90. Генрих II /Франциск III. Царство. (1/1)

Безумие клокочет нестерпимым жаром где-то в груди, подступая к горлу и пузырясь пеной на мгновенно пересыхающих губах.—?Я убил своего брата,?— говорит Генрих, поймав за руку служку, что поднес ему вина, движением лихорадочным и столь молниеносным, что испуганный мальчишка вздрагивает и роняет кубок.—?Я отравил его,?— говорит Генрих, пустым и страшным взглядом глядя вниз, себе под ноги, где расплывается багровая лужа.—?Но он отравил меня гораздо раньше,?— продолжает Генрих, и его хватка на запястье мальчишки становится настолько крепкой и болезненной, что тот вскрикивает и вырывается силой.Это может стоить ему головы?— служка быстро осознает свою оплошность и вновь подступает к королю, но Генрих уже не замечает его, погружаясь в тяжелое, липкое марево своих воспоминаний, искаженных и изуродованных тем безумием, что довлеет над ним уже много дней.—?Франциск… —?шепчут потрескавшиеся губы едва слышно. —?Мой брат… Мой грех… Мой злой рок… Мой ангел и мой демон…Он помнит, помнит так хорошо и так ясно тот день, словно это случилось сегодня: задорный смех брата, от которого у Генриха все вибрировало внутри, который никак нельзя было не подхватить.Его светлые, непокорные кудри?— они были такими мягкими на ощупь, так восхитительно скользили меж пальцев, щекочась.Его губы?— тонкие, жесткие, пахнущие мятой и вином.—?Это не страшно, Генрих,?— шептали эти губы, обдавая шею и щеку Генриха горячим, прерывистым дыханием. —?Никто не узнает. Это будет нашим секретом.—?Ах, Франциск, если только хоть кто-нибудь…—?Довольно слов, Генрих. Дай мне свою руку. Коснись меня. Я знаю, ты видел меня с фрейлиной… И наблюдал за мною и пажом отца. Скажи, о чем ты думал тогда?..—?О том, что это грешно, Франциск. О том, что это неправильно. И о том, каковы на вкус твои губы. —?шептал Генрих в ответ, дрожа от собственной смелости и от томительного, тянущего чувства внизу живота.Там, где Франциск прикасался к нему.—?Так узнай же, Генрих. Узнай. Получи то, что жаждешь,?— приказывал ему брат и уводил за собою, в омут темной страсти и запретных ощущений.Яд, который проник в юного Генриха с поцелуями брата, пропитал его сердце и душу насквозь.Яд, который был смертельней всех, известных миру.Кровосмешение.Страшная тайна, страсть, дурманящая, словно опиум.Страх быть застигнутыми и страх быть разлученными.Они оба словно обезумели, опьяненные друг другом, но затем…Затем меж ними встал вопрос престолонаследия.-Если ты только лишь попытаешься помешать мне занять трон, Генрих, то я клянусь тебе, я раскрою всем тайну о нас,?— теперь губы Франциска шептали угрозы вместо пылких признаний. —?Я скажу им, что это твоя вина. Я скажу им, ты принудил меня.Яд в бокале Франциска был вовсе не жаждой власти.Яд в бокале Франциска был страхом, обидой, болью предательства, попыткой защитить себя.—?Он отравил меня первым,?— шепчет безумный король, чувствуя, как призрак брата кружится рядом.Служка у его ног торопливо затирает винную лужу, стараясь не слушать.