи. - Завтра мне нужно быть в Нью-Йорке с подписанными документами. Подробности обсуждались не раз. Ганса Воралберга официально не существует. - И, тем не менее, он жив. - Мэтр Альфортер отирает платком лоб. - Мисс Уокер, боюсь, на данный момент моя роль ограничивается чтением этого письма. Мое самочувствие не позволяет предпринять изыскания, мне необходим отдых. Я прошу вас сходить на фабрику и изучить дневник. Надеюсь, он даст нам ответы. Ганс Воралберг должен узнать о смерти сестры и наследстве. После этого судьба фабрики разрешится. В конце-концов, должен пройти установленный для поиска наследника срок. Кейт, скривившись, кивает - правила ей известны. Знает она и другое - для нее все только начинается. Быть может, Марсон предчувствовал таящийся подвох, и отправил в Валадилену именно ее. Для Universal Toys Company фабрика - главный проект на будущий год, такой клиент не привык ждать. Бессмысленно звонить Марсону без какой-либо основы для решения проблемы. - Хорошо, - соглашается она. - Задокументируйте ситуацию. А я осмотрюсь. - Ключ от ворот в приемной. Благодарю вас, мисс Уокер. - На лице Альфортера тень улыбки. - Мы с вами в одной лодке. Я жду вас в два часа на обед. Надеюсь, мне станет лучше, и мы обсудим, что делать дальше. "Я тоже на это надеюсь", - думает Кейт, поднимаясь. - "Еще одной потери я не переживу". - Отдыхайте, мсье Альфортер. На улице альпийский воздух неожиданно подстегивает, подчеркивает настроение - Кейт заинтересована происходящим. Оно так не похоже на привычную жизнь, что сводит низ живота, как в детстве, когда ожидаешь чего-то грандиозного. Кейт уверенно идет к большим черным воротам, которые видела по пути к нотариусу. Неожиданно звонит телефон, и Кейт вздрагивает, словно Нью-Йорк дернул ее за руку, заставив опомниться. - Дэн! Хорошо, что ты позвонил. - Никогда еще эта фраза, всегда неискренняя, не была такой пресной. На другом конце линии, впрочем, то же самое, с разницей лишь, что Дэн раздражен ее отсутствием, что ему не с руки. - Тебе не нужно сообщать, что с тобой все в порядке? - Простите, сэр, еще не успела. Кейт останавливается посреди улицы. Вокруг никого - только Валадилена здесь и Нью-Йорк там. - Ну и как ты? - В общем неплохо. Попала под дождь, но сейчас уже солнце. - Дела идут по плану? - Не совсем... - Устало выдыхает. Под пение птиц и стель ветра особенно раздражает эта привычная высокомерная перепалка. - Здесь все по-другому. Знаешь, я думала еще в Нью-Йорке, что мы могли бы съездить как-нибудь так вместе... - Там наверняка даже не принимают банковских карт, - усмехается, как будто кашляет, Дэн. - Но мы об этом подумаем. Скажи Оливии, чтобы она посмотрела туры, выберем что-нибудь. Кстати, - щелкнул зажигалкой, через секунду продолжил, - ты не забыла про Голдбергов? Мне удалось отпроситься на завтра, встречу тебя в аэропорту. Они ждут нас к восьми. Успеешь привести себя в порядок. - Дэн... ты должен отменить ужин. - Что? Шутишь?! - Прости, я задумалась. Тут возникли некоторые сложности... но не думаю, что они повлияют на время моего возвращения. Просто... ты действительно решил завтра?.. - О чем речь, Кэтти! Решаю не я - это Голдберги дают мне шанс предстать перед ними. На кону миллион, понимаешь? - Понимаю. - Не хотелось больше его слышать. - Все будет, Дэн, не волнуйся. Я должна идти. Целую. Она отключается, не давая ему ответить. Проходит несколько секунд, прежде чем Валадилена возвращается к ней. Ключ легко поворачивается в замке, со скрипом ползет створка ворот. Глава третья Письма Владения Воралбергов - город в городе. Раскинувшийся на несколько гектар парк, переплетенный мощеными дорожками, с фонтанами, центральный из которых подобен звезде с пятью лучами-аллеями. Не считая ту, которой идет Кейт, две ведут к фабрике, одна к зданию вокзала, еще одна - к особняку. Благородная строгость возносится над богатой элитарностью. Но сильнее - ощущение упадка. Много месяцев фабрика закрыта, вокруг ни души. Хотя порядок поддерживается. Кейт представляет Анну Воралберг, идущую этой дорожкой, на фабрике осматривающую сборочные линии, авторитарно и беспристрастно, но человечно, как и положено настоящей хозяйке. Реальность мешается с чувствами, и Кейт с удивлением осознает себя настоящую. На козырьке крытого мосточка через реку потерявшие краску буквы - Воралберг. Здание фабрики подавляет, огромное панорамное окно отражает небо. Высокие двери не заперты. Гигантский цех; тянутся ряды конвейеров, вздымаются стеллажи, с навесных рельс манипуляторами свешиваются длинные суставные трубы, оканчивающиеся похожими на острые клювы захватами. Кейт почти слышит стрекочущий тяг цепей, резонирующие колеса тележек, резь инструментов и токот конвейерной ленты. Вдыхает приятный запах машинного масла, обожженного металла и опилок. Но все застыло. Ведущего нет, и ведомые не смеют казаться. И Кейт хочет, чтобы вокруг ожило. Забилось вновь сердце долины, осиротевшее, но живое. "Если добавить к контракту пункт о привлечении к работе первостепенно местных мастеров..." Сухо раздаются ее шаги. "Фабрика останется прежней..." Горит свет, в недрах цеха ровно гудит трансформатор. Кто-то должен здесь быть. Кейт поднимается лестницей. На широкой платформе небольших размеров строение; высокие арочные окна, благородного дерева дверь. Кабинет Анны Воралберг? Небольшой и плотно заставленный. Круглый низенький столик с четырьмя, почти что без ножек, креслами; широкий шкаф с антресолью за стеклянными узорчатыми дверцами; письменный стол, длинный, полукруглый, и во всю ширину стены за ним - огромный, до потолка, шкаф, полный множеством книг. Горят под потолком белые лампы. Стол с зеленым сукном. Рабочий порядок - хозяин ушел, но скоро вернется. На левой половине разложен чертеж - со множеством изгибов, похожая на перевернутый кверху днищем корабль конструкция. Стопка листов - счета. Много счетов. "Ассоциация судебных приставов... Касательно погашения задолженности... Общая сумма, числящаяся за Вами, в настоящий момент составляет... Мы вынуждены отметить, что, несмотря на ряд извещений, отправленных нами в Ваш адрес, за Вами по-прежнему числится задолженность... По счетам за январь, февраль и март 1998 года с учетом пени за задержку оплаты... В случае отсутствия положительного решения с Вашей стороны, я буду вынужден начать дело о принудительной оплате... В случае отсутствия платежа с Вашей стороны, мы будем вынуждены приостановить все поставки и обратиться к уполномоченным лицам за разрешением проблемы... Не сомневаемся в скорейшем ответе с Вашей стороны... Перотэн и Бланшар... Столярные работы Фонтэнэ... Жан Мартино, главный бухгалтер..." Причина болезни Анны Воралберг. Банк, под давлением партнеров и акционеров, отказался от поручительств. Серия заказов была сорвана, что повлекло за собой новые расходы. Фабрика оказалась на краю гибели. Единственный способ увеличить бюджет и погасить задолженности успешно отторгался в течение года. План слияния давал фабрике возможность остаться на плаву, увеличить производство и усовершенствовать технологии... И Альфортер хочет от этого отказаться! Принять наследие Анны Воралберг. Она не скрывала своих взглядов относительно современного мира, которому советовала держаться подальше от фабрики и деревни. Но только этот мир и мог спасти Валадилену, сохранив, что у нее было, и принеся полезное новое. Вернуть молодежь, чтобы трудиться и зарабатывать у себя дома. Идеальное место с великолепными перспективами, а чувство старинной фотографии не пропадет, никто не станет его прогонять, наоборот: устроители придумают, как привлечь покупателей; создать неповторимое место развлечения, да - развлечения! Людям необходимы развлечения, чистые, светлые, в этом маскирующимся благополучием мире, а чем плохо провести каникулы в уютном городке, окруженном лесами, где горы в голубоватой дымке, с детьми, с любимым человеком! Но нет, участь Валадилены - осенний дождь, пожелтевшие страницы перечня постояльцев в гостинице и воспоминания. Поэтому наследником стал Ганс Воралберг, реальный или вымышленный, находящийся неизвестно где. Дневник посреди стола. Темно-красная кожа, замок на боку. Витиеватая вязь: Анна. Рядом пачка конвертов, неизвестные, таинственные города. Мысли разбегаются. С чего начинать? Письма?.. Первое под руку, из середины: "...