Глава 1. Они были так молоды (1/1)

Моменты абсолютной ясности накатывали на меня несколько раз в жизни на несколько секунд. Всё заглушает тишина, и я не думаю, я чувствую. И всё кажется таким настоящим, и мир кажется таким юным, словно всё на свете наконец пришло в порядок. Эти мгновения невозможно удержать, и я цепляюсь за них, но они ускользают… Только на этом и держится вся моя жизнь. Эти мгновения возвращают меня в настоящее, и я понимаю, что всё идёт именно так, как и должно.Эти слова когда-то произнёс Джордж Фальконер — профессор литературы в университете Южной Калифорнии. Ему двадцать семь, он гей, и год назад погиб его возлюбленный, с которым тот прожил больше десяти лет. Память о любимом оставила яркий отпечаток в его воспоминаниях, и чем счастливей событие, бережно сохранившееся в разуме Фальконера, тем больнее для Джорджа возвращение к нему в своём, уставшем от боли и тоски, сознании.Джим. Его звали Джим, и Фальконер помнит их встречу, как будто это было вчера. Будто этих одиннадцати лет и не было. В те далёкие годы они оба были лишь детьми, запутавшимися подростками, не осознающими своей истинной сущности и не готовыми к испытаниям, уготованным им судьбой. Встреча с Джимом была как глоток свежего воздуха для Джорджа. Он прекрасно помнит свои ощущения, когда, будучи неокрепшим мальчишкой, заходил в переполненный бар, вооружившись своими фальшивыми документами. Денёк тогда был не из лёгких, и молодому студенту хотелось залить горе алкоголем, который просто так не продадут, если тебе всего шестнадцать. Правда, бывают такие бармены, которые, смеясь, кидают посетителю в лицо что-то наподобие: ?Да у тебя молоко ещё на губах не обсохло! Иди домой, иначе мне придётся пожаловаться твоей маме!?, а затем вышвыривают на улицу. Тут уже любые документы бессильны. Бывают и такие, которым только паспорт для ?галочки? покажи, и в их глазах ты резко становишься взрослее. Хорошо, что в ту ночь юному Фальконеру попался именно такой бармен, ведь в противном случае встреча двух молодых людей была бы невозможна.Джорду всегда нравился этот бар: блёклое освещение, не слепящее глаза и позволяющее отдохнуть от той суеты, в которой все мы ежедневно находимся. Постоянно ломающийся музыкальный автомат, песни которого всегда сильно проигрывали в мощности звука людской болтовне, бутылки из-под разнообразных алкогольных напитков, перекрашенные в яркие цвета и со свечками внутри. Эта своеобразная инсталляция была выставлена на полке прямо над барной стойкой как главная достопримечательность заведения. Молодые девушки, соблазнительно хихикающие и машущие своими хрупкими ручками при виде каждого симпатичного юноши, заходящего в двери бара. Группы пьяных студентов, заливающих друг другу в глотки литры алкоголя при любой подходящей возможности, сопровождая это криками: ?Пей! Пей!? и поднимающих шум всякий раз, когда красивая девушка выливала на себя коктейль, делая и без того просвечивающую майку абсолютно прозрачной.В этом месте присутствовала непередаваемая словами атмосфера, атмосфера нереальности происходящего. Эта полумгла, гул голосов, десятки незнакомых лиц, проносящихся мимо тебя. Проведя несколько часов в последовательном круговороте пропускания стакана за стаканом, человек всё глубже погружался в атмосферу этого места, словно впадал в глубокий транс. Если, допивая первую рюмку, ты ещё с опаской посматривал на веселящиеся толпы незнакомцев, то спустя ещё парочку стопок ты полностью вливался в этот на удивление слаженный организм беспорядочного танца и веселья. И вот уже тихий шёпот музыки превращается для тебя в ритмичный грохот, с приятной болью бьющий по барабанным перепонкам и заставляющий поддаться всеобщей вакханалии бесконечного танца, исполнение которого было проблематично при том, что комната, где находился бар, была весьма маленького размера, а в период с двенадцати ночи до четырёх утра в него набивалось человек пятьдесят, не меньше; их лица едва ли можно было разглядеть сквозь пелену дыма от сигарет или чего более крепкого и менее законного. Может, ещё и этот ?аромат? способствовал столь быстрому отрыву от реальности окружающих.И вот однажды, в один тёплый вечер, глаза двух мальчишек встретились в шумной толпе; не прошло и минуты, как каждый из них мысленно пригласил второго встретиться у стойки.—?Джордж,?— представился Фальконер, небрежно кивнув головой и бросив одобрительный взгляд на новоиспечённого собеседника.—?Джим,?— представился парень в ответ, голос его уже серьёзно пострадал от подростковой ломки и отдавал некоторым басом, что отличало его от более высокого и мелодичного тембра Джорджа, который, к слову, с течением времени так толком и не изменился.