Глава 12. (2/2)
Остановившись у двери к лестнице, он принял удивленный вид и оглянулся. Эстер, едва держась на ногах и цепляясь за все ту же сердобольную женщину, сделала несколько шагов к нему, оступилась и едва не упала. По ее щекам текли слезы.- Это я отвела Биа в тот блядский склеп в Речном. Мы-то думали, что все это шутка, страшная сказка, но там… А, ну тебя на хер! – всхлипнула она. – Тебе уже есть, что рассказать своим дружкам-хранителям, ведь так? Пусть приходят, я расскажу им правду. Я не могу… Я не хочу это скрывать, когда моя Биа…Не договорив, Эстер рухнула на колени и зарыдала в голос. Еще несколько женщин повскакивали с мест и бросились к ней, силясь поднять ее с пола. Тараэль не стал дожидаться того, чем это закончится, и в поднявшейся суматохе взбежал по лестнице наверх. Было ли это зацепкой или нет, покажет время, а пока он и без того услышал предостаточно.
Неясный шорох, пронесшийся по комнате, а следом - скрип оконной рамы заставили Тараэля вырваться из ещё слабых объятий сна. Распахнув глаза, он потянулся к поясу - за Гадюкой, - но вместо рукояти кинжала его пальцы лишь царапнули кожу доспеха.Что за черт?У окна стоял мальчишка лет четырнадцати. Грудью навалившись на подоконник, он с интересом оглядывал погруженные в ночную темноту просторы Фермерского побережья. Лёгкий ветер играл с его кудрявыми, темными волосами. То и дело он отмахивался от назойливых комаров.- Какая благодать, - с наслаждением вздохнул Лето, и сердце Тараэля с болью перевернулось в груди. - Все, как и рассказывали в "Ложном псе", верно? Тихий рай на земле. А воздух-то, воздух!.. Какой сладкий воздух!Тараэль сел на кровати. Двигался он медленно, боясь спугнуть мираж. За дверью комнаты слышался тихий женский плач, но Тараэль сосредоточился на худенькой мальчишеской спине, на острых лопатках, выступавших сквозь грубую ткань рубахи со взрослого плеча.- Не такая уж здесь и благодать, - возразил он, и Лето знакомо - так знакомо! - хмыкнул. - Люди...- Так то люди, - снисходительно заметил брат. - Люди осквернят даже Вечные пути. А обвинят кого другого. Как тот шахтер, помнишь? Который спьяну проиграл в карты свою хибару, а потом обвинял в этом тех, кто сидел с ним за столом.Тараэль помнил. Очухавшись, мужик орал на всю пещеру. Лез в драку с тем, кому проиграл свой дом, требовал собравшихся зевак заступиться за него. Но люди усмехались или отводили взгляд, про себя радуясь, что не оказались на его месте, а к стене таверны жалась его жена с грудным ребенком на руках. Ее лицо было залито слезами, на ее локте висела тощая котомка с вещами - вот и весь скарб, который она успела собрать, прежде чем дружки победителя выставили их на улицы Подгорода. Ралаим, подошедший, чтобы утихомирить гвалт спящих, лишь фыркнул и, повернувшись к новому владельцу хибары, напомнил ему о ставке теневого налога для тех, у кого есть крыша над головой, и кто не хочет, чтобы она внезапно исчезла.- Люди везде одинаковые, - подытожил Лето и наконец отвернулся от окна. Тени скрывали его лицо, но Тараэль знал, что он грустно улыбается. - И они никогда не изменятся.Возразить было нечего.Женский плач из коридора "Красного быка" становился все громче. К нему присоединилось детское хныканье. Лето, вслушиваясь, склонил голову набок, а Тараэль, движимый неведомой силой, поднялся с кровати и направился к двери.- Не ходи туда, - вдруг сказал брат и взволнованно нахмурил черные брови. - Не надо.Но Тараэль положил ладонь на круглую ручку двери.- Почему ты постоянно возвращаешься в прошлое, задохлик? - глухо спросил брат Скорбь за его спиной. - Ведь там нет ничего, что тебе нужно."Я не знаю, что мне нужно", - подумал Тараэль. Не оглядываясь на массивную, чёрную фигуру, застывшую у окна, он унял противную дрожь в пальцах и толкнул дверь.И очутился совсем не в узком коридоре таверны, пропахшем сеном и сосной. То была маленькая, темная, бедно обставленная комната. У чугунной печушки на обшарпанном стуле сидела молодая женщина с младенцем на руках, завернутым в посеревшие, кое-где порванные пеленки. Ее бледное, искаженное мукой лицо было поднято к низкому потолку, из ее растрёпанных черных волос проглядывали острые уши.Всхлипнув и неловко утерев слезы с щек одной рукой, аэтерна взялась за свою оголенную грудь, поднесла ее ко рту младенца и - взвыла, стоило тому с остервенелой радостью сомкнуть ещё беззубые десна на ее соске.