5:03 утра (1/1)

Холодная пустота гулких металлических стен, замкнувшихся в глухую коробку без окон. Тесный, больше напоминающий багажный, чем пассажирский, отсек транспортера. Пространство, где не было ничего лишнего... кроме меня. И мыслей. Слепленные в разноцветные каучуковые шары, они рикошетили от закрытого люка в полу к потолку и обратно. Ударяли по вискам тишиной, плавились и затекали обратно в мозг через уши. То состояние в пять часов утра, когда все вокруг, даже воздух, как будто состоит из промокшей ваты, которой набивают черно-белые сны, непременно забывая в ней гнутые ржавые гвозди. Не спится - да и еще десять минут сна ничего не изменят.Скорее бы прибыть на место. Ожидание - пуля со смещенным центром тяжести. Особенно когда где-то там, под транспортером, летевшим так плавно, что создавалось ощущение того, что эта стальная коробка вообще не двигалась с места, шла битва. Может, даже бойня. С пробитыми коленями, едва держась на ногах, спотыкаясь и хватаясь за чужие плечи длинными пальцами с суставами, выступавшими из-под разлагавшейся кожи, это сражение падало и тянуло за собой - в могилы из развороченного взрывами асфальта. Присыплет щебнем и бросит сверху венки из битого стекла.Уж лучше бы транспортер проваливался в каждую воздушную яму! Так, по крайней мере, было бы ясно, что мы все-таки летим, а не зависли вне времени и пространства, жизни и смерти, победы и... Нет, с нами или без нас, но победа непременно должна была прийти, долететь обратно и вернуться к ужину, если к тому времени его еще не успеют доесть враги."Говорят, там жарко сейчас..." Негромкий голос тени от противоположной стены. Даже чувствовалось, как он изо всех сил старался не дрожать - как будто мог от этого погибнуть, погаснуть на ветру, словно пламя. И даже не от свечи или лучины - от спички. Неровное и бледно-желтое, как грибок по краям ногтей очень старого человека. Такого же цвета был страх."Там не просто жарко. Там пекло"Вторая тень хрустнула суставами, нервно разминая пальцы, готовя их к возможной встрече с курком - долгой и влажной из-за вспотевших ладоней.Да, похоже, эти двое еще не бывали на серьезных заданиях. По крайней мере настолько серьезных. Сказать, что ли, что, скорее всего, им даже не придется спускаться с транспортера?Поднимаю взгляд - и отмечаю, что пустоты не становится меньше. Просто из нее, как из плотной, местами выцветшей ткани, вырезали два силуэта и немного пространства для оторванных нервов. Уж не знаю, что такого было в моем взгляде, но они невольно напряглись. Как будто вообще никогда не видели живых эво. Натянутая улыбка неприятно защемила кожу на щеках."Расслабьтесь. Если вы пока что просто курсанты - вниз вас никто не пошлет"Это просто у сержанта Хаттона своеобразный подход к обучению. Не из-за его гуманности - я вообще сомневаюсь, что это понятие смогло бы зацепиться за грубо выточенное из темного асбеста лицо, и уж тем более за остатки того же материала, собранные в подобие сердца и привязанные к ребрам.Нет - Хаттон просто хотел выяснить сразу, кто как отреагирует на, по словам одного из этих курсантов, "пекло". Подаст в отставку или останется до конца. Ничего геройского или романтического здесь нет, ребята, уж поверьте... я этим занимаюсь уже десять лет. И ничего не меняется.Они переглянулись - то ли поверили, то ли нет, и, по правде говоря, глядя на них сейчас, я не мог с уверенностью сказать, останутся они или уйдут. А если останутся, то на сколько."На таких вылетах работаю я, вы будете только смотреть" Безумно хотелось добавить "и учиться". С трудом сдержался. А вот один из них - нет."