Глава 14. Исповедь (1/1)

Ладно, ладно, церковь и правда потрясная. Самое классное, что Джолин заметила на её фасаде — это большое и круглое витражное окно, обрамленное арками из белого камня. А перед окном, прямо по центру, стояла фигура Иисуса на отдельном постаменте. Мама сказала, что на закате солнце светит прямо в это окно, и тогда в зале творится настоящее волшебство. Джолин вздыхает. Вот и пришли бы сюда вечером... но мама хотела, чтобы они успели к мессе.Ещё жива надежда, что к вечеру Джолин вырубит от усталости, или на мессе удастся поспать. Маму это несильно смутит. Джолин чувствует себя в своей тарелке, пока они не заходят в церковь, а потом перед глазами возникает большой зал со скамьями, витражами, фресками, и становится неловко. Знакомое чувство. Они — песчинки перед лицом... всей этой каменной конструкции. Она сюда не о Боге думать пришла, вот честно.Мама ненавязчиво рассказывает ей о церкви, но Джолин благодарна уже за то, что по пути сюда они не обсуждали религию. Папа немного удивился, когда услышал, куда они идут, но вопросов не задавал. Ему пофиг, как и всегда, даже если завтра они обе вступят в секту и начнут пить кровь младенцев. В детстве Джолин он пытался ходить с мамой и с ней в церковь, когда мама хотела приобщить семью к Богу, но папе быстро надоело. Да и Джолин была не в восторге.Спасибо маме и за то, что она не ревностная католичка. Сама выросла в очень религиозной семье, знала, каково это, когда что-то насаждают, и не хотела того же для Джолин. Творчество помогло маме открыть религию заново. Она восхищалась картинами на библейские сюжеты, иногда заимствовала из них образы для своих полотен. Её вдохновляли церковные архитектура и музыка. Религия как идея, религия как страсть и эстетика.Как психотерапия для души. В самом деле, без разницы, откровенничать ли с психологом или священником, и чьи наставления слушать. Священник не расскажет, как выйти из депрессии, но ему и не платишь. А иногда хочется просто выговориться, ничего больше, и случается такое, о чем не хочется говорить близким, а полунезнакомец стерпит. Это Джолин понятно. Сама недавно словила синдром попутчика.Только ей не очень понятно, зачем маме психологи и священники в принципе. Да, перед Джолин она старалась быть сильной, не плакаться, как бы ни хотелось, и всё же... У неё есть семья. У неё есть муж.Потом Джолин вспоминает, какой характер у её отца, вспоминает, к чему это привело маму, и всё встает на свои места. Наверное, иногда просто приятно поговорить с людьми, которые умеют выражать эмоции и сопереживать. Приятно поговорить с людьми за пределами дома.— Месса сейчас начнется, — говорит мама, когда замечает, что Джолин слишком долго пялится на икону. У этой иконы мама помолилась за прадеда. — Пошли, займем места.Не очень хочется сидеть на третьем ряду — толком не поспишь, — но Джолин хотя бы отвоевывает себе место с краю, у колонны. Мама твердила, что издалека красивые робы священников не видно.Джолин замечает, что на мессу пришло много семейных пар с детьми, пришли пожилые и одинокие, пришли самые разные люди… какую-то снотворную проповедь послушать. Ну, или ?проникнуться духом единения?, или тоже на красо?ты посмотреть для спокойствия души, как её мама: кто себя в чем убедил.Она смотрит на одну семью: на их дочку, тоже в скромном зелёном платье, как у неё, только другого фасона, и чувствует себя... неуместно. Джолин еле нашла в своем шкафу хоть что-то ?скромное? по церковным меркам. А ещё у неё крашеные пряди, татуировка на предплечье... Не выгонят из храма Божьего? Ещё ведь не выгнали.