под звуки аккордеона, в свете костра, мы праздновали всю ночь. Может, впервые я понял, что такое семья. Как мне хотелось, чтобы ты была вместе со мной. Я смотрел на Катеринку и видел тебя... Осторожно другое, раскрыла: "...осень, крики чаек, утренний ледок на лужах. Где-то гудит невидимая самоходка, плеск якоря и грохот цепей. Здесь фахверковые дома?, как до?ма, но за озером город из железа и кирпича. Мне хочется, чтобы он стал веселее..." А вот... ?Валадилена, 6 апреля 2002?. Кейт чувствует, как бьется сердце. ?Милый Ганс, я знаю, как ты не любишь письма, но у меня нет времени мастерить для тебя звуковой валик. Я надеюсь, кто-нибудь из тех, кто сейчас рядом с тобой, будет настолько любезен, что прочтет тебе эти строки. Я получила от тебя последний набор чертежей. Твой проект великолепен! Возможно, он лучший из созданных тобой. Похоже, время не властно над твоим талантом. Я горжусь тобой, мой милый братик! Иногда мне трудно поверить, что с тех пор, как мы встречались последний раз, прошла целая вечность. Все еще кажется, что ты покинул Валадилену только вчера. Я немедленно внесла изменения в производство в соответствии с присланными тобой инструкциями. Локомотив будет закончен меньше чем за неделю. Если бы ты только мог его видеть! И ты его обязательно увидишь, это я тебе обещаю. Он просто великолепен и выглядит так, словно ему не терпится сорваться в свое первое путешествие. Только Оскар все еще не готов, но, надеюсь, я скоро его доделаю. Все детали, что ты присылал в прошлый раз, я установила согласно твоим заметкам. Наладь наша фабрика производство таких аналогов, и мы бы встали в ряд с высокотехнологичным миром! Не верится даже, что когда-то я смотрела на него, как на чудо, дивясь невозможному. Теперь он все равно что часть меня. И, конечно же, он чудо! Моя любовь и одновременно головная боль. Несмотря на все твои инструкции, его механизм невероятно сложен, у меня уходит уйма времени и ручного труда. Поправь меня, если я не права – ты хочешь, чтобы я привезла тебе ту проклятую доисторическую игрушку, одно только воспоминание о которой… С ней все в порядке, давным-давно я спрятала ее, от себя и ото всех. Я привезу ее тебе. Сейчас я слегка приболела: подхватила отвратительный грипп! Надеюсь, через несколько дней буду чувствовать себя лучше. В начале сентября, как мы и договаривались, я выеду из Валадилены. Пока я никому об этом не говорю; мастера, работающие над поездом и помогающие мне с Оскаром, не знают, для чего в действительности понадобится и тот, и другой - Оскара я попросила ни о чем никому не говорить. Я долго думала, но мне кажется, что я не предаю Валадилену, уезжая. Времена меняют друг друга, и наше с тобой время подходит к концу. Идея продажи фабрики постепенно обретает форму. Это все равно, что звать в наш дом нежеланных гостей. Но уже ничего не поделаешь. Валадилене нужны деньги, и с корпоративным приходом они у нее появятся. А я, наконец, увижусь с тобой. Столько лет, Ганс, столько лет... А мне порой кажется, что то наше Рождество было только вчера... Скоро должен прибыть юрист из Нью-Йорка, и мы подпишем последние документы. В этом случае я…? Кейт откладывает листки, откидывается на мягкую спинку кресла. Как никогда хочется ей сейчас закурить. История, в которую она угодила, гораздо реальнее, живее, чем думалось получасом раньше. Анна, на построенном по чертежам Ганса