Глава 25. 2008 год. Зов Темной Башни (1/1)

Искра, искра в темноте, где мой сир, подскажешь мне? Устою я? Пропаду я? Пусть костер горит во мгле.Карандаш быстро скользил над бумагой словно в некоем мистическом танце. Искра, искра в темноте…Быстрее, еще быстрее. Так, чтобы шуршание становилось все громче, чтобы заглушило все вокруг. Даже сами мысли.… где мой сир, подскажешь мне?Рука дрогнула, а в следующее мгновение с сухим щелчком карандашный грифель сломался, оставляя на еще незаконченном рисунке неаккуратную черту.Патрик тихо выругался, отложил карандаш в сторону и закрыл блокнот. Это был уже третий по счету начатый сегодня рисунок, и ни один из них так и не получилось завершить. Судя по всему, начинать четвертый вовсе не имело смысла.Устою я? Пропаду я?С тихим стоном Патрик потер пальцами виски. Эти странные слова — то ли напев, то ли поговорка — навязчиво крутились в голове с самого утра, и никак не выходило от них отвязаться. Кто же произносил их? Король Роланд? Или это был мальчик? А был ли там вообще какой-то мальчик?Досадливо выдохнув, Патрик положил блокнот рядом с карандашом и направился в ванную. Он почти всегда забывал увиденное во сне, запоминая лишь эмоции — надежду, страх, отчаяние, тревогу, радость. Но иногда некоторые детали, отдельные слова, лица застревали в памяти накрепко и весь день не давали покоя.Пусть костер горит во мгле.Недолго думая Патрик выкрутил кран до упора и подставил голову прямо под упругие струи ледяной воды. И тут же зашипел — сегодняшний день выдался очень жарким, что, впрочем, было не удивительно для середины июля, и контраст температур оказался весьма ощутим — но не позволил себе отстраниться. Зато все навязчивые слова тут же вылетели из головы. Правда надолго ли — неизвестно.Когда терпеть холод стало уже невмоготу, Патрик закрыл кран, распрямился и посмотрел на себя в зеркало. Бледный, осунувшийся, с темными кругами под глазами — он являл собой поистине удручающее зрелище. Теперь еще и мокрое удручающее зрелище. Вновь вздохнув, Патрик наскоро промокнул волосы полотенцем и вернулся в комнату. Он понимал, что долго так продолжаться не может, но понятия не имел, как быть дальше.Все началось весной, когда, казалось, жизнь вернулась в прежнюю колею и обрела смысл. Он снова начал видеть сны о Темной Башне. Но не те кошмары, которыми мучил его в детстве Алый Король. Нет, куда больше они походили на самые первые яркие сновидения Патрика, побуждавшие его снова и снова рисовать короля Роланда.Собственно, сейчас происходило то же самое. Патрик видел Темную Башню, видел Роланда и человека в черном, видел еще каких-то людей, чьих имен он не знал. И ощущал ужасную, всепоглощающую тоску. И с каждым днем она становилась все сильнее.Как предчувствие надвигающейся беды.Все больше и больше эти сны занимали собой мысли Патрика. Он пытался рисовать, но не находил в этом успокоения. Он пытался не думать об увиденном — но выходило из рук вон плохо.Привычная жизнь, люди его окружающие, былые увлечения — все начало блекнуть, растворяться, терять свою значимость. Нити, связывающие его с этим миром, казалось, рвались одна за другой. Только одна вещь оставалась ясной и четкой — Темная Башня. Она звала его, требовала, манила к себе. Патрик стал рассеянным, беспокойным и частенько раздражался по пустякам. Все чаще он стремился остаться в одиночестве, отгородиться от всех и всего. И в то же время он буквально кожей ощущал тревогу Элен и Натали о нем, видел, что причиняет им своим поведением боль — но ничего не мог поделать.И это угнетало его все больше.