Мама гладит её по волосам, берет под руку, — давно они не сидели вместе вот так, — и ей всё равно, что руки у Джолин в тату, что в волосах краска. Маме не нравилось, но она не осуждала. И Джолин понимает, что ей тоже всё равно. Сейчас есть только они вдвоем. Сбежали ото всех проблем, скрылись от всего мира.Начинается месса, и выходят двое священников в белых робах. Один садится на стул ближе к стене, напротив скамей, а второй выходит вперед. В руках у него большая декоративная книга, вся в узорах. На реквизит похожа.Священник благодарит пришедших и начинает проповедь. Что удивительно, начинает с рассказа, с личной истории, раз даже усмехается. Есть что-то располагающее в его ровном, глубоком голосе, в его отношении к мессе. Он не стоит у кафедры изваянием, он ходит перед скамьями: люди для него слушатели, а не внимающие фигуры.Ему самому было интересно, и он хотел заинтересовать. Он сам страстно верил, и хотел, чтобы остальные верили так же. Джолин всё ждала, когда он скатится в фанатизм — ей казалось, все священники рано или поздно к этому приходят, — но он обрабатывал паству деликатнее. Наконец священник открывает книгу и связывает свою историю из жизни с библейским сюжетом, разбирает и анализирует его.— Я думала, будет что-то нудно-торжественное, — шепчет Джолин.— Будет, чуть позже. У этого священника всегда такие мессы, обожаю.Интересный мужик, конечно. Может, в церквях такое в порядке вещей, но Джолин не в курсе. Думала, заснет под нудняк и проснется от звуков органа, а тут такой сюрприз. Наверное, мама именно этого мужика послушать пришла...Месса кончается. Под конец Джолин всё же задремала, и она просыпается от движения: мамино плечо выскальзывает из-под её щеки. Когда она приходит в себя, то видит, что мама намылилась к святому отцу. Джолин идет за ней и встает рядом. Кто-то из прихожан уже ушел из церкви, кто-то облюбовал иконы, а кто-то говорил со вторым священником, который всё это время сидел на стуле.— Замечательная месса, отец Пуччи, как и всегда. Знаете, именно это мне и нужно было услышать. — Мама склоняет пред ним голову в знак почтения.— Рад слышать, миссис... Куджо, верно?— Как приятно, что Вы меня запомнили! Церковь, в которую я ходила раньше, закрыли на ремонт, а эту нахваливала подруга... Мне у вас очень нравится.Джолин разглядывает отца Пуччи. Выглядит он тоже интересно: волосы совсем светлые, почти белые — поседел с такой работой, что ли, — а глаза черные, и кожа смуглая, как у истинного южанина. Только выглядела кожа не совсем естественно. Она будто неровно лежала на лице, обвисала у век, у губ, у носа. Такое ощущение, что когда-то святой отец сильно обгорел, и кожу ему пересадили.Он кивает Джолин.— Благодарен Вашей подруге за рекомендацию.— О нет, это моя дочь, Джолин.— Прошу прощения. Признаться, я едва не принял вас за сестер. Джолин неловко, но мама улыбается комплименту, и Джолин улыбается вместе с ней. Какой обходительный священник... Правда, было в нем что-то от змеи: манящие речи, отточенная неискренность, задушевная улыбочка. А может, это издержки профессии. Попробуй-ка поулыбаться сотне людей в день.— Святой отец, Вы сейчас будете принимать исповеди, да? Я хотела бы побеседовать.— Да, миссис Куджо, конечно. Буду ждать Вас в комнате.Отец Пуччи проходит мимо скамеек и исчезает за дверью справа у витражей.— Чего? Мам, разве тебе есть, в чем исповедоваться?— Думаю... в унынии, — отвечает мама, нахмурившись. — А ещё... знаешь, когда дедушка упал, первой моей мыслью было: ?Ну всё, праздник испорчен?. Это так гадко. Надо было подумать о нем.— Но что тебе даст исповедь?— Просто мне от этого легче, вот и всё. Привыкла с детства, наверное. — Мама пожимает плечами. — Может, и ты хочешь попробовать? Отец Пуччи замечательный, правда.— Эм... Кто знает. Так мне подождать тебя?— Да, осмотрись тут пока. Постараюсь не задерживаться.