Нормальный ли я? (1/1)

Я не могу с ней наговориться, потому что не разговаривал с ней уже четыре года. Все наши встречи и слова?— это всего лишь грустная ностальгия. Попытка, как мне кажется, переписать все и извиниться за каждый глупый поступок. Но очень жаль, что ни она, ни я?— не понимаем, что извиняться за нас не нужно. Мы?— это удивительный эксперимент, показывающий, как сильно один человек может повлиять на другого. Едва ли это грустно. Это удивительно!Впервые в жизни я смущался и боялся чего-то нового. Писать сообщения совсем не сложно. Показывать свои чувства строчками в чате?— это, как написать очередную историю. Я обожаю рассказывать истории с четырех лет. Что может быть проще? Но когда я в пятнадцать пошел на первое в своей жизни ?свидание?, на которое я просто горел пойти?— я волновался до оцепенения. Сейчас даже смешно представить, что такое было. Волноваться так сильно, чтобы не хотеть идти. Но заставлять себя делать тяжелые шаги к тому, чему хочешь?— это определяет тебя.Смущаться, бояться, дрожать от мыслей о другом человеке?— это и есть проявления первых чувств? Никто же не объяснял нам, что такое вообще может быть и все приходилось как-то докручивать самому. В итоге получаем, что первое непонятное, но почему-то теплое и волнующее чувство, которое пульсирует в теле от живота до горла- это и есть первая любовь? У меня?— да. И я боюсь, почему-то иногда вспоминать это чувство снова. Ощущать его. Знать, что оно живет во мне с того самого дня, когда я первый раз ее увидел. Мне ужасно больно, когда мой мозг раз за разом прокручивает в голове воспоминание: две розовые и гладкие полоски, целующие мои губы в полной темноте закрытых глаз. Это было приятное, но для меня совсем непонятное ощущение. И оно остается таким до сих пор.Может, взглянуть со стороны? Все замирает, весь мир останавливается на месте, а взгляд облетает вас, таких милых и беззащитных. Вы соединились. За этим интересно наблюдать сверху. А что происходит внутри? Лично я очень испугался. Так сильно, что поцеловал другую девушку только через четыре года. Я не мог даже подумать, что возможно поцеловать другую, что такая опция существует. Главное, что я не определил для себя, что после расставания уже можно целовать других. Для меня это было, наверное, первой проблемой и она заключалась в том, что она рассталась со мной, а я с ней нет. И теперь, если мы целуем других?— это будет совершенно нормально. Но не для меня. Для меня?— это значило предать свои чувства и как-то обнулить свою преданность. Для меня это было сложно. Когда это случилось с другой девчонкой, которая понимала, что поцелуй для меня значит больше, чем все остальное и сделала это очень мягко и с любовью?— для меня?— это все равно оказалось простреленным черепом. И я не знаю, и я боюсь признавать, что эта проблема у меня есть.Я не знаю, можно ли называть это моногамией или нужно называть как-то по-другому. Но кусок своей души я, кажется, отдал. И, когда я превысил лимит на три года выше нормы?— я понимаю, что любовь живет совсем не три года и, либо у нее отсутствует срок годности, либо у меня нет в планах дожить до момента, когда она пройдет. Оставлять по крестражу всем, кого я когда-то поцеловал не входило в мои планы и я не думаю, что нужно любить одного человека до конца своей жизни. Тогда все может обернуться какой-то непрекращающейся грустью. Самое обидное, что все это время я старался все решить в своей голове. Пытался обернуть это какой-то счастливой стороной, по типу: вот у меня есть чувства, значит это хорошо, значит я умею любить и способен чувствовать, но в реальности?— это, как обычно, боль.У меня осталась от нее бутылка, из которой она когда-то пила и сны, в которых она мне снится. И когда я чувствую себя одиноко, я представляю, что она рядом со мной. Остаюсь ли я при этом нормальным? Едва ли. Что же я тогда делаю, чтобы все эти мысли не выедали мне голову? Я задаю себе один очень интригующий вопрос: "Разве все это происходило с тобой?". И ответ на него остается для меня очевидным все эти годы?— Конечно же, нет. Не со мной!