Патрик сел на кровать и уставился в окно, пытаясь унять бешено колотящееся сердце. Но успокоиться не выходило. За последнюю неделю беспокойство и предчувствие чего-то грандиозного и в то же время жуткого усилились многократно, сплелись в разуме в единый узор.Скоро. Что-то должно произойти совсем скоро. И это что-то изменит все.Патрик медленно размял пальцы. Это действие прочно вошло в привычку, хотя руки уже давно не затекали, и помогало собраться с мыслями. Он не мог и не хотел больше сопротивляться, понимая, что нет смысла противиться собственной ка. Путь к Темной Башне ждал его, и требовалось всего лишь отыскать его и ступить на эту тропу. Кончиками пальцев Патрик дотронулся до левого запястья. Тонкая сеть шрамов полукругом охватывала его, сплетаясь в причудливый узор. Следы от клыков Пожирательницы Миров. Ее метка.Оно теперь довольно редко приходило к нему, и Патрик не мог сказать рад он этому или же нет. Слишком уж все запуталось в его разуме в последнее время. Он не доверял себе. Боялся того, что мог бы сделать или сказать. Хотел, чтобы кто-то помог ему и в то же время что-то внутри отчаянно противилось подобному. Это ка, мелюзга. Она налетает как ураган, и не выйдет ей сопротивляться. Когда ты будешь готов — ты поймешь, что требуется сделать. Расслабься. Ты слишком много думаешь. Вашему виду это вредно. Да вот только последовать дельному совету Патрик не сумел. И сейчас, в этот самый момент, он понял, что больше не может ждать. Если он продолжит сидеть на месте, то попросту сойдет с ума. Он должен двигаться. Должен идти. Сегодня. Сейчас.— Патрик!Патрик дернулся, и только теперь осознал, что уже не сидит на кровати. Он стоял около самого окна, крепко обхватив левое запястье и прижимая сцепленные руки к груди. С усилием опустив их, он развернулся к застывшей в дверях Натали и попытался улыбнуться.Судя по бледному лицу Нат получилось у него не очень-то хорошо. Да и вообще вид его оставлял желать лучшего.— Я тебя напугал?— Нет, вот еще! — Натали тут же насупилась и сложила руки на груди, но в то же время отвела глаза. — Тут первый этаж. Даже если ты решишь выйти в окно, самое большее, что с тобой произойдет — вывихнутая лодыжка. Патрик улыбнулся вновь и в этот раз у него вышло куда лучше. Но тут же тревога острыми когтями сжала сердце. Он как никогда остро понимал, что его уход — уже во второй, между прочим, раз — разобьет сердце близким людям.— С тобой что-то не то, Пат, — Натали перестала хмуриться и шагнула в комнату. Она смотрела прямо на Патрика и в волнении то сцепляла, то расцепляла руки. — Я не слепая. Я же вижу. — С тобой тоже, — и в ту же секунду Патрик пожалел о сказанном.Нат явственно побледнела, подавившись воздухом, а потом щеки ее заалели, и она дернулась, как от удара.— Вовсе нет! Тебе кажется!Но Патрик мог спорить на что угодно — ему не казалось. Он давненько замечал некоторые странности в поведении Натали, особенно когда они оказывались рядом. Та, и раньше не отличавшаяся спокойным характером, начинала заводиться по любому пустяку и точно также быстро успокаивалась. Временами Нат замыкалась в себе и из нее было не вытянуть и слова. Частенько у нее все валилось из рук и в такие моменты она стремилась забиться в самый дальний угол, а любые попытки подбодрить ее делали только хуже.А еще Натали стала все меньше и меньше времени проводить вместе с Патриком, и если поначалу он этого особо не замечал, то, когда Нат принялась избегать его, всеми силами стремясь не пересекаться лишний раз, закрыть глаза на подобное поведение не вышло.