— Брось, мы гуляем, расслабляемся. Не за тем сюда пришли, чтоб торопиться.Мама обнимает её и идет к двери, за которой исчез Пуччи, и он впускает её. Джолин зевает и садится на скамью поближе к иконам, чтобы со стороны казалось, будто она сидит в глубочайших раздумьях.Исповедаться? Ну такое себе. Все не без греха, но Джолин даже не знает, в чем покаяться.Последние несколько месяцев её долбанутый адвокат только и хотел, чтобы она покаялась, сделала чистосердечное в том, чего не совершала. Не вышло. Не сломали. Другой линии защиты у этого придурка почему-то не было. Хорошо, что мама и Джоске это вовремя заметили.Второй адвокат был лучше, да, но второй посадил Ромео на пару с прокурором: они оба просили для него пятнадцать лет, и получили желаемое. Джолин уже не встревала, лишь бы этот кошмар поскорее закончился. Лишь бы больше никогда не ступать в зал судебных заседаний.Да она с самого октября едва помнит себя где-то, кроме этого кошмара. Вроде бы за кошмаром была какая-то жизнь, но она только помнит, как её таскали по изоляторам, допросам, судам. А теперь её так и тянет сходить в тюрьму.Она не уверена, что пошла бы в комнату посещений. Нет, тянуло к одной-единственной камере. Джолин подошла бы к решетке, вцепилась бы в неё со всей силы, и смотрела бы только на Ромео. На его измененное тюремной жизнью лицо.Он мерзавец, дурак. Сел за руль пьяным, сбил на шоссе прохожего, а потом решил спрятать труп, оттащить его в болото. Джолин поменяла мнение о Ромео ещё в ту минуту. Он умолял помочь ?ради их будущего?, ?ради их любви?, но она не стала. Джолин вырвалась и убежала. Это она позвонила в полицию.И всё равно её тянет назад, тянет позвонить ему. Очереди на звонки в тюрьмах, наверное, забивают на месяц вперед.Джолин едва замечает, как к ней подходит мама.— А вот и я! Ты как, надумала идти?— Что? Так быстро? — Джолин вздрагивает.— Вроде минут пятнадцать прошло, я не торопилась... — Мама сжимает её плечо, крепко льнет к ней со спины. — Милая, сходи всё-таки, а. Тебе правда полегчает! Сходи-сходи-сходи, ну пожалуйста-а-а, прошу-прошу-прошу... Ради меня... Всего разочек!Неа, она не станет. Не хочет, не хочет… но она снова чувствует, как всё в ней переплелось, сжалось в один болезненный комок из путаных мыслей. Он уже подкатывает к горлу, рвется наружу, сейчас ошпарит кого-нибудь. Только не маму. И раз уж она просит, раз уж это для неё так важно... Как Джолин может ей отказать?— Ладно, заценю новый мистический опыт. Чисто из интереса. Послушаю, какую лапшу нынче на уши вешают.— Хорошо! — Мама широко улыбается. — А я пока прогуляюсь. Тут просто дивный сад во внутреннем дворике.Напоследок мама рассказывает Джолин, как проходит исповедь, что нужно говорить и делать, когда она начинается и заканчивается. Джолин кивает и нехотя идет к двери, стучится. Ей говорят войти.Комната небольшая, светлая. Джолин думала, тут будет специальная кабинка, ну, как во всех этих фильмах. Вместо этого она видит странную деревянную стойку. Снизу к ней прикручена подушечка — наверное, для любителей исповедоваться на коленях, — а над стойкой высится подобие ширмы. За ширмой стоит стул, где сидит святой отец, а рядом со стойкой — ещё один стул. Джолин садится на него.И как только садится, понимает, что зря сюда зашла. Бедный священник, окунули с головой в семейное грязное белье. Вся эта тайна исповеди — чушь собачья. Может, он никому и не скажет, профессия обязывает, или Бог, или кто там… но голос Джолин он уже запомнил! А если ей на родителей захочется пожаловаться? Святой отец же видел маму, знает её... будет знать, что Джолин думает о своей семье...Он обращается к ней, и от этого Джолин волнуется ещё сильнее.— Во имя Отца, Сына и Святого духа, — говорит он и перекрещивается. Джолин повторяет за ним. — Да пребудет Господь в твоем сердце и да поможет тебе раскаяться в согрешениях.