- Ну давай же, - прорычала женщина, поджимая побелевшие губы. - Хотя бы чуть-чуть!Несколько секунд младенец жевал сосок, заставляя плечи матери крупно вздрагивать от боли, а потом выпустил его и зашелся плачем. Аэтерна в истерике засучила ногами по полу и зарыдала следом за ним.- Прекрати! Прекрати, прекрати, прекрати кричать! - захлебываясь в слезах, скулила она. - У меня нет молока, понимаешь? Мне не жалко, его просто нет!Но младенец не унимался. Проблемы матери не заботили его, он не ведал о них. Он был голоден, обижен на весь мир и кричал - с каждой секундой все яростнее. Его плач гремел в голове растерянного Тараэля, и тот поскорее зажал уши, боясь если не сойти с ума, то оглохнуть.- Боги! - Аэтерна, прижимавшая младенца к груди обеими руками, последовать его примеру не могла. - Почему ты не можешь замолчать?! Просто замолчать! У меня ничего нет. Мне нечем тебя кормить, нечего тебе дать... Лучше бы ты не рождался, лучше бы ты родился мертвым, лучше бы...- Омерзительно.Голос, раздавшийся за спиной Тараэля, заставил его лоб покрыться испариной. Бесполый и холодный, он потеснил громкий детский плач из его сознания.Тараэль мечтал проснуться - конечно же, это был сон, дурной кошмар! - но проходили мгновения, минуты, часы, столетия, а спасительное пробуждение было все так же далеко. Становились ближе лишь тихие, но твердые шаги в окружении шелеста длинной мантии.- Человеческие существа, - протянул голос, замерев за его плечом, - глупые и безответственные, ведомые самыми низшими инстинктами. Получив сиюсекундную иллюзию удовольствия от совокупления, они плодят новые страдания. Запирают сияющий дух в клетку из мяса и костей, не понимают его горя, слышат лишь себя. Она не желала твоего рождения, брат Гнев, но, уверен, и ты не хотел оказаться в ловушке этого скудного мира.Уже знакомая неведомая сила вздернула Тараэля в воздух, повернула к говорящему и мягко опустила обратно на пол. Тараэль хотел бы зажмуриться, хотел бы выплюнуть в лицо ублюдка свое настоящее имя - что он знает, этот кусок бездушного дерьма? - но он мог лишь обречённо вглядываться в страшную маску Отца, видневшуюся из-за низких полов черного капюшона.Он надеялся, что больше никогда в жизни не увидит ее. Он надеялся, что Аманда права и Комната Картин сожрала не прошедших проверку ралаимов и их блядского мессию, не оставив от них ни крови, ни костей. Возможно, так оно и было, но собственное сознание, отравленное отзвуками прошлого, смеялось над ним, открывая двери, за которым прятались его самые страшные кошмары."Я не хочу этого, - с предельной ясностью понял Тараэль, наблюдая, как Отец поднимает руку, облаченную в черную ткань перчатки, к своей маске. - Ты был прав, Лето, мне этого не нужно".Но от него ничего не зависело. Ровным счётом ничего.- Но даже если у нее не хватило мозгов принять немного горьколистника прежде, чем оголтело трахаться, то она могла бы избавиться от беременности позже, - усмехнулся новый - женский - голос из-под маски Отца, и Тараэль почувствовал, как пересыхает в горле. Он знал и этот голос. Во имя Солнца, он успел запомнить его на всю жизнь. - Нужно было лишь отложить немного монет для ещё одной травки - всяко меньше, чем на кормление нежеланного рта, - добавила Рэйка и отбросила маску в сторону.Тараэль никогда не видел такой злобной, жестокой гримасы на ее лице. Ее темные - слишком темные - губы кривились в неприятной, презрительной улыбке, ее глаза, холодные, колючие, следили за истерикой молодой аэтерна, и в них не было ни толики сострадания.- А потом она выкинула тебя на улицу. Дура, - припечатала магичка и перевела взгляд на Тараэля. Выражение ее лица тотчас смягчилось, сделалось почти что игривым. - Она даже не могла представить, от чего отказалась, не так ли?С этими словами Рэйка взяла лицо Тараэля в ладони, нежно огладила пальцами его шрамы на щеках и придвинулась ближе. От нее пахло так же, как он запомнил - так же, как ему нравилось, - но что-то было не так. И когда она вдруг прижалась губами к его губам, Тараэль понял - почувствовал это на языке. Сладковатый, тухлый привкус гнили и тины. Он хотел отпрянуть, хотел вырваться из рук Рэйки - нет, это была не Рэйка! - но она вцепилась в него так, как дерево цепляется мощными корнями за землю. Ее ладони были твердыми, губы - окоченелыми. Она не целовала его даже - изо рта в рот вливала в него вязкую гниль, заставляя задыхаться и захлебываться в мерзкой жиже.