Теперь, при более близком контакте, парня можно было осмотреть ещё внимательней. На Джиме была нежно-голубая рубашка, которую Джордж приметил для себя ещё при его первой предварительной оценке. Волосы у него были зализаны назад, и хотя Джорджу никогда не нравилась эта мода, он всё же признал тот факт, что конкретно в этом случае причёска шла носителю. Да ещё как шла! Глаза парня были ярко-зелёные, так и манящие к себе. Джим поймал на себе столь пристальный взгляд нового знакомого и засмеялся.—?Слушай, если собираешься и дальше рассматривать мои глаза, то, может, выйдем на улицу? А то сигаретный дым не позволит тебе полностью ими насладиться,?— он улыбнулся и направился к выходу, не дожидаясь ответа. Джордж, в свою очередь, не стал спорить и послушно вышел на свежий воздух.—?Джордж, верно? —?продолжал Джим. —?И что же ты можешь сказать о моих глазах после столь длительной оценки?—?Они ослепительны,?— выпалил Джордж первое, что пришло ему в голову.На щеках Джима появился яркий румянец. Он смущённо отвернулся, надеясь скрыть его, но, осознав, что привлёк к лицу ещё большее внимание, вновь перевёл взгляд на собеседника.—?А ты умеешь делать комплименты,?— неловко прошептал Джим, переминаясь с ноги на ногу. —?Твои глаза тоже…?— Какие же они? —?мелодично спросил Фальконер с довольной ухмылкой.—?Красивые.—?Вау, как изысканно,?— парень пустил лёгкий смешок.—?И круглые,?— буквально крикнул Джим, тут же прищурившись, осознав, что сказал нечто совершенно неподходящее.—?Да что ты говоришь? —?засмеялся Джордж. —?Круглые? Это всё, что ты смог придумать?Джим, ранее так и излучавший уверенность, теперь выглядел как первоклассник, не знающий ответа, стоя у доски.—?Да ладно, расслабься. Стоишь, как статуя со стеклянными глазами.Джордж приблизился к парню и позволил себе очередную полуулыбку, рассматривая его радужную оболочку. Джим сделал шаг назад и с вновь приобретённой уверенностью сложил руки на груди.—?Я не понимаю, тебя переклинило на глазах? Это больная тема или что? —?смеялся Джим. —?Стеклянные глаза, ты где это вообще вычитал?—?Даже не знаю,?— теперь улыбка на лице юноши была более сдержанная, сопровождённая ноткой грусти. Он перевёл взгляд на звёзды. —?Ты напомнил мне древнегреческие скульптуры со стеклянными глазами. С одной стороны, они такие безжизненные и пустые, а с другой, полные ужаса и смятения. Есть в этом что-то жуткое. Застывший взор, полный страха. Красиво, но в то же время пугающе,?— воспоминания больно кололи глаза, и он слегка их зажмурил.Джорджу понадобилась всего одна секунда, чтобы его мысли обратились к давнему прошлому. В его разуме мгновенно появился образ восемнадцатилетнего блондина с певучим опьяняющим голосом. Учитель искусства средней школы. В восьмом классе Фальконер уговорил родителей оплатить ему дополнительные одиночные занятия с молодым, но перспективным преподавателем. Они не знали, что очаровательные кудряшки и нежные губы мистера Робертса привлекали мальчика куда больше, чем все картины мира вместе взятые. То, с какой страстью Робертс мог часами говорить об искусстве, завораживало и пленило четырнадцатилетнего Джорджа. Он мог бы целыми днями слушать учителя, наблюдать, как разгорается огонь страсти на его лице. Но он молчал. Отрицать чувства было бессмысленно, но он хотя бы их не озвучивал вслух, а лишь слегка прикусывал нижнюю губу всякий раз, когда профессор запускал руку в свои густые волосы.—?Джордж! Джордж!Из транса, наполненного внезапно нахлынувшими воспоминаниями, Джорджа вывел Джим, щёлкающий пальцами перед его лицом. Рефлекторно Фальконер схватил руку парня, крепко сжал её и прижал к груди. Прижал, надо признать, уже осознанно.—?Ай, я смотрю ты у нас нервный,?— глаза Джима сверкнули, лицо расплылось в довольной улыбке.Джордж слегка ослабил хватку на руку, но Джим напротив?— прижал её ещё плотнее к молодой груди Фальконера. Сам того не заметив, он стал всё ближе и ближе прижиматься к Джорджу. В какой-то момент, шокированный от собственной решимости, он потерял равновесие, но вместо падения парень нелепейшим образом повис на Джордже, уткнувшись лицом ему в плечо. Спустя пару секунд промедления, Джордж всё же сообразил, что произошло, и поднял собеседника на ноги.—?Сколько ты выпил до моего прихода в бар?—?Три или четыре… Может, шесть. Джордж, я не помню! Тебе-то какое дело? —?медленно проговорил Джим, чей язык всё больше начинал заплетаться.—?Такое, что, по-моему, ты один из тех, на кого алкоголь не сразу действует.—?Кто знает, кто знает…—?Значит так,?— Джордж схватил Джима за воротник и подтащил к себе так, чтобы его ухо оказалось на уровне рта Фальконера,?— слушай меня внимательно. Завтра ты не пьёшь, а приходишь в это же место в это же время, понял меня?Джим нерешительно кивнул.—?И если ты выполнишь мою маленькую просьбу, то, обещаю, не пожалеешь,?— на этих словах Джордж отпустил воротник Джима и отошёл от него на пару шагов назад, а взглянув на наручные часы, добавил:?— Сейчас полночь. В это время мы завтра должны встретиться. Можешь считать меня Золушкой-наоборот,?— на этих словах юноша развернулся и направился в своё скромное жилище.