Да кем ты себя возомнил, ты же не старше нас!" Это был тот, кто говорил, что внизу жарко - смуглый, более плотного сложения. Глубокие тени багажного отсека грызли его щеки и пальцы, сочились из еще не полученных во всех предстоящих боях ран густым серым цветом и высовывали свои крысиные хвосты из не застегнутых карманов жилета с кевларовыми подкладками. Лицо... незнакомое, открытое, как книга. Перелистывая страницы эмоций, оно оставило на в остальном мягких чертах черные порезы густых нахмуренных бровей.Начинается..."Ну, если вам так охота тоже пойти со мной... в пекло" Я слегка усмехнулся, заранее зная ответ, равно как и то, что он не будет произнесен. Только, протянувшись из тени, узкая кисть, прятавшая себя от бессильно-слабого света под перчаткой из грубой ткани, легко дернула футболку напарника за рукав:"Ромбо, мне кажется, он..." Время! Затормозивший у стен и потолка острый, колючий воздух собрал полыми иголками разномастные запахи и вводил их прямо под кожу. Не кровь, не боль, даже не гарь - они все стелились по земле, давящие, тяжелые, удушающие. Наверх поднимался лишь дикий, животный гнев - легко, потому что не имел за собой причины.Далекий рык сотряс днище транспортера, отсекая незаконченную фразу полосками молочной бледности на лице второго кадета. Просоленные мягкие пряди светло-каштановой челки прилипли к его взмокшему лбу"...эво"В короткой - почти случайной, как прошедшая в пяти сантиметрах от виска пуля, - тишине было почти слышно, как Ромбо тяжело сглотнул подступивший к горлу ком.В точку. Эво.Сняв тонкую перчатку с левой руки, я прикоснулся к створкам герметичной, почти неотличимой от стены металлической двери. Это заражение - в каждой молекуле, незаметное на непосвященный взгляд, как микроскопические примеси других элементов в сплаве или горячие пузырьки воздуха. Оно уже не казалось необычным спустя десять лет - как будто так всегда было. Как будто мы всегда дышали нанитами, словно рыбы водой.Прикрыть глаза, развести эту воду кругами от пульсирующих такой же зараженной кровью подушечек пальцев, нарисовать по десять годовых колец - просто так, хотя металл наверняка был старше, а щелкнувший замок - моложе. Они не уважали друг друга ни капли - скрипнули защелкой и разошлись, отворяя двери.И не надо спрашивать, как мне удается управлять металлами и механизмами, вы же сами ответили на этот вопрос пять секунд назад. Я - эво.Снова надеваю перчатку. Ветер в лицо - холодный, обжигающий, словно только и ждавший этого мгновения, когда, стоя у края пропасти всю свою жизнь, можно, наконец, сделать шаг вперед - и взлететь. Рваные низкие облака - серые, словно ими вытирали грязь с ветхих надгробий без имен, но с одинаковыми датами. Северо-восточные лезвия бритв вырезали адреналин из радужки глаз - оставляли вокруг зрачков корону затмения, заставив на миг зажмуриться и отточенным движением накрыть защитными очками опущенные веки. Когда глаза снова открылись, панорама стала серо-оранжевого цвета высушенных корок апельсина, разложенных от моли по верхним полкам шкафов.А мне - нужно было вниз.Туда, где виднелся дымящийся город. И гигантское существо на широкой магистрали. Оно доставало практически до разбитых стекол и развороченных рам пятых этажей, по крайней мере одной из своих голов, щерившей кривую пасть с как будто воспаленными гландами. Нет, это было пламя. Вмиг вырвавшееся из еще недавно лениво тлеющих углей и очернившее изогнутые клыки, оно тараном ударило в плавящийся, как воск, асфальт.Люди... с такой высоты их не было видно - и того, что оставалось от них, тоже. Может, не оставалось и вовсе ничего. Только прыжок.