И все же Патрик не ощущал, что Натали угрожает какая-то опасность, а потому решил не тревожить ее, позволив самой разобраться в себе. Да и чем он сумел бы помочь, если не мог предположить даже приблизительно, с чем же связано такое поведение? Разве что с переходным возрастом. Но тогда оставить ее в покое тем более было наилучшим вариантом.Потому Патрик только примирительно поднял руки и сел на кровать, кивком головы приглашая Нат сесть рядом.— Я не хотел тебя обижать, Нат. Прости.— Ничего. Ты и не обидел, — Натали несколько нерешительно переступила с ноги на ногу, а затем все же села на кровать рядом с Патриком, как можно дальше от него, на самый край. — Ты стоял с таким видом, словно сейчас нырнешь в окно, как в пруд. И ты плохо питаешься. Мало спишь. Так говорит мама, но я с ней согласна. Скажи, все правда в порядке, Пат?Несколько секунд Патрик смотрел на Натали, пытаясь собраться с мыслями. Он знал, что ничего хорошего не может ей сказать, но промолчать и уйти в тайне, как в прошлый раз, было бы верхом подлости. Грусть медленно поднялась внутри, вытесняя все остальные чувства.— Если я скажу, что все хорошо, то это будет враньем, — Патрик на миг отвел взгляд, но потом все же заставил себя смотреть прямо на притихшую Натали. — Но и сказать, что все плохо я не могу. Все просто не так. Это, наверно, звучит жутко странно, но именно так и есть. Я чувствую себя не на своем месте. Это как… как муравьи. Много маленьких муравьев, которые бегают под кожей и из-за этого хочется беспрестанно чесаться. Да только зудит не тело. Что-то другое, глубже.Натали несколько секунд смотрела на него. А потом глубоко вздохнула, отведя взгляд.— Ты хочешь сказать, что снова уйдешь от нас с мамой, так?— Да, именно так. Сегодня, — Патрик ощутил, словно огромный камень, повис на его шее. Говорить было тяжело, а разрывать эти последние связывающие его с дорогими людьми нити — невыносимо горько.— Мама тебя не поймет, — голос Нат был едва слышен, — она будет злиться. Будет искать тебя. Может быть, даже разочаруется. А еще она будет тосковать по тебе и винить себя. Ей будет казаться, что ты ушел из-за нее. Даже если в душе будет понимать, что это не так.— А ты, Нат? Ты меня понимаешь? — горло перехватило, и Патрик с трудом проглотил вязкую слюну. Отчего-то ответ Натали казался ему крайне важным. Гораздо важнее, чем возможные обиды, злость и печаль Элен.— Конечно, понимаю, — Нат опустила голову и позволила рукам бессильно упасть вдоль тела. Сейчас она походила на сломанную куклу. — Ты должен уйти. И никак нельзя иначе. Они сказали мне, что это рано или поздно случится. Просили не держать тебя. Теперь я понимаю почему — ты умрешь если останешься. Не физически. Иначе. — Кто сказал тебе, Нат? Ты имеешь в виду этих лысых…— Да, именно их, — Натали все так же не поднимала головы и слова давались ей с явным трудом, но она все равно говорила, и Патрик ощутил жгучую благодарность, искрой угнездившуюся в груди. — Они те еще проныры. Все знают, все видят, но и врать не могут. Они сказали, что время пришло. Ты должен исполнить свою судьбу, спасти двоих, одному из которых предначертано стать ключом к спасению миров.Нат умолкла, а Патрик ощутил, как его кожа покрывается мурашками. Ощущение было таким, словно он вновь оказался под струей холодной воды. Всю свою жизнь он был уверен совершенно в другом. Все говорили ему об этом — и Оно, и Алый Король, и даже собственная интуиция. Разве же могло быть нечто иное в его судьбе?— Спасти? Ты ничего не путаешь?