Эпизод первый. Бренность бытия (1/1)

Еще немного, и мне начнет казаться, что стены сдвигаются надо мной. Я уже чувствую себя пленником своего собственного дома. И тюремщиком тоже.Сложно сказать, что же заставляет меня сидеть в четырех стенах. Можно было бы оправдаться тем, что не хочется никого видеть, кроме Кагэко. С нею-то как раз хотелось бы проводить как можно больше времени. Но видимо только мне. Я уже третью неделю взаперти по собственной воле, и уже третью неделю один. Кагэко почти не приходит. Вот и сейчас ее нет. Так тяжело от этого, но я никак не могу заставить себя думать о ней не как о предмете, который всегда должен быть рядом. Пусть она теперь не совсем человек, но она личность. Я не имею права думать о ней по-другому. Да и не может же она все время быть со мной, и было бы ненормально ожидать этого.Это даже смешно. Говорю, что не хочу никого видеть, из своих компаньонов по бессмертному проклятью, а сам подглядываю за ними через завесу тени.Был уже поздний вечер, и все они были дома. В каком-то смысле дома.Анзи как и я все чаще прибывает в одиночестве. Сейчас он где-то далеко на севере, сидит в гостиничном номере и бренчит на гитаре. Как всегда самозабвенно, с закрытыми глазами. Медиатор в его руке так и порхает, будто бабочка.Анзи казался рассеянным, но едва он почувствовал мое прикосновение, он закрылся. Я перестал видеть его через тень, но все же чувствовал, что он остался на месте.Ю и Аямэ чаще были вместе, но как ни странно не в тот миг. Он был дома. Суетился на кухне, что-то напевая себе под нос. В гостиной бормотал телевизор, видимо для фона, чтобы в отсутствие клавишника ему не было одиноко. А Аямэ, несмотря на очень уж поздний час, был в Киото, в университете и корпел над учебниками и какими-то диаграммами. Но едва я пригляделся к нему внимательнее, он, накинув на плечи курточку, нырнул через тень домой. Никто из них будто и не ощущал моего внимания и я, едва заметив, как они потянулись друг к другу, поспешно переключил свое внимание на вокалиста.Соно был дома, в своей гостиной, в том самом кресле. Он, ощутив что я на него смотрю, вздрогнул, но предпринимать ничего не стал. Ни поприветствовал меня, ни закрылся. Будто и не заметил, что я на него смотрю. Он будто без слов приглашал меня и, я ощущал это, чем больше бы я на него смотрел, тем сложнее было бы уйти молча.Я понемногу отступил от него, а потом и вовсе отпустил тень. Вернувшись и разумом в свое клетку, я откинулся на спинку дивана и уставился в потолок. Телевизор, лишенный звука, сверкал разноцветными картинками какой-то безумной рекламы. Где-то вдалеке орали коты. Под окнами, сверкая фарами, крался автомобиль припозднившегося с работы жильца. За стеной были слышны музыка и голоса. От этого мне вдруг стало одиноко и тоскливо, и я не сдержался и попытался найти Кагэко. И не смог. Ее словно не было нигде в этом мире. И одновременно она была сразу везде.Я тогда долго лежал без сна и весь измаялся, пока не заснул.Она пришла только под утро, в ту пору, когда раньше уходила, обессиленная надвигающимся солнечным светом, струившимся из-за горизонта.Она просто появилась рядом. Только что ее не было, и я спокойно спал, а в следующий мир она уже сидела рядом на кровати. Думаю, я проснулся в тот же миг, как она пришла.—?Кагэко?—?Да?—?Как у тебя дела? —?глупый вопрос, но ничего другого в голову мне не приходило.Она ответила не сразу, и я уже не чаял дождаться ответа.—?Это глупо.—?Что?! —?переспросил я, поднимаясь. —?Что глупо?—?Извини,?— сказала она, едва заметно улыбаясь. —?Я прослушала, что ты спросил. Я о том, что глупо делать вид, что тебе все равно. Я знаю, Соно дорог тебе.—?Может и дорог,?— пробурчал я, откидываясь обратно на кровать. —?От этого знать, что он тогда сделал, как поступил с нами, только больнее.—?Да. Боль нам могут причинить только те, кто не безразличен. Такова жизнь.Чтобы не сказать ненароком, что ее слова сущая правда, я заворочался, будто не в силах решить, на каком боку удобнее лежать. А потом, когда пауза затянулась, я поднялся и сел рядом с Кагэко.—?И я причиняю тебе боль. Извини.—?Что ты,?— воскликнул я,?