Я давно отучился закручивать в виски все эти мысли с метрической резьбой - о том, что мог бы прибыть на место раньше. Не мог. В полете по прямой транспортер развивал куда большую скорость, чем сверкнувшие, появляясь за моей спиной, металлические турбинные крылья - тоже серо-оранжевые, даже для тех, кто их видел со стороны. Они врезались в облака, разрывая их лопастями турбин. Перистая дымка разлетелась клочьями попавшего в мясорубку пуха, перемешанного с углем и солнцем. Краткий миг свободы пикирующего на добычу хищника - когда скорость разрывает легкие и пытается вытащить сознание через ноздри, оставляя только инстинкты, холод с железным привкусом крови во рту, секунду, когда четкое осознание того, что нужно сделать, пропускает сталь по звенящим нервным окончаниям и обволакивает кулак для удара - по монстру.Короткий вязкий хруст черепа невидимым рисунком трещин протек под неожиданно жесткой и шершавой, как наждак, кожей, лопнул в набухших венах и в еще более диком вое, вырвавшемся разом из - Семи? Восьми? - раскаленных глоток, подавившихся собственными непереваренными углями.Я успел сгруппироваться и оттолкнуться ногами от туши существа, начавшего заваливаться набок. Приглушенным эхом отозвались турбины на крыльях, слабо пытаясь размельчить своим шумом остатки запутавшегося в паутине барабанных перепонок рева. Следующий удар облаченного в металл кулака скорректировал падение монстра - чтобы тот, не задев дома вокруг, рухнул на пустынную дымящуюся трассу.Секундный глоток ржавчины из воздуха в горячих парах асфальта, истекавшего чернотой в собственные раны, как будто они от этого могли зажить. А потом - пыль взмыла, как волна, наверх, к крышам зданий, царапая крупицами щебня стены, словно орда рассвирепевших серых крыс, линявших чумой прямо на ладони.Дрожь земли едва не заглушила рык существа - живого, разумеется. Живого, и даже не потерявшего сознание. Несмотря на остекленевшие глаза одной из голов, у всех остальных белки раздробились на неровную сетку лопнувших капилляров, глядя в темное небо.Пекло?Столб пламени вырвался из какой-то распахнутой пасти так неожиданно, словно лава из страдающего бессонницей вулкана, что я едва сумел увернуться, резким поворотом крыльев уходя в сторону. В уголках глаз мелькнули темные силуэты на крышах, сжимавшие в руках бесполезное, по сути, оружие. Перед моим появлением они прекратили тратить зря патроны, тщетно пытаясь остановить ходячую гору. Просто смотрели сейчас - удастся ли моя попытка.Даже не сомневайтесь - удастся...Вот только для того, чтобы вылечить, сначала надо его как-то обездвижить. С удивительной для такого громоздкого существа скоростью монстр поднялся, неловко перекатившись по развороченной улице, снова сплюнув вместо крови огонь.И снова - мимо, оставив оплавленный кратер поперек блеклой от весны дорожной разметки на еще каким-то образом сохранившейся части трассы. Гигантская лапа, жадная до суставов, неравномерно распиханных по серым от пыли пальцам, яростно ударила стену, схватившись за водосточную трубу и сминая хромовый блеск в кулаке. Меня уже не было там. Легким разворотом крыльев, уйдя в сторону, я постарался зайти справа, ближе к уже обезвреженной голове, рядом с которой еще две скалили пасти, зашитые затхлым гниющим дыханием и с треском порвавшие эти швы одним выдохом.Огонь и... лед?!Как шипение плеснувшей на еще не догоревший костер колодезной воды - с позабытым там кем-то плевком. Два параллельных потока воздуха, сгоравшего и замерзающего одинаково заживо. Признаться, он удивил меня - нечасто у так называемых "диких эво" бывали настолько разнообразные способности. Но, так и не успев завершиться, эта мысль осталась позади. Уж не знаю, сгорела она или замерзла. А может, оказалась порезана звонко разбитым стеклом из еще недавно остававшихся целыми окон."Ты не можешь действовать осторожнее?" Хлесткий голос с одной из крыш, жесткий, как проволока. Даже без повышенных интонаций он напоминал холодную гарроту, наброшенную на горло. Сжать кулаки и попытаться порвать стальное плетение на части."