Раздражение (1/1)

—?Если не против, то мы сразу перейдем к делу,?— Губернев, уже в привычной ему форме, в этот раз начинал без лишних слов. —?Ты возвращаешься? —?и студия замерла, Дмитрий замолк в ожидание ответа, хоть и знал его.—?Да,?— после некоторой паузы, произносит Антон. —?Анатолий Николаевич уговорил. Я и полгода дома не посидел, а он позвонил и сказал, хватит мне дурачиться, гонять, мол, надо, пока можешь. А здоровье позволяет,?— Антон и сам посмеялся над словами тренера. —?А уже через неделю я на базе был, с остальными тренировался.—?Ну, это же просто замечательно! —?Губернев искренне обрадовался известию. —?И все же, Антон, ты так неожиданно ушел. Почему?—?Я уже говорил, очень выматывают проверки, разбирательства. Все твои усилия могут пойти коту под хвост из-за допинга, который ты не принимал.—?Намекаешь на Логинова?—?Намекать уже поздно, наказание было и закончилось. Да только я в его чистоте уверен так же, как в своей. Я вижу, сколько усилий он вкладывает, все наши похают, а в итоге одна головная боль,?— Антон положил одну руку на стол, то и дело, сжимая или разжимая ее.—?Ты рад, что вернулся?—?Мой отказ был преждевременный, я это понял потом. Тогда неудачи были, и у меня, и у ребят. За них ведь тоже переживаешь. Да еще здоровье подкосилось и как-то все друг на друга,?— он затих, уставившись на замершую руку. —?Я не выдержал. Наверное, так. Благо тренер это понял,?— Шипулин немножко покивал головой, не скрывая своей добродушной улыбки. —?Я счастлив, что могу продолжить кататься.—?Какие планы? Что собираешься сейчас делать?—?Возвращаться в строй, что же еще? —?он слегка засмеялся. —?Сперва в форму вернусь, а потом уже буду пытаться улучшить результаты. Да следующего сезона, а там уж, надеюсь, буду побеждать.—?Сказывается твой временный уход?А вы как думаете? —?и Антон залился в смехе, до того, что лицо его стало принимать красноватый цвет.Новость о возвращении звезды российского биатлона не могла не распространиться со стремительной скоростью. Уже на следующий день все знали об этом, с самого утра об этом говорили, да и только. Не о чем было еще, о результатах боялись. Норвежцы как заперлись в комнатах, отмечая, так и выходили на тренировки. Это же надо было, оба брата обставили француза, а в спину уже дышал Логинов, наступал на пятки, прося дать пройти.Этот сезон с самого начала показывал себя как время перемен, ушло много звезд, хороших биатлонистов, а из российской сборной ушли ?молодые? и перспективные, да чего стоил один Шипулин! 2018/19 год грозился стать заведомо годом бесконечных побед Фуркада*. Никто в этом не сомневался, и поначалу так и было! На первом этапе Мартен не выделялся, а на втором задал жару! И сгорел. Йоханс не просто пытался что-то доказать, он побеждал с таким преимуществом, которое еще не было у Фуркада за всю его карьеру. Дьявол. А потом русские проснулись, встрепенулись, и стали в лидеры выходить. И тут все со скуки померли, с интересом ожидая непредсказуемые результаты, приводя аналитиков в недоумение. С самого утра Мартен беседовал с тренером, гонки отменили из-за снегопада, а потом еще и тренировки. Делать спортсменам было нечего, все занимались, чем только могли. Беседу француз проживал, молча выслушивая наставления и упреки, похвалу и сомнения. Мартену это не нужно, ему ничего не нужно, но в этом нуждался его тренер?— Венсан Виттоз. Он не понимал причину поражений своей главной звезды, ведь все как прежде! ?Анализировать,?— говорил тот,?— нужно все хорошенько анализировать!?. Будь другие обстоятельства, он бы сошел за сумасшедшего, твердя одно и тоже.Спустившись вниз, в столовую, Мартен тут же уловил совсем непонятную ему речь, его родную. В холле отеля, на диванчиках практически в самом углу, сидели русские. Не сразу он разобрал в них Гараничева и Малышко, из женщин узнал только Юрлову, и то, ?кружочек в уголке? может быть и не ей. Но он все смотрел, высматривал. Кого? Точно не его.Закрыв глаза, собираешься с мыслями. ?Не дури,?— говоришь себе, чуть ли не молишь?. Сжав руку в кулак, оборачиваешься и уже делаешь шаг, как видишь этого, открыв глаза. Всего в двух шагах. Смотрящего на тебя, наблюдающего за каждым действием. И будь это кто другой ты бы смог промолчать, настроя того нет, но не с ним.—?Что уставился? —?прищурившись, произносишь с вялым наездом.А этот молчит. Лишь в глазах усмешка, осуждение, они так и говорят: ?А сам??. И, кажется, это слышали все присутствующие?— неслышный вызов Логинова. Нужно было, молча уходить, но уже слишком поздно, и ты понимаешь, отступать некуда.—?Не тебе меня судить,?— сквозь зубы процеживаешь ты, и уже поворачиваешься, что бы уйти, как слышишь его неожиданный, тихий, басистый ответ.—?Почему же? —?он стоит все в той же позе, месте, с тем же лицом. Словно не человек, а статуя. —?Чем я хуже?И кровь внутри начинает закипать. Раздражение подкрадывается все ближе, уже проявляя на лице гримасу отвращения. И он еще спрашивает, почему и чем. И пока отвращение не сменилось смехом, проговариваешь:—?Шутишь? —?и ты даже не оборачиваешься к нему всем лицом, пытаясь сдержать смех.—?Похоже? —?провоцирует, гад. И терпение на исходе, совсем немного. В голове уж несутся слова, и только собираешься сказать, как вспоминаешь, чем закончилось это в последний раз.Его взгляд еще никогда не был так холоден. И примирительное рукопожатие, столь сурово, что в других обстоятельствах подлежало бы твоим насмешкам. После него еще два дня рука побаливала, и целый этап он не приближался к тебе на фото, не разговаривал слишком много, при встрече в коридоре мимолетно кивал, без теплой улыбки, присущей ему обычно.И столько мыслей прошлось, что хочется смеяться и плакать. Так много о нем. Почему? Чем особенен? Ведь никто, пустое место. Лишь соперник, и то, жалкий. И не осталось следов раздражения и подходящего смеха, вместо них пришло бешенство. От мыслей о нем, о мыслей о том, что ты так много думаешь о нем. Да он сам уже вызывал бешенство. Предал, ушел, бросил.—?Не смеши,?— только и выговариваешь ты.—?Да разве можно? —?на лице Логинова чуть проявляется улыбка. —?Таблица вызывает лишь недоумение.И он уходит, оставляя последнее слово за собой. Сначала гонки, теперь и здесь. Саша уходит, оставляя Фуркада сзади. А француз смотрит в след, не в состоянии пошевелится. Он даже не моргал. Внутри него все натянулось, малейшее движение могло оборвать ниточки раз и навсегда.