Из последних сил Тараэль затряс головой, и Рэйка наконец отстранилась. И тогда он вновь увидел ее лицо. Посиневшую, вздувшуюся кожу, кое-где треснувшую, кое-где покрывшуюся водянисто-черными пузырями. Белесые глаза с разъеденными соленой водой веками. Колотую рану на горле.- Шедевр, - прошептала-просвистела утопленница. - Ты - настоящий шедевр.И расхохоталась, вывалив черный язык сквозь осколки гнилых зубов. Рана на ее горле закровоточила. Темная, уже густая кровь полилась по мантии Отца. Брызнула в стороны, попала Тараэлю в глаза.В тот же миг на него обрушилась какофония звуков. Плач младенца, причитания его матери, визгливый смех утопленницы.Плач, причитания, смех.Круговерть, хоровод, убийственный смерч, углубляющаяся воронка в сердцевину мозга.Громкий крик вырвался из груди Тараэля, и - его подбросило на кровати в гостевой комнате "Красного быка". Его сердце билось в горле, перед глазами плясали темные круги, его тело сотрясало сильным ознобом.Гадюка обнаружилась там, где и должна быть - на поясе.С потолка что-то капало: сначала - на его лоб, потом - на затылок. С трудом сглотнув, Тараэль провел рукой по порядком отросшим волосам и поднес ладонь к глазам. Он ожидал увидеть на ней что угодно - темную кровь из горла утопленницы, - но то была всего лишь вода.- Блядь, - просипел Тараэль и уронил руку на колени. - Ебаное дерьмо.Из ночи в ночь его кошмары становились все извращённее и страшнее. Так, он не заметит, как сойдёт с ума.Если уже не сошел.Пока он спал, на Фермерское побережье обрушилась гроза. Мощный порыв ветра распахнул неплотно затворенное окно в его комнате, и теперь оно то и дело ударялось рамой о стену. Сквозь шум непогоды доносились визг свиней, лай собак, конское ржание и сердитое квохтание кур - животных наверняка испугал громкий раскат грома.На негнущихся ногах Тараэль подошёл к окну и облокотился на подоконник. На его языке, в его горле до сих пор ощущался привкус гнили. Он набрал в ладонь дождевой воды, чтобы прополоскать рот, но и это не помогло. В его дорожной сумке лежал непочатый кусок сыра и четвертинка хлеба, и, в теории, они могли бы перебить гниль, но Тараэль опасался, что его стошнит даже от самой малой крошки еды.- Блядь, - повторил он и изнуренно прикрыл глаза, виском привалившись к оконной раме.По его ощущениям, до рассвета оставалось не менее трех часов. И он совершенно не знал, как справиться с этой проклятой вечностью.Крепковар не подвел и явился на своей лошаденке, едва просветлело низкое, серое небо над Фермерским побережьем. К тому времени Тараэль уже сидел на влажных ступенях Красного быка, внимательно следя за тем, чтобы снаряженный в дорогу Дариус не дотянулся до пурпурного вьюнка, разросшегося у стен таверны.
До омерзения бодрый, медовар принялся болтать сразу же, как они выехали за ворота поселения. Еще раз извинился, справился о том, как наемник коротал время, пожалел, что ему выпала сомнительная удача прибыть на задание в столь грустное время, принялся рассуждать о погоде. Наверняка он был не против диалога, но вполне справлялся и один. От Тараэля требовалось лишь изредка кивать и – еще реже – односложно комментировать услышанное. И это было ему на руку. У него было время, чтобы подумать над тем, что он услышал от Малыша, сына тавернщика, пока тот седлал Дариуса.- Вы ведь не расскажете хранителям о том, что наплела вам Эстер? – спросил тот, выпутывая из гривы хвостатого придурка травинки. – Она выпила лишнего… Да и сказала много лишнего. Она очень переживает за Биа, понимаете? И во всем винит себя.Тараэль в задумчивости покосился на бугая, на его сонное, добродушное лицо. Святая наивность, облаченная в горы мускулов.- Парень, я – обычный наемник, - равнодушно протянул он. – Меня даже не подпустят к воротам Храма Солнца.И не солгал ни единым словом.- Это хорошо, - кивнул Малыш и наклонился к левому боку Дариуса, ведя по нему пальцами. Конь лениво хлестнул его хвостом, между делом, потянувшись за очередной долькой яблока в руках Тараэля. – А, я думал, натертость, но нет… То есть – почему хорошо. Все, что сказала Эстер – ерунда, понимаете? Дурацкое стечение обстоятельств.