Не нравится - лови его сам!" Как будто я не пытаюсь свести разрушения к минимуму! Конечно, Агенту Шесть куда проще командовать, стоя на крыше. Мне не нужно было даже оборачиваться, чтобы представить себе его убийственно непроницаемое выражение лица и хищно сузившиеся глаза под затемненными очками с тонкой оправой. Памятник ему самому из белого, черного и зеленого мрамора. Впрочем, нет - памятники и то порой выглядели более живыми.Передышка. Новый поток льда - острого, колотого из-за неравномерно замерзшего на выдохе существа воздуха. Принять на ладонь, мгновенно покрывшуюся омега-металлом, отражая заточенные, как кинжалы, льдинки. Перемолоть их в турбинах крыльев до стружки припозднившейся метели, взвившейся на пару секунд за плечами, как рваный плащ. Нанести ответный удар свободной рукой, тоже завернувшейся в серо-оранжевый металл."Гражданские!" Окрик Агента - невероятно безэмоциональный, всё с теми же интонациями, но несколько громче - на этот раз он заставил меня резко обернуться по направлению к полыхнувшему потоку огня из дальней головы существа, целившейся уже не в меня.Откуда на этой улице взялись люди? И кто должен был держать оцепление?!Потом...Сейчас - была машина какой-то съемочной группы на краю более-менее цельного шоссе, резко обрывавшегося вниз, в горячий карьер. Концентрированный поток лавы вырвал кусок из верхнего угла здания, к которому я уже летел - не считая секунды или сгустки крови - с красными и белыми тельцами и прохладными клетками нанитов. Я почти чувствовал их, почти успевал, почти слышал что-то, кроме запоздалого рева замешкавшегося монстра, и... почти видел что-то, кроме обломков здания, летящих на журналистов, которых Агент сухо охарактеризовал "гражданскими" - без имен, без лиц. Я тоже не различал сейчас лица.Металлический звон лезвия, выскользнувшего из моего предплечья, рассек один из наиболее крупных камней. Убрать только мешавшие сейчас крылья, оттолкнуться от обоих обломков, тем самым отбросив их в стороны, еще раз взмахнуть омега-клинком наискосок и влево - в сторону бетонной части карниза.Чувствовать, просто чувствовать ток нанитов прямо под кожей, заполняя нервные окончания чем-то тонким и острым, как расщепленная лучина, холодившая, вместо того чтобы греть. Ощущать, как замедляется время колебаний воздуха - ломаными знаками того, в какой стороне опасность. Знать, насколько ускорились собственные движения, и эта неестественная для организма быстрота набухала каплями крови у носовой перегородки.Отбросить сломанный карниз, перевернуться в воздухе к следующему неровному обломку стены, поделить его натрое - чтобы не хватило никому. Чтобы никого не задело. Оттолкнуться от одного из осколков так, чтобы взлететь выше и последний, уже менее крупный, но острый кусок бетона просто разбить металлическим кулаком свободной от меча руки. Упасть вместе с ним, но мягче и на ноги. Как кошка.Воздух дрогнул - далеко и вблизи. Дыханием оставшихся голов существа и каким-то, только сейчас решившим покинуть стену, узким куском от другого карниза. Поймать его на лету - как будто копье - и метнуть в сторону монстра, целясь насквозь, прямо в огонь.Порванное нёбо центральной пасти залило его подбородок и шею густой кровью, замерзавшей малиновой коркой по пути вниз, на плечи. Существу уже не подчинялись его силы, вырываясь хриплым захлебывающимся рыком, навстречу которому последовал прыжок, эхо турбинных крыльев и завершающий удар.Показалось, или облако пыли было действительно выше на этот раз? Даже прибитое красными каплями дождя и не оставившее после себя ничего, кроме...Дыхание. Подкрашенная пена в уголках пастей живых голов. Безнадежность в рисунках на обороте сомкнувшихся век. Жар, холод, непрерывно сменявшие друг друга на местами лопнувшей шершаво-серой коже. Она была неприятной на ощупь без перчатки, снова оставившей мою руку в одиночестве.