— Нет, — Натали дернула плечом, а потом вдруг зло уставилась на Патрика, — я только сказала тебе, что услышала. И я понятия не имею зачем тебе все это, почему именно ты должен это делать и как все это вообще возможно. Я знаю только одно — ты дурак, каких поискать, Патрик Дэнвилл! И ты там сгинешь!В глазах Натали блеснули слезы, щеки вновь раскраснелись, а сама она порывисто вскочила, не отрывая от Патрика лихорадочно горящего взгляда. Сам Патрик просто не знал, что сказать — все слова попросту застряли в горле.— Ну почему, почему все получается именно так? Почему ты должен уходить так рано? — слезинка скатилась по щеке Нат, но та этого даже не заметила. Злость ее лилась через край и удержать ее не было никакой возможности. — И ничего с этим уже не поделаешь. Мне придется видеть, как снова грустит моя мама... И я сама тоже… Да я, выходит, не умнее тебя! Да как меня только угораздило в тебя влюбиться?!А в следующую секунду Натали резко замолчала, замерев и расширившимися глазами глядя куда-то мимо потрясенного до глубины души Патрика. По лицу ее разлилась смертельная бледность, а руки испуганно взлетели вверх, зажав рот.— Я сказала… я сказала вслух… — Нат задрожала все телом, а голос ее из-под пальцев звучал очень невнятно. — О нет… нет-нет-нет…Натали медленно попятилась, в глазах ее плескались страх и отчаяние. С большим трудом, словно воздух враз обратился в желе, Патрик поднялся. Сердце гулко билось, казалось, оно вот-вот выпрыгнет из груди.Он едва мог поверить в только что услышанное. Это казалось диким, неправильным, невероятным. Чтобы Натали Дипно, эта девочка, казавшаяся еще таким ребенком — влюбилась? Влюбилась в него, Патрика?Так вот отчего она вела себя настолько странно. Но разве подобное возможно? Всю жизнь Патрик воспринимал Натали исключительно как подругу, как родственную душу с такими же как у него необычными способностями, как младшую сестру, за которую он несет ответственность.Сейчас же он увидел Натали совершенно иначе — уже не ребенка, не девочку, а пятнадцатилетнюю девушку с совершенно недетскими чувствами. Чувствами, с которыми она еще не научилась справляться.И ведь верно она сказала — какой же он глупец… Просто слепой дурень. Натали продолжила пятиться, а потом резко развернулась и кинулась прочь из комнаты. Чувства и мысли Патрика все еще находились в полнейшем смятении, но тело отреагировало мгновенно — он кинулся за Нат и уже на самом пороге схватил ее, крепко обняв за плечи и прижав к себе.— Пусти! Не трогай! — Натали взвизгнула и принялась вырваться, но у нее не получилось. Судя по всему, пережитое потрясение лишило ее сил и большей части здравого рассудка.— Стой! Не уходи! Натали, хватит! Патрик вцепился в ее плечи из последних сил. Он не хотел причинять ей боль или делать что-то против ее воли, но очень четко ощутил — Натали вовсе не собиралась запереться в своей комнате. Острый порыв кинуться прочь из дома куда глаза глядят ощущался настолько явно, что, казалось, был практически материален. И этого нельзя было допустить ни в коем случае. Ведь в таком состоянии с Нат могло произойти все, что угодно.— Нет! Оставь меня! Не надо, прошу! Натали рванулась, едва не вывернувшись из его рук, и Патрик сделал единственное, что еще мог — из последних сил дернул Нат на себя, а затем навалился на нее все весом, повалив на кровать.И тут же отпустил, отшатнувшись и метнувшись к двери. И только когда захлопнул ее и повернул защелку замка, позволил себе взглянуть на Натали.Она больше не пыталась сопротивляться, только отвернулась от Патрика, свернувшись на его кровати в клубочек, и сдавленно приглушенно рыдала.