Червоточина (1/1)
— Ромуланцы прошли через червоточину, а значит, и мы должны попытаться!— Но их корабль в два раза меньше!— У нас нет выбора.Выбора и правда не было. ?Энтерпрайз? окружили: с одной стороны — ромуланцы, с другой — корабли Доминиона. Оставалось только двигаться вверх, в бездонную кротовую нору, окруженную нервными всполохами голубого сияния. Жан-Люк бросил последний взгляд на экран и принял решение.— Уходим в червоточину! — скомандовал он, надеясь, что ?Энтерпрайз? пройдет, несмотря на свой размер, и корабль послушно нырнул в черноту.А затем раздался голос. Хотя нет, не раздался — скорее, протрубил. Прогрохотал.— Что?! — спросил он так громко, что на мгновение заложило уши. — Еще раз?Жан-Люк удивленно переглянулся с Уильямом Райкером. Корабль осторожно продвигался по тоннелю, задевая гондолами светящиеся потоки, которые вспыхивали от каждого прикосновения. На несколько секунд воцарилось молчание, а затем голос сменил интонацию.— А-а-ах, — протянул он с придыханием. — Продолжайте! Да, не останавливайтесь!Стенки туннеля сжались, а затем раздвинулись снова, и так несколько раз, в быстром ровном ритме, наводящем на мысли скорее не о космических феноменах, а о рефлекторных движениях мышц. ?Энтерпрайз? затрясло, и сильно.Жан-Люк дал знак, и корабль остановился. Червоточина начала успокаиваться: дрожь палубы затихла, а тоннель постепенно прекратил пульсировать.— Транслируйте мои слова на всех частотах, — приказал Жан-Люк и повернулся к смотровому экрану, чувствуя себя немного глупо оттого, что обращается в пустоту. — Говорит капитан корабля Федерации планет ?Энтерпрайз?. Вы слышите меня? Ответьте! Мы пришли с миром и не хотим доставить вам неудобства.— Никаких неудобств, — ответил голос. Жан-Люку показалось, что теперь он звучит раздраженно. — Летите, куда летели!Жан-Люк бросил вопросительный взгляд на Дейту.— Корабль не пострадал, — ответил тот. — Пульсация ему не вредит, только беспокоит тех, кто находится на борту. Очевидно, ее вызвало наше присутствие, но почему, я определить не могу. Это не обычная кротовая нора, ее характеристики сильно отличаются от всего, что мы видели раньше. Но я думаю, что мы можем продолжить движение.— Хорошо, идем дальше. Но осторожно!?Энтерпрайз? медленно тронулась, а червоточина снова задрожала.— А-а-а! — выдохнул голос с интонацией, больше уместной для постели. — Да, двигайтесь! Вот так, хорошо!Райкер усмехнулся в бороду, а Жан-Люк нахмурился, потому что вдруг понял, что голос ему знаком — не тембр, а интонация. Этот нахально-развязанный тон — Жан-Люк был уверен, что уже его слышал, причем не так давно. Если точнее — во время последней встречи с Кью.Туннель пульсировал все сильнее, так что Жан-Люку пришлось ухватиться рукой за спинку кресла, чтобы не упасть. Цвет червоточины тоже менялся: с голубоватого на нежно-розовый с вкраплениями алого.— Как далеко до конца тоннеля?— Точное расстояние и время полета определить невозможно, но, думаю, не меньше пятнадцати минут.— Да, вы все делаете правильно! Именно так! — голос теперь хрипло стонал, так что Жан-Люк засомневался, правильно ли определил его обладателя. Но нет, сходство все еще было сильным. Он решился:— Возьмите командование на себя, первый, а я должен кое-что проверить. Буду в переговорной. Докладывайте о любых изменениях!— Есть, капитан.***В переговорной Жан-Люк одернул форму и, чувствуя себя даже более нелепо, чем раньше, произнес:— Кью!Ответа не последовало, но голос запнулся на середине длинного стона. Жан-Люк попробовал еще раз:— Кью! Мне нужно поговорить с тобой! Срочно!Голос совсем затих, хотя ?