- Это как же?- А, - отмахнулся бугай, - насколько я понял, это – старая как мир страшилка Речного. Эстер родом оттуда, а здесь живет только из-за распределения. Она из нашей стражи.
Тараэль кивнул и задумался, припоминая, что слышал или читал о Солнечном береге. Если память его не подводила, то все его знания о тех землях он получил еще от Ша’Гун –старая карга рассказывала детдомовцам о так называемых шепчедревах. Верующие люди связывали странный шепот с историей о Лариэль, что десять дней и ночей молила Мальфаса избавить людей от неведомой болезни и отдала свою жизнь ради его милости. Останки ее превратились в дерево, на котором выросли диковинные травы, шептавшие голосом мученицы и исцелившие больных. С тех стародавних пор эти травы стали редки, но их шепот все еще можно услышать в потоках ветра.
Однако это придание можно было записать в разряд страшных историй лишь с невероятным трудом и изрядной долей фантазии. К тому же, склеп в Речном с ней никак не был связан.- Так что там за страшилка? – поторопил Малыша Тараэль, видя, что тот слишком увлекся чисткой Дариуса.Бугай неуверенно пожевал губами, орудуя щеткой. Вероятно, он вспомнил, что репутация наемника, стоявшего перед ним, незавидная, и представил, что с ним сделают поселенцы, когда узнают, кто растрепал тому подробности.- Да ладно тебе, парень, - усмехнулся Тараэль. Пронзительный порыв ветра принес ему за шиворот брызги воды с соломенной крыши стойла, и он, поморщившись, утер шею. – Ты же сам сказал – все это ерунда. Так потешь мое любопытство. Какая беда от этого будет?- Наверное, никакой, - вздохнул Малыш, - если вы действительно просто наемник... Поговаривают, что из старого склепа в Речном есть секретный ход в убежище темного, кровавого культа. Орудовал он давно, и истории о нем помнят лишь старики – со слов поколений до них.
- Темный культ на Солнечном берегу? Действительно похоже на бред.- Вот и я о том же толкую. Но в тех историях говорится, что… Вы же знаете предание о шепчедревах? Ну, так вот. В тех историях говорится, что болезнь, поразившая поселенцев, была не такой уж неведомой. Виной ей были деяния темного культа. Они проводили свои кровавые ритуалы под землей, и постепенно… ну, вы знаете – трупный яд, свернувшаяся кровь… Все это отравило воду в колодцах. А ведь этой водой люди пользовались каждый день, верно?
Тараэль вновь кивнул. Как ни крути, звучала эта история куда правдоподобнее, чем та, где Мальфас покарал свой народ страшной болезнью за то, что он сошел с Пути. Вот только наверняка и в ней нашлось место строгому и суровому Богу.- Мальфас был оскорблен тем, что поселенцы позволили культистам осквернять его святые земли, - продолжил Малыш, подтверждая догадки Тараэля, - и лишь молитва Лариэль смягчила его, убедила его в том, что в сердцах смертных еще жива вера в Пути. Ниспослал он им исцеление, и после этого культ был истреблен праведным людом.Истребление и праведность никак не складывались в общую картину в голове Тараэля, но говорить он об этом, конечно же, не стал. Вместо этого, он щелкнул по носу Дариуса, сунувшегося инспектировать карманы его сумки на предмет других, куда более изысканных угощений, чем яблоки, и уточнил:- Так как же эта история связана с болезнью той девчонки?
Малыш накинул на шею Дариуса поводья и почесал свой мощный подбородок с робко проклюнувшейся щетиной.
- Как вчера и сказала Эстер, они с Биа и еще парочкой ребят в одну из ночей полезли в этот чертов склеп. Хотели повеселиться, а заодно - убедиться, что никакого секретного хода в убежище культа в нем нет. Не знаю, чем дело кончилось, но с того дня, как они с Эстер вернулись из Речного, и до той ночи, когда Биа забрали хранители, прошло не больше луны.