Теперь, когда существо не двигалось, можно было рискнуть. Собравшиеся в полукруг, с оружием в руках и экономно сохраненными пулями, рядовые нашей организации уже не рисковали. Кажется, где-то мелькнули изумленные лица тех двоих новых кадетов - Ромбо и Лэнски. Тоже хотели посмотреть? Они знали, что будет дальше?Даже я сам не знал.Струйка крови из носа с опозданием тонко и неторопливо стекла мне на верхнюю губу - горячая и странно безвкусная. Извлечение активированных нанитов из чьего-либо организма никогда не было приятным или легким процессом. Как тупая ноющая боль, медленно перемешивающая внутренности стальным черпаком - и чуть более острая в узлах кровеносных сосудов. Можно смириться, нельзя привыкнуть. Особенно к тому, как перемещаются клетки, сливаясь с чужими и обращая две кровеносные системы в одну.Заражение организма, вполне ожидаемо, было таким сильным, что жгло, подобно лихорадке. Я как будто видел те атомы нанитов через кожу существа, на которой, как чернила, проступала артериальная сетка и узлы его нескольких пульсирующих сердец. Их было меньше чем голов... кажется. Молекулы перемещались, токи меняли направление, складывались, теряя лишние фрагменты генетических цепей, - покидали на глазах менявшееся тело вместе с активированными нанитами. Сцеживая боль и ярость - запирая на пять засовов, не отпуская, перемалывая судорожно сжавшимися челюстями. Это нужно было просто переждать. Пройдет. Уже совсем скоро. Всё пройдет.Думай о Северной Базе. Сейчас ведь почти не больно по сравнению с тем, что бывает там в конце каждого месяца, когда приходится перекачивать зараженные наниты из собственного тела в резервуары уже через иглы и трубки. А сейчас - не больно. Почти...Никто не увидит дрожи на пальцах и не узнает, какими шершавыми показались собственные пересохшие от недосыпа глаза судорожно сжавшимся векам. Не почувствует комок тошноты, подкативший к горлу - наполовину переваренная пытка, не прижившаяся в желудке."Невероятно!" - кажется, это был Лэнски. Его изумленный голос донесся как будто из другого мира, где не было ни забора, ни зелени по ту сторону. Там всё еще сильно пахло гарью и перегревшимся асфальтом, но, как выяснилось, сегодня это оказалось не такое уж плохое место - мир.Я улыбнулся Лэнски - через силу - и вот это было действительно невероятно. Но клетки уже возвращались на свои места, позволяя отвести ладонь от бледной и слегка дряблой, но уже вполне человеческой кожи на запястье недавнего чудовища.Излечимый.В 88 процентах случаев дикие излечимы, а разумные - нет. По крайней мере, именно такую цифру начальница научно-исследовательского отдела, доктор Холидей, называла так часто, что я даже запомнил. Ей определенно нравилось это число. Всем нравилось. Оно обнадеживало.Но за эти десять лет, что я точно усвоил - так это то, что нельзя выразить числами потери в войне. А еще - что статистика искажалась, умышленно или нет - но с одним результатом.Этому эво, как бы то ни было, повезло. Он сумел попасть в возможно неверно подсчитанное число, которое сейчас текло по его капиллярам двумя перевернутыми бесконечностями и разлагалось на прозрачные капли лимфы. У него был слегка гнилостный запах - у этого числа, - но не исключено, что дело было просто в горелом асфальте."Ты... ты... вылечил... меня?" - пожилой человек с трудом поднял взгляд. Серые радужки из хромированной стали, похоже, своей тяжестью все еще тянули глазные яблоки вниз, к земле. Туда, где мир не кренился из стороны в сторону и не норовил пойти по кругу, страшному возвращением к исходной точке.