поезде, собиралась отправиться к нему. Привезти какую-то доисторическую игрушку. Встретиться. Трогательная история. Ганс, где-то там, ждет ее, не зная, что никто уже к нему не приедет. Еще письмо. Анна писала самой себе: "Со времени отъезда брата мне ни разу не выпало случая повидать его. К счастью, несмотря на это, мы остались близки духовно. Все эти годы я могла наблюдать за переменами в его жизни. Ганс присылал мне письма, звуковые валики. И проекты. Их я активно использовала в производстве. Именно они способствовали успеху Воралбергов. Ганс всегда обладал удивительным даром вдохнуть жизнь в вещи с помощью хитрых комбинаций шестеренок и пружин. Мой брат - гений в истинном смысле этого слова. Я не знаю, собирается ли Ганс вернуться в Валадилену, но думаю, если бы он вернулся, это благотворно отразилось бы на деревне. Ведь в действительности это его фабрика. Благодаря проектам, которые он присылал мне, Валадилена была такой... какой она не является сейчас... Ганс стар, как и я... В моих мечтах Ганс возвращается в Валадилену, и деревня оживает вновь. Но мечты уже давно перестали воплощаться в реальность. Я думала, что справлюсь сама, без продажи фабрики на Запад; какое-то время мы наладили линию заказов, у меня появилась надежда, что мы покончим с долгами, но огонь затух не разгоревшись. Ганс... нет, я обманываю себя, Ганс не вернется. Лучше закончить эту тяготу и передать фабрику международной компании. Я пишу так, будто то, что кто-то встретится с Гансом, несомненно. Но могу ли я просить о таком? О том, чтобы поезд отправился к Гансу, как мы с ним планировали... Это позволяло мне быть живой последние годы. Я готовилась к путешествию. Мы условились встретиться с Гансом - как говорил он в письмах: его путь подошел к концу. Он нашел, что искал; ради чего и покинул тогда дом. Ганс хотел, чтобы это смогла увидеть и я, он хотел показать мне свою мечту. Механический поезд предназначен для этого. Он собран по чертежам, присланным Гансом. Ганс подготовил для меня дорогу к себе. Грандиозная авантюра! Конечно, можно возразить, что гораздо проще было бы приехать в Валадилену самому Гансу, но... Это же мой брат! Даже если не брать во внимание изменения, которые произошли с ним из-за того несчастного случая в детстве, Ганс всегда был озорным ребенком. Ему нравилось выдумывать игры. И сейчас он ребенок тоже. Восьмидесятилетний старик с наивным сердцем. Как жаль, что я не увижу его. Последнее письмо я получила полгода назад. Оно было отправлено из места под названием Вальсембор. Далеко на Востоке, в таинственной стране Сибирь. Так сказал в письме Ганс. В Валадилену же его письма всегда отправлялись из пограничного Морлока. Ганс рассказывал, что с доставкой ему помогает знакомый капитан. Сама я писала тоже на Морлок, где письма хранились до востребования. Этот капитан, когда бывал у границы, забирал почту и доставлял ее Гансу. А давно, почти шестьдесят лет назад, когда Ганс был еще в Баррокштадте, университетском городке в нескольких днях пути от Валадилены - мы переписывались каждый месяц. Потом он отправился дальше, на Восток. В начале сентября я собиралась выехать из Валадилены. Я даже не знаю, где встречу Ганса - Оскар и поезд приведут меня к нему. К тому времени фабрика уже продана, а я свободна в своем путешествии, единственном и последнем. Но этому не суждено сбыться, я чувствую. Мы не встретимся с Гансом, он не увидит механический поезд. Фабрика перестанет быть фабрикой Воралбергов. Неужели ничего нельзя сделать?.. Мое сердце восстает над разумом. Ведь если бы только можно было встретиться с Гансом, рассказать ему... что меня больше нет, что фабрика... фабрика ждет его возвращения, последнего Воралберга! Законного наследника... После моей смерти он станет единственным и законным наследником. Это будет мое последнее слово Рувусу..." Может, все это сон? Сибирь... Это не просто где-то, это Сибирь в