Рисунок (1/1)

Миша чуть не засыпал под рассказ насекомовода, который все никак не заканчивался. Единственным, что мешало упасть ему головой на парту, было чувство беспокойства, вызванное полным обмундированием говорящего мужчины и присутствие в одной комнате с ним заменяющего учителя химии.Он сидел около учительского стола, на одной скамеечке с пожарным, и иногда оглядывал класс почти заинтересованным взглядом, за которым, впрочем, никакого интереса и не было.Кротко но многозначительно он смотрел только на Мишу и на Катю, иногда облизывая губы и кивая, делая вид что слушает профессиональные рассказы родителей учащихся.Когда пришла очередь милиционера, Соловьев встал, стеклянным взглядом смотря вперед себя, и прошел к доске. Рыжий сидел сзади и Миша чувствовал тяжесть из-за его присутствия.—?Ну, расскажите же нам про вашу… Опасную и трудную профессию! —?сказала учительница, сцепляя руки в замок на груди. Павлов одобрительно улыбнулся.—?Что ж, профессия и правда довольно опасная,?— начал,?— Поэтому в милиции работают только честные и… Смелые люди,?— он съежился немного, понимая, что в этом мире все, кажется, так и есть,?— Честность, конечно?— самое главное в нашей работе, так как нам доверяют люди и мы должны оправдать их?— ваше?— доверие.Он никогда раньше не выступал перед людьми и ему было немного неудобно. Что уж немного, ему было очень неудобно. Он запинался и его все тянуло посмотреть то на Катю, то на Шуру, то на… Павлова.Но он говорил еще, говорил про добро, про чувства, про правду, которая непременно окупится и смотрел он на Фадееву, которая до одури была похожа на мать и от одного взгляда на которую сносило крышу. Если бы Миша сейчас не трясся как школьник у доски, дающий импровизированный ответ на неоднозначный вопрос, то он обязательно улыбнулся бы, взял ее за руку, сказал, что чувства и правда?— это все, что его любовь к ней есть, но говорил он сейчас классу и не мог вложить в сказанное то, что хотел бы высказать Кате. Сейчас он имел ввиду что даже самой его искренней и напуганной правде никто не верил. Слишком уж безумно она звучала.—?Главное не бояться. Главное?— говорить искренне, и тогда тебя обязательно поймут… Поймут и простят…—?Товарищ милиционер? —?Миша услышал звонкий голос позади себя, который сначала позвал его, а потом спросил:?— А расскажите, как же быть с ложью во благо?Соловьев повернул голову, сталкиваясь взглядом с Рыжим. Приоткрыв губы, тот улыбался почти приятно, но вид лица его вызывал у Миши желание зарычать и разбить острые черты кулаком, так как отпечатались они у него в памяти надолго. Даже, наверное, надольше, чем лицо и голос Кати, что огорчало и злило Соловьева.При виде недовольного лица Миши Рыжий нервно вздохнул и его грудная клетка поднялась, ровное дыхание сбилось. Соловьев помолчал, подумал что ответить, проклял химика-маньяка больше тысячи раз за испорченную жизнь, за само существование и за сложный вопрос. Ответил, не отворачиваясь от него, будто лично ему говоря:—?Иногда, бывает, соврать лучше. Но если ты прикрываешься святой ложью, которая только тебе на руку и врешь как дышишь, то ты слабак, который не…Когда что-то белое промелькнуло в поле его зрения, он отвернулся от Рыжего и увидел самолетик. Небольшой бумажный самолетик, который спикировал к стене и который подняла завуч, разворачивая.Ойкнув, она закрыла рот рукой и Миша, любопытствуя, бросил взгляд на рисунок, который был внутри. Нахмурившись и взглядом выражая тотальное непонимание, он выхватил его из ее рук и поднес ближе к лицу.На бывшем самолетике были схематично изображены три человека: Катя, которая была мало похожа на себя и была определяема только по желтым волосам, рыжий мужчина, в котором Соловьев узнал Павлова, и сам Миша, который этих двух людей держал за руки. Над ними летали несколько бесцветных сердечек и кривых знаков вопроса.Не поднимая глаз, милиционер покраснел и немного погодя посмотрел в ту сторону, откуда предположительно был запущен кусок бумаги с кривой карикатурой.—?Ледяхов! —?громко воскликнула завуч.Павлов в это время поднялся и через Мишино плечо глянул на рисунок. Он показался ему весьма любопытным и решительным движением был освобожден их мертвой хватки Соловьева.—?Занимательно… —?он пробормотал, улыбаясь немного. Миша же покраснел и резко повернулся к учителю, стремясь вернуть набросок и избавить от него и так несчастный мир. Только вот Рыжий не дал ему этого сделать. Вставая на носочки, он вытянул руку вверх, не давая милиционеру совсем немного дотянуться. Десять сантиметров разницы в росте решали и Рыжий хотел засмеяться, при этом умело пряча содержание рисунка от класса, который понятия не имел, что там такого, что могло вызвать подобную реакцию у защитника правопорядка.Фадеева тоже не удостоилась чести увидеть бесчестный рисунок, а Шура сидела и своей светлой детской головой понимала, что Ледяхов был действительно прав, когда сказал что ее папа был с другим человеком, а не с мамой. Вот только с кем? Федя сказал что вроде как целовался Соловьев с обоими.В ее глазах случайно появились слезы и она встала с места, привлекая внимание всего класса, который внимательно следил за сражением за кусок бумаги, пытаясь угадать его содержание. Когда Соловьева выбежала из класса хлопнув дверью, Миша опомнился и незаметно, но сильно ткнул Павлова под ребро и крикнув имя дочери, побежал за ней вслед.Рыжий крякнул, схватился за бок, но после ухода милиционера сразу же выпрямился, ловко складывая лист пополам и почти незаметно опуская его в карман брюк, поправил галстук и премило улыбнулся классу.Завуч всплеснула руками и вернулась в свое обычное состояние, все еще, конечно, смотря то на Фадееву то на Павлова.—?Дети! —?она сказала,?— Знакомьтесь, это ваш заменяющий учитель химии! Товарищ Павлов Евгений Борисович. Он как и все эти… —?обвела рукой оставшихся профессионалов,?— Люди… Представляется на месяце открытых уроков. Прошу любить и жаловать!Немного одернув рукава, поправив волосы за ухом, он шагнул вперед, улыбаясь загадочно, оглядывая класс и своим видом отвлекая его от немного неудобной ситуации, которую они лицезрели минуту назад.Взглядом немного уцепился за Катю, мысленно ругая себя.Огладив карман брюк, в котором лежал прелестный и наивный детский рисунок, он посмотрел на автора, Ледяхова, и тихо начал:—?В отличии от профессии товарища Соловьева, моя честности не требует. Только знания, точность, вера в себя самого и, пожалуй, холодный расчет…