Он слегка дрожал, кутаясь в темно-бордовый свитер, шерстяной и колючий, как и все воспоминания, выбившиеся из него червивыми нитками. Смутные, словно оборвавшийся кошмарный сон, детали которого уже рассыпались и закатились под диваны, вывалявшись в пыли. У этого человека от него осталось лишь ощущение страха и чужого взгляда изнутри - пустого, немигающего из-за отсутствия вывернутых век, как будто тоже испуганного. Взгляда отражения, осознавшего, что нужно родиться, чтобы умереть, и умереть, чтобы родиться.Все уже позади.Я с облегчением перевел дыхание, надевая перчатку, а ободряющая улыбка задержалась дольше, чем была на это способна."Рад, что смог помочь"Для него - позади. Для нас - нет. Оперативно, как по команде, собирались наземные транспортеры там, где они еще могли проехать. Спасательные группы рассредоточивались по зданиям в поисках пострадавших. Кем-то займутся медики, в серьезных случаях, возможно, обратятся к моим исцеляющим способностям. Но, похоже, этот человек мутировал на улице... может, в машине, одной из тех, чьи оплавленные обломки едва угадывались под слоями пыли и штукатурки. Но точно не в доме, иначе руин и жертв было бы намного больше. А так, может быть, в соседних зданиях никто не погиб. Может быть.Он, этот пожилой человек, тоже будет думать об этом - но позже. Сейчас же он просто пытался выровнять дыхание: хриплое, сбивчивое и жадное, пока что с трудом пытавшееся адаптироваться к наличию только двух легких и одной носоглотки. Интересно, людям воздух действительно кажется иным? Может, они не настолько резко чувствуют запахи? Проклятый жженый асфальт продолжал с какой-то неторопливой методичностью плавить мысли - словно этот смрад забивался между извилинами.Что-то говорили журналисты на фоне, но эти куски фраз как-то не получалось выдрать из общего шума и рассмотреть, насколько они прогнили и как всё представили. Надеюсь, хоть в благодарность за спасение они не станут упоминать в репортаже, что секретное оружие "Провидения" - эво. Впрочем, этим уже, судя по всему, занялся Агент Шесть, направившийся к съемочной группе той неторопливой мягкой поступью, которой хищник приближается к уже не способной бежать добыче. Без следов, без эмоций - конечно, они отдадут ему пленку, расписку о неразглашении и всё что угодно. Агент умеет быть убедительным.Перевожу взгляд на Ромбо и Лэнски - они стояли всё там же, где и до начала исцеления гигантского существа. Словно вросли в бетон на краю одной из продавленных посреди трассы вмятин, где до них уже не добирались сторонние тени. А их собственные, убитые наповал, лежали лицами вниз, свешивая головы с выступающих из шоссе обломков, как с одной на двоих плахи."Он... оно было... ростом с дом!" - свистящий полушепот Лэнски, видно очень долго сдерживаемый, теряя звуки и цепляя, как занозы, лишние акценты - наконец вырвался наружу, едва пожилого человека проводили до границы закрытой зоны. Слова ударили не в его глаза, а в мои - рикошетом - хоть и обращены были к Ромбо - "Как... как вобще можно сражаться с... таким?" Почему-то мне показалось, что после увиденного они оба не захотят быть оперативными сотрудниками нашей организации. Жаль. В "Провидении" практически нет моих ровесников. Могли бы подружиться.Ромбо посмотрел на Лэнски, скривил губы, распробовав кисло-шипучий вопрос своего приятеля, и сплюнул ответ в сторону."Не знаю как" - скошенные в мою сторону глаза крепкого кофейного цвета неприятно сощурились - "Мутировать"А может, и не подружились бы... Он что, завидовал?! Мне?!Я перевел взгляд с Ромбо на Лэнски и обратно. Глазные яблоки словно прокатились по горячему песку, нашли в нем вместо золота редкие, но острые камни и крошево зеленого стекла. Сжать зрачки, непроизвольно сделав их еще острее и тоньше."