— конечно нет.—?Я тебе не дорога?—?Я не о том.—?Йо. Я вижу, что тебе больно. Ты переживаешь, что меня постоянно нет. Тебе больно от одной мысли, что я виню тебя за то, кто я сейчас.Не в силах ответить, я опустил глаза.—?И от того, что ты вынужден молчать о своей боли, тебе еще больнее.—?Не беспокойся, Кагэко, я справлюсь.—?Я знаю. И, Йо. Ему сейчас больнее. Его вина перед вами не столь надуманна, как твоя передо мной.—?Но, милая, я обрек тебя на это проклятье. И ладно бы посвящение тени. Но… это.Плотная, почти осязаемая тень, формировавшая тело Кагэко, всколыхнулась, едва заметно замерцав цветами, существующими только в мире теней.—?Я справлюсь,?— ответила она моими словами. —?Хоть это и непросто.—?О, Кагэко,?— чуть опасаясь, что она исчезнет, я потянулся и обнял ее. —?Когда-нибудь все утрясется.—?Иногда мне так сложно помнить об этом… верить. Но, Йо, если бы тогда Соно остановил вас. Не позволил взойти на борт теплохода, а потом… потом. Ты же не смог бы меня спасти. И я бы умерла под колесами того автомобиля. Я знаю, я умерла бы на месте.—?Ты все-таки считаешь это спасением?—?Но я же здесь,?— ответила она. —?Мы вместе. Мы поддерживаем друг друга. А у него сейчас никого нет.—?Хорошо, Кагэко. Если ему понадобится моя помощь, я ее предложу. А может, и не предложу. Меня же никто не спрашивал.Кагэко улыбнулась и потрепала меня по волосам.—?Спи, еще рано.—?Я и так почти все время сплю,?— со вздохом пробормотал я, опускаясь на подушку.А Кагэко гладила мою голову. От ее прикосновений чуть покалывало кожу, а волосы наэлектризовались. Мысли мои, перегруженные в последнее время неприятной информацией, перескакивали с одного на другое, и тем не менее я уснул, да так крепко, что проснулся только когда уже было около полудня.А еще я чувствовал себя ну удивление хорошо. Ничего не болело от чрезмерно долгого сна, не было никаких неприятных мыслей, да и настроение от того, что я впервые за долгое время заснул рядом с Кагэко, было полно позитива. И даже тот факт, что сейчас ее не было рядом, нисколько не портил момента. Перевернувшись с бока на спину, я сладко потянулся и открыл глаза. В воздухе прямо передо мной, освещенные жаркими лучами низкого осеннего солнца, плавали пылинки, вспыхивая золотистыми боками. Вся кровать, на которой я лежал, была залита солнечным светом. Я, днюя и ночуя на диване в гостиной, совсем позабыл, что жалюзи в спальне открыты.Скованный страхом, я не сразу смог вдохнуть. Солнце светило на меня, и видим уже не первый час, а я оставался не только живым, но и невредимым.Солнце светило, но я совсем не чувствовал его тепла, словно бы она меня не касалось. Неспешно я поднял руки и поднес к лицу. Вокруг ладоней, вокруг длинных, привычных к струнам пальцев плясали высвеченные солнцем микроскопические пылинки, а цвет моих рук оставался безжизненно холодным, будто я оставался в тени. Наверное, я в тени и оставался. Поднеся руки еще ближе к глазам, я пригляделся внимательнее, и мне показалось, сумел разглядеть равное толщине волоса расстояние, которое не могли преодолеть солнечные лучи.—?Ну что ж,?— пробормотал я, решительно поднимаясь,?— было бы глупо надеяться, что ты, Тень, отпустишь меня так просто. Впрочем, я же и так всецело принадлежу тебе, но видимо живым я тебе больше нравлюсь.Гадая, всегда ли солнце было не способно коснуться такого как я, или это что-то новенькое, я потянулся к тени, надеясь отыскать Кагэко. Кому как не ей, почти полностью растворенной в том мире, знать, так это или нет. Но я как и накануне не смог отыскать ее.Из всех прочих посвященных в нашу тайну для расспросов годился только Соно. Он, будучи старше нас больше чем на полвека, вполне мог хотя бы догадываться об этом.Намереваясь отправиться в ванную, чтобы привести себя в порядок, я встал и потянулся, зевая во весь рот, и тут заметил на прикроватной тумбочке фотографию Хисаги. Точнее лишь ее копию. Накануне ее здесь не было.Обувшись в прихожей и прежде чем уйти, я потянулся к фотографии через тень. Кагэко не могла оставить ее просто так. Я убрал ее в карман на груди и она отчего-то жгла меня даже через ткань футболки.