— Натали… Натали, послушай… — голос Патрика заметно дрожал. Он хотел хоть как-то помочь ей, но совершенно не представлял, что нужно делать. Что вообще принято говорить в таких случаях? — Я не причинил тебе боль? Натали только резко отрицательно мотнула головой, а потом сильнее сжалась. Патрик протянул руку, желая коснуться ее плеча, но в последний момент передумал. Ему показалось, что так он сделает только хуже.— Это хорошо. Нат, прости, если был груб. Но я не могу… не могу допустить, чтобы ты сделала из-за меня что-то, о чем потом будешь жалеть, — Патрик замер, закусив губу и в смятении осмотрел комнату. Но увы, никакие его вещи никак не могли ему подсказать, как теперь поступить. Когда рыдания Натали немного стихли, он снова заговорил. — Давай, я дам тебе платок, чтобы ты немного привела себя в порядок. Только пообещай, что не сбежишь. Хорошо? Обещаешь мне?— Хо… хорошо… — голос Натали был сиплым и едва различимым. Но она услышала его и ответила. Патрик решил, что это хороший знак.Он прошел вглубь комнаты, открыл платяной шкаф и принялся осматривать ящики один за другим. Вскоре Патрик увидел то, что искал — большой белый хлопчатобумажный носовой платок с красивым зеленым клевером по центру. Когда-то его мама увидела платок на распродаже, купила, вышила по краю узор зеленой нитью в тон клеверу, а потом вручила сыну на десятилетие вместе с другими подарками.Сейчас и нити, и клевер выцвели от времени и многочисленных стирок, и были уже не зелеными, а скорее темно-серыми. И тем не менее Патрик бы не согласился променять эту вещь ни на какую другую.Едва заметно улыбнувшись нахлынувшим буквально на пару секунд приятным воспоминаниям, Патрик взял платок и вернулся к Натали. Та, как и обещала, не пыталась сбежать, но уже не лежала, а сидела на кровати, уткнувшись лбом в колени и пряча лицо. Она больше не рыдала, но то и дело всхлипывала.Патрик протянул Натали платок и отвернулся, давая ей возможность привести себя в порядок без спешки и лишнего смущения. А сам попытался успокоиться и разобраться в собственных спутанных мыслях.— Вот теперь можешь смеяться, Пат, — голос Натали звучал отрешенно, почти без эмоций, — или накричи на меня. Скажи, какая я глупая. Или снисходительно прими то, что есть. Разве можно как-то иначе отнестись к маленькой девочке, ничего не понимающей в жизни? Только тогда лучше вообще и не жить…Патрик развернулся и поглядел на Нат. Она тщательно вытерла лицо, но раскрасневшиеся глаза и нос спрятать никак не могла. Теперь она свесила ноги с кровати, положив руки на колени, и до побелевших костяшек сжимала в пальцах его платок. Патрик осторожно сел рядом с Натали, а потом мягко заключил ее в объятия, притягивая к себе. Он понял, что требовалось сделать. Не нужны ему были никакие советы и инструкции — лишь голос собственного сердца. Наклонившись совсем близко к Нат, он прошептал:— Спасибо тебе, Натали. Спасибо за твои чувства ко мне. Я не заслужил их, но сохраню о них память. И она будет согревать меня, где бы я ни оказался.Натали вздрогнула, слегка отпрянув, потрясенно, с недоверием уставилась на Патрика, а затем развернулась к нему и крепко обняла, уткнувшись носом в шею.— Пат, я… я думала…— Что я не пойму тебя? Но ведь ты меня поняла, — Патрик осторожно погладил Нат по волосам. — Мне тоже жаль, что придется покинуть тебя и Элен. Обещаю, как только смогу — я вернусь к вам. Вернусь к тебе.— Ты не вернешься. Я же понимаю.— Когда-то ты уже говорила это. И ошиблась.— Я отвлеку маму, — Натали с явной неохотой отстранилась, а потом и вовсе отсела от Патрика. Она все еще слегка дрожала и явно была крайне смущена, — чтобы она не искала тебя какое-то время. Я не думаю, что ошибаюсь, но я все сделаю, чтобы тебе помочь.