Интересно.Если верить пьяной исповеди Эстер, то склеп показался доморощенным искателям приключений не таким уж безобидным местом.
- Так почему же вы скрыли это от хранителей? – спросил Тараэль, наблюдая, как Малыш управляется с налобным ремнем уздечки.- Да потому что если бы в Речном было такое скверное место, то все его жители уже давно бы обезумели и светили красными зенками, - мрачно ответил бугай. – А так… Эстер вышвырнули бы из стражи, если бы узнали, что она ночью вломилась в городской склеп. Биа и другим ребятам тоже бы досталось. Кому бы от этого стало лучше??А не думали ли вы, что девчонку наказал ваш Мальфас – за то, что она возжелала темных тайн и сбилась с Пути??, - ехидно спросил про себя Тараэль и сам же ответил на свой вопрос: конечно же, кто-то так и думал. По их мнению, сбилась с Пути не только Биа, но и те, кто знал о ее проделках и молчал. Боги осудили Биа страшным красным безумием, а вслед за ней – поселенцев: зараза перекинулась на скот, склоняла людей к пьяным дебошам, разбойничеству и наверняка – к поджогам чужих домов.
И действительно: кому станет лучше, если об их грехах узнают не только Боги, но и их земной авангард – те, чье наказание будет иметь куда более материальную форму?Тараэль прикусил щеку изнутри, чтобы не ухмыльнуться в лицо Малышу.
Гибкая богобоязненность солнечных детей веселила его с каждым днем все больше.Сбагрив медовара Даль’Терровину и получив новые подробности задания, Тараэль поспешил покинуть эту чудную компанию непризнанных ваятелей. От бесконечных разговоров его голова грозилась треснуть по швам, и все, о чем он мог мечтать, перебегая мост через Ларксас и направляясь к дому Рэйки, так это о благостной тишине. На ходу он прятал в сумку карту магички, на которой безупречный отметил возможный вход в мастерскую своего предка. А также – телепортационный свиток до Дюнного.Дожидаясь прибытия дорогого друга и Тараэля, Даль’Терровин решил упростить последнему задачу и черкнул пару строк хранителю мирада в Дюнном. С тем звездника связывали очередные безобидно-темные делишки и – повисший в воздухе должок. Дабы списать его, хранитель согласился добросить наемника до ближайшей к возможному входу в мастерскую точки и – что не маловажно – через некоторое время забрать его оттуда.Сказать, что Тараэль был потрясен широтой и некоторой праздностью жестов Даль’Терровина, значило не сказать ничего.?Втихомолку одолжить мирада для того, чтобы наемник принес чертеж уникальной машины. Построить эту машину лишь для того, чтобы вытрясти из наглого соседа компенсацию за причиненный ущерб, - думал он, отворяя дверь в дом Рэйки и заходя внутрь. – Когда я перестал хоть что-то понимать в этой сраной жизни??.В доме магички царила тишина.
Наконец-то.Сбросив сумку на лавку у двери, Тараэль оглядел беспорядок в гостиной и прошел к обеденному столу, на котором Сафран оставила несколько книг. Одна из них привлекла его внимание. Явно новая, она хрустела страницами, пропущенными через печатную машину звездников – непозволительная роскошь, если ты издаешься вне стен Храма Солнца. На темно-бордовой обложке позолоченными буквами были вытеснены лаконичное название: ?Наследие пирийцев? - и имена авторов. Архимагистр Лексиль Меррайил и Лишари Пегаст.Лишари. Неримский маг, подруга Сафран, убитая не так давно – когда Тараэль и Рэйка ожидали вердикта Отца в отношении списка наемников, отправляющихся с ралаимами на Морозные Утесы.В попытках очистить голову от напряженных мыслей – о мастерской звездника рядом с Талгардом, об Ударокопытной и ее поисках секретного хода в убежище древнего, темного культа, об очередном ночном кошмаре – Тараэль пролистал книгу, вчитываясь в строки лишь мельком. Печатный текст прыгал перед его глазами и не желал складываться в слова. Усталость и бессонная ночь давали о себе знать с лихвой.
Зевнув, он откинул книгу обратно на стол и побрел к лестнице наверх. Хотя бы пара часов сна приведут его в чувство, и…Ступив на первую ступеньку, Тараэль замер. Смысл прочитанного на нескольких страницах вдруг ударил холодом ему в голову и прогнал сон.- Какого хрена? – пробормотал он и вернулся в гостиную.Схватил злосчастную книжонку, нашел те самые страницы и вчитался в них вновь. На всякий случай перепроверил обложку.- Не может быть. Этого, блядь, просто не может быть.