России, где холод, Москва, Красная площадь, подружка Katerina Volkova, к которой ездила студентом... Что еще она знает?... Кейт хочется поделиться всем этим с Оливией, или Дэном, или вообще с матерью. Но звонить придется Марсону. "У Анны Воралберг есть наследник. Ее пропавший брат. Я знаю, где искать его. Он в Сибири." Глава четвертая Дневник Анны Кусочки жизни из писем. Разрозненные моменты, известные Анне, но предстающие перед Кейт зарисовками. Жизнь Ганса Воралберга была полна встреч и мест на пути к тому, что он нашел и хотел показать сестре. Шестьдесят лет он находился в путешествии, изменяя места, где жил годами - так поняла Кейт. Двадцатый век неотступно следовал рядом: перед Кейт промелькнули нацистская Германия и советская Россия; катастрофы истории, создающие людские судьбы. Целой картины не получалось - писем не много, в основном чертежи, расчеты, и Кейт понимает, что переписка была не единственным способом общения. Звуковые валики - вот где самое главное. Но в кабинете их нет. В дневнике Анны Воралберг начало истории. Некоторое время Кейт смотрит на обложку, ощущая незримое присутствие. Анна писала дневник давным-давно, это можно считать доказательством здравомыслия. Осторожно, Кейт открывает дневник. 1930 год. Мадам Воралберг четырнадцать. Возраст Анны Франк, запечатлевшей в тетради время. С чувством причастности к событию не менее важному, Кейт начинает читать. "14 мая. Вчера произошло ужасное. Не знаю кому рассказать. Этот дневник станет моим доверенным. Ганс в соседней комнате между жизнью и смертью. Как и мама, он... Нет! Нет! Нет! НЕ ЗАБИРАЙТЕ У МЕНЯ И МОЕГО БРАТА!!! Кейт отмечает, что не дышит. Она не думала, что история начнется сразу и так. 15 мая. Ганс заставил меня поклясться, что я сохраню все в тайне, но тебе, дневник, я расскажу. В горах мы нашли пещеру, и наскальные рисунки на стенах, без сомнения, доисторические, потому что на них были мамонты - древние животные. Теперь я ненавижу мамонтов! Они виноваты в случившемся! И эта проклятая кукла! Почему я позволила тебе, Ганс?! Я? виновата. И теперь ты лежишь в коме. Если ты умрешь, я никогда себе не прощу! У Кейт саднит горло. За монументальностью мадам Воралберг она и не представляла когда-то существовавшую девочку, девушку - от плетения слов исходит юношеская зрелость. Ганс вышел из комы спустя неделю, когда все отчаялись. Все - это Анна, Гертруда (без сомнения, прислуга), и отец. О нем дневник лаконичен, и становится ясно, что отца Анна одновременно любит и ненавидит. Первое, что Ганс произнес, было имя сестры. Окруженный заботой, он стал медленно возвращаться в этот мир. За месяц состояние улучшилось, но он почти не говорил, пребывал в себе, словно медитировал, как сравнивает Анна. Однажды она заговорила о пещере, надеясь узнать, помнит ли он. Ганс произнес только одно слово: "мамонт". И вновь погрузился в небытие. Он напоминал ей брата, вспоминает Кейт утренний разговор с хозяином отеля и Момо, хлопающего дверью. Через пять месяцев после случившегося Ганс неожиданно взял бумагу и карандаш и стал рисовать. Он занимался этим дни напролет, нервируя отца. Анна видела, что за нагромождением линий скрываются мамонты, и сердце ее холодело. Долгое время она так и не понимала, что происходит с братом, пока однажды не услышала разговор отца с доктором. "Имбецил", сказал отец. Без особого желания Анна уделяет ему внимание на этих страницах. Дела на фабрике в то время тоже не ладились. Банк не собирался финансировать еле держащийся сектор экономики. Франц Воралберг, как, впрочем, впоследствии и сама Анна, в своих альтруистических убеждениях шел в разрез с остальным миром, не принимая наступление энергетического века и побуждая партнеров и спонсоров не отказываться от механических изобретений. Естественно, прагматичный мир мало прислушивался к нему, предлагая заниматься игрушками и не брать на себя большего... ... ...