— Спасибо, Нат, — Патрик опустил взгляд, ощущая, как внутри разливается тепло и в то же время во рту появляется горький привкус. Потому что теперь он просто не мог уйти просто так. — Но прежде, чем я уйду, я хочу, чтобы ты кое-что узнала. Скажи, Натали, что ты знаешь о моих силах?— Я знаю не так уж и много, наверно, — Патрик не смотрел на Натали, но по напряжению в ее голосе понял, что она хмурится. — Я знаю, что ты можешь ощутить чувства других людей. Ты эмпат. Возможно ты можешь даже читать их мысли, но я не уверена. Ты, как и я, можешь узнать о том, что другие скрывают, только ты не видишь ауры. А как ты это узнаешь я тоже не понимаю. — Вспомни, когда моя мама заболела, я подолгу не выходил из комнаты. И однажды ты пришла ко мне, потому что тебя попросили кое-что мне передать. Ты помнишь, что именно?— Нет! — в голосе Натали прозвучал не просто страх — ужас. — Я ничего не помню. Я была слишком маленькая, и мне было так грустно и страшно. Я правда не помню!— Ты уверена? — Патрик поднял голову и, взглянув в глаза Нат, вновь увидел стоящие в них слезы. Он понял, что Натали все помнит. И в глубине души уже все понимает.— Я не знаю, что это значит! Я не понимаю, — Натали вскочила, отступив от Патрика и отчаянно, упрямо замотала головой, — и это все не важно. Не важно. — Натали, пожалуйста, принеси из своей комнаты любой лист бумаги, какой только захочешь. Альбом, блокнот, тетрадь. Что угодно. И простой карандаш, — Патрик с грустью смотрел на перепуганную Нат и ощутил, как тоска сжимает его нутро. — И ластик.— Нет, Патрик! Я не хочу, — Нат зажала рот рукой, а другой, в которой до сих пор сжимала платок, спешно промокнула глаза. — Пожалуйста. Я не хочу знать. Не хочу понимать.— Ты должна, — Патрик говорил мягко, но непреклонно. — Прошу тебя, Натали. Ты должна узнать, иначе это будет нечестно по отношению к тебе. И по отношению к твоим чувствам ко мне.Натали замерла, и наверно с минуту стояла, не двигаясь. Патрик ее не торопил. Наконец она молча, медленно кивнула, развернулась и зашагала к двери. Пальцы ее дрожали, и замок удалось открыть только с третьего раза.Натали вернулась быстро. Она принесла свой старый школьный альбом для рисования, простой карандаш и небольшой огрызок ластика. И выглядела при этом так, словно как минимум поднималась на эшафот. Приняв карандаш и альбом из ее рук Патрик быстро нашел чистый лист и принялся рисовать, стараясь отрешиться от всех эмоций.— Ты права, я могу понять, что ощущают другие, но вот мысли читать не умею. Не могу сказать, к сожалению, или к счастью. И я на самом деле могу узнать что-то сокрытое, но вижу это не глазами. Мои руки чувствуют — и рисуют. Как видишь, рисование для меня — не просто хобби. Патрик старался говорить ровно, одновременно с этим продолжая делать быстрые штрихи. Вот уже из бумажной белизны проступили очертания комнаты, стола и стоящего на нем пустого цветочного горшка. Когда-то там росла фиалка, но растение давно погибло — комнатные цветы вообще крайне плохо переносили частое близкое присутствие Оно, даже когда то их не касалось — а выбросить горшок или посадить туда что-то новое Патрик так и не удосужился. — Но это еще не все. Скажи, Натали, с каким растением я у тебя ассоциируюсь?— Лимонное дерево, — Натали тут же смутилась и отвела взгляд, но, по крайней мере, перестала выглядеть как загнанный, перепуганный зверек, — оно росло в моей комнате, когда я была маленькой, и я часто кричала на него, когда злилась, представляя, что это — ты.