Я что-то не расслышал... вы поздравили меня с успешно выполненной миссией?" "Серьезно раненых нет. Нанитный фон в пределах нормы. Оперативная группа может возвращаться на базу" - грубый, хрустящий, как мелкий гравий, голос, будто вечно, и даже сейчас чем-то недовольный, прошел мимо, в ногу с жилистым офицером по фамилии Джексон.Он избавил Ромбо и Лэнски от необходимости что-либо отвечать, даже если бы это действительно было необходимо. Нет, конечно же, не было...Я только кивнул, разминая плечо - остатки боли, медленно затухавшей, словно позабытые на жаровне дрова, перебрались туда с кисти и пальцев, как цепочка муравьев с раскаленными иголками на месте лап и антенн. Они сломаются не доходя до ключицы. Просто организму требовалось время, чтобы адаптироваться к такому количеству чужеродных нанитов. Поверим Джексону - пусть он никогда не любил прибегать к помощи эво в моем лице, но если такая помощь требовалась, он все-таки сообщал об этом, наступая на худое, вечно простуженное горло своей гордости. Отдавал другие распоряжения сейчас, заставляя остальные отряды в свою очередь прислушиваться к хриплому дребезжанию голосовых связок. Они были повреждены давно, в ходе какой-то неизвестной мне миссии, и уже забыли, как должны были звучать и кому они это должны.Иногда создавалось ощущение, что офицер Джексон презирал всех своих - и в особенности чужих - подчиненных, перемалывал всякую значимость холодным серым прищуром, а останки плотно забивал в темные мешки под глазами, прибавкой к собственному самомнению. Впрочем, один взгляд на Агента Шесть - и Джексон даже начинал казаться человечным. Этот если вдруг с чего-то решит улыбнуться - то его лицо, непривычное к такому, должно быть треснет, как обожженная белая глина.По дороге к любезно сбросившему лестницу транспортеру, завораживающе бесшумному для столь массивной конструкции, я отметил, что журналисты уже куда-то скрылись. Почти бесследно, если не считать отрубленных косиц летней резины шин, отпечатавшихся на не успевшем отдышаться асфальте. Меня это беспокоило - совсем немного - я никогда не любил плохие новости, то есть новости в принципе, и уж точно не хотел бы в них оказаться сегодня. Но спрашивать, как прошел разговор с журналистами, у Агента мне хотелось еще меньше. Он сам ответил, причем на абсолютно иной вопрос, который, как и многие другие подобные вопросы, совершенно его не касался. Но Агент, похоже, любил эту тему - о том, что я сделал не так."Из-за твоей некомпетентности дикий эво повредил здание"Пережеванные куски грязного льда в его интонациях давали удивительно ровную крошку в форме правильных призм. Ненавижу, когда он думает, что всегда прав."Кто бы говорил... до моего появления "дикий эво" повредил четыре здания. И автостраду. И никто не смог ему помешать" - прохладно напомнил я. Должно быть, это уже стало рефлексом, занимать оборонительную позицию после каждой фразы Агента. Мы фехтовали - словами из разных сплавов, но ощущение от этих разговоров все равно оставалось такое, как от скрежета железа по стеклу."Чужие тактические ошибки не оправдание собственных, специальный агент Омега-1. Похоже, Белый Рыцарь платит тебе куда больше денег, чем ты того стоишь. По возвращении еще раз пройдешь симулятор нейтрализации диких эво в населенных пунктах. Так, чтобы муляжи даже не треснули"Нет, это стекло во взгляде не повредила бы даже боеголовка, не то что железо, скрипнувшее яростью на зубах. Я не собирался оправдываться перед ним. Или перед Рыцарем."Если роль дикого эво исполнишь ты - с удовольствием нейтрализую..." - процедил я, уже понимая, что выспаться после миссии мне не грозило. Ничего нового или необычного в таком положении вещей не было, - но и ничего приятного тоже.Агент Шесть не отреагировал. Никак. Только вполоборота отвернулся, заживо разрезав случайные солнечные лучи кромкой затемненных очков."Нет. Роль дикого эво исполнит образец №111"