— Простите меня, святой отец… ибо я согрешила. — Отчего-то она чуть не заржала: может, от неловкости, а может, от ощущения, что и правда в фильм попала. Ну прям ?Действуй, сестра!? с Вупи Голдберг. — Это моя первая исповедь. Мои грехи... — Она мнется. Хотелось скорее отбросить все эти церковные словечки и выговориться по-человечески, а не по-божески.Вдруг Джолин почувствовала, что её будто замкнуло, заело, как диск в проигрывателе. Она всё ещё говорила и говорила, хотя слова подбирались с трудом, и от волнения теребила край платья, пока не устали пальцы. Глаза закрывались. Черт-черт-черт, неужели она заснет... во время... исповеди...Тело расслабилось, в глазах потемнело. Когда она очнулась, звучал голос святого отца.— ...епитимья — прочитать ?Аве Мария?. Господь и Бог наш да простит тебе все согрешения твои. Властью Его, мне данною, я прощаю и разрешаю тебя от всех грехов твоих во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.— А... минь, — непонимающе ответила Джолин. Сколько она уже тут сидит? Пять минут? Час? Она что, правда заснула, а он даже не заметил? Нет, не мог не заметить. Значит, она не спала. — Святой отец, погодите... Моя епитимья — просто прочитать ?Аве Мария?? И всё?..— Да. Как я и сказал, тебе надлежит искать единения не только с Господом, но и с самой собой. Духовое исцеление приходит с исцелением душевным. Так начни вести беседу со своей душой, откройся сама себе, и тогда свои объятия откроет Господь, — невозмутимо отвечает он.Он делает какое-то резкое движение, а у Джолин покалывает во лбу, в голове. Мозгу будто устроили перезагрузку. В проигрыватель вставили новый диск.В голове раздается гудение. Мысли теряются, освобождается пространство. Оно наполнилось чем-то новым. Теперь у Джолин была цель, ей что-то двигало. Хотелось вскочить, пойти и исполнить свое предназначение, но время ещё не пришло. У неё есть приказ.Она должна достать у Джоске дневник, книгу в коричневом переплете с золотыми вензелями. На этой неделе она придет на воскресную мессу и исповедуется святому отцу Пуччи снова. Дневник возьмет с собой и отдаст ему. Джолин проследит, чтобы дневник никто не видел.— Ведение дневника помогает всякому христианину. Попробуй и ты. В воскресенье мы обсудим твои записи, и тогда я смогу дать тебе более полное наставление, — мягко добавляет святой отец.Он так прав, именно этого ей не хватало всё это время. Она должна завести дневник. Тогда в голове будет ещё меньше мыслей, ещё больше пространства. Исчезнет это настойчивое гудение, которое теперь движет ей. Она достигнет своей цели.— Спасибо Вам, святой отец. Аминь.Джолин прощается, уходит от него окрыленная. Мама ждала её на скамье неподалеку от двери.— Ух, чувствую, разговор выдался задушевный, — говорит мама. — Тебя аж полчаса не было!— Полчаса? Серьёзно? — Джолин поднимает брови.— Да-а... Я тоже потеряла счет времени. Такой уж он, этот отец Пуччи... Как он тебе?— Не ожидала, что он на исповеди что-то дельное скажет, но он кое-что посоветовал... Может, ты не зря умоляла сходить к нему.— Я умоляла? — Ага. Ну, просила.Мама хмурится, будто не может такого припомнить, но тут же улыбается.— А, да, да... Так тебе полегчало после исповеди?— Полегчало, но это я ещё не всё ему рассказала... Аж голова разболелась от разговоров, я чуть не задремала. — Джолин потирает висок. Гудение иголкой вонзается в мозг, подсказывает ей верные слова. — Знаешь, а я и на воскресную мессу хочу попасть.— Ух ты. Обязательно сходим, если хочешь. — Мама берет её под руку. — Всё, что захочешь. Я рада, что тебе так понравилось!Они улыбаются, идут к выходу, а Джолин хочет скорее убежать домой. Ей нужно завести дневник.