— Вот как, — Патрик не сдержал улыбки, а потом указал на горшок кончиком карандаша, — а теперь смотри внимательно. На секунду прикрыв глаза и сосредоточившись, Патрик вернулся к рисунку, добавляя туда новый элемент. Он ощущал знакомое покалывание в кончиках пальцев и точно знал — все получится. Потрясенное аханье Натали подсказало ему, что он не ошибся. — Патрик… как это? Как это возможно?— Такова истинная суть моей силы, — Патрик оторвался от рисунка только когда тот был закончен. И ничуть не удивился, увидев тонкий саженец лимонного дерева — три листочка на зеленом нежном черенке — проросший из пустого буквально несколько секунд назад цветочного горшка. — Я не только рисую то, что вижу. Часто то, что я рисую, становится реальным.Натали открывала и закрывала рот, переводя взгляд то на саженец, то на его точную копию в альбоме.— Каждый раз так? — в голосе Нат слышалось благоговение.— Нет, далеко не каждый. Всякая картина требует собственных правил. Если я их нарушаю — ничего не выходит. А теперь дай мне ластик.— Нет. Не стоит, правда, Патрик. Я уже все поняла, — Натали мгновенно побледнела, ее былой страх вернулся.— Прошу, Нат, — Патрик протянул руку, спокойно и решительно глядя в ее вновь наполнившиеся слезами глаза.— Я не хочу этого видеть. Не хочу знать. Пожалуйста…Но тем не менее Нат выпустила ластик из дрожащих пальцев прямо в подставленную ладонь Патрика.— Мне жаль, Натали. Я не хочу причинять тебе боль, — Патрик крепко сжал ластик и с тоской посмотрел на Нат, — но ты должна все понять до конца.А затем Патрик поднес ластик к рисунку и решительно стер нижний лист саженца. Натали тонко вскрикнула и тут же зажала рот ладонью. Из глаз ее полились слезы. Патрик смотрел на Нат не отрываясь. Ему не нужно было видеть, что случилось с лимонным деревом, он и так это знал — один из листьев исчез, и лишь короткий почерневший черенок остался на его месте.— Это тоже часть моей силы, Натали. Я могу стереть из этой реальности что угодно, — Патрик на миг замялся, а потом продолжил гораздо тише, — и кого угодно.— Нет! Ты не станешь поступать так!Патрик медленно поднялся, небрежно бросив альбом и ластик на кровать. На Натали он больше не смотрел, ему более чем достаточно было слышать ее приглушенные рыдания. Уже во второй раз за сегодняшний день она плачет из-за него.— Я уже поступил так, — горло сжало спазмом, но Патрик продолжил говорить, пересиливая себя, — когда пытался остановить того, кто покалечил меня. Кто может знать, как я буду распоряжаться своей силой в будущем и к чему это приведет. Таких, как я, называют Разрушители, Натали. И называют не зря. Я могу уничтожить все, что меня окружает. Быть может, для всего мира будет лучше, если я и правда сгину, после того как исполню предначертанное мне. Я напугал тебя и шокировал. Потрясение пройдет. Но страх — он останется, не так ли? Подумай, хорошенько подумай, а потом ответь, прежде всего самой себе — после всего, что ты узнала, ты все еще считаешь меня человеком? Сможешь ли ты по-прежнему любить меня?Вопросы Патрика повисли в воздухе. Натали никак не могла ответить ему, отчаянно давясь слезами. Он так и не взглянул на нее, не желая увидеть ужас и отвращение в ее глазах. Грудь сдавило, словно тисками, и отчаянно захотелось отмотать назад эти несколько минут. Натали не сделала ему ничего плохого, а он вместо благодарности разбил ей сердце.Разрушитель. Не дожидаясь, пока Натали придет в себя, Патрик Дэнвилл со всех ног бросился прочь из комнаты, прочь из дома, прочь из ее жизни.