Энтерпрайз? все так же трясло.— Кью!— Незачем так кричать, я слышал тебя и в первый раз! Просто мне нужно было привести себя в порядок.На миг помещение озарила вспышка голубоватого цвета, но тут же пропала, оставив вместо себя Кью. Жан-Люк окинул его взглядом. Кью выглядел растрепанным: перекошенная форма, взлохмаченные волосы, красное лицо. По его лбу стекала большая капля пота. Если это порядок, то что было мгновенье назад?— Объяснись, Кью!—Ты не знаешь, что такое ?порядок?? — Кью открывал рот, выговаривая слова, но голос шел не от него. Фразу протрубил все тот же бас из червоточины. Кью потряс головой, будто пытаясь привести себя в чувство, и к концу фразы ему удалось произнести слова самому.Жан-Люк нахмурился: это подтверждало его догадку о том, кому принадлежал голос, но собственная прозорливость не радовала. Там, где Кью, жди неприятностей!— Конечно знаю!— Тогда что я должен объяснить? — Кью говорил хрипло и с придыханием, а голос из червоточины полностью стих.?Энтерпрайз? немного замедлила ход, но на тряску это не повлияло: чтобы устоять, приходилось держаться за стол. Кью качка не мешала — он твердо стоял на ногах, несмотря на рвущийся из-под ног пол.— Что здесь творится? Почему мы слышим твой голос? Что это за ?не останавливайся?, в конце концов? И почему он… ты… издает такие звуки, когда ?Энтерпрайз?…Кью откинул голову и застонал, прикрыв глаза, а Жан-Люк смутился и не закончил фразу.— Ты уверен, что хочешь знать?— Конечно хочу! — подтвердил Жан-Люк с решимостью, которой вовсе не чувствовал.Кью приоткрыл один глаз и с сомнением посмотрел на него:— Странно, что ты еще не догадался! Вы, существа, имеющие физическую форму, уж точно должны были понять, что происходит. Или дело лично в тебе? Уверен, что Райкер давно в курсе!?Энтерпрайз? так тряхнуло, что Жан-Люка отбросило к стене. Кью снова застонал, откинув голову и открыв рот. Выглядело это просто неприлично: будто он собирался кончить прямо здесь, в переговорной, на виду у Жан-Люка. Тот непроизвольно опустил глаза — так и есть, брюки Кью натянулись и топорщились между ног. И это что, мокрое пятно? Жан-Люк поспешно поднял глаза и встретил насмешливый взгляд Кью.— Я думаю, это твоя зажатость мешает. Неспособность наслаждаться жизнью!Вот теперь Жан-Люк по-настоящему рассердился. Да, у него были подозрения, что ситуация имеет отношение к сексу, но он до последнего надеялся, что ошибся. Кью всегда ясно давал понять, что он выше физических удовольствий, всегда смеялся над людьми — и вдруг выясняется, что все это было обманом! Почему-то из-за этого насмешки Кью теперь казались в два раза обиднее.— Это что, какая-то секс-игрушка? — Жан-Люк гневно сжал кулаки.— Что? Конечно нет! Как ты мог такое подумать! Я не разбрасываю секс-игрушки по вселенной и всегда убираю после использования! — Кью выглядел оскорбленным и возбужденным одновременно.— Тогда в чем дело, Кью? Что здесь творится?!— Скажи, твой член — это секс-игрушка, Жан-Люк?— Ты хочешь сказать, что червоточина — твой пенис?!— Аналогия не вполне-е-е… А! — Кью вдруг обмяк и тяжело рухнул в удачно подвернувшееся кресло.Жан-Люк поспешно отвернулся. В переговорной воцарилась тишина, которую нарушало только хриплое дыхание Кью. ?Энтерпрайз? напоследок как следует тряхнуло, а затем пульсация начала затихать.— Ты… все? — наконец спросил Жан-Люк, осторожно отпустив стол. Уже почти не трясло.— Да, я закончил, — с притворной серьезностью ответил Кью. — Дай только отдышаться!Только теперь Жан-Люк посмел обернуться. К счастью, Кью привел себя в порядок. Он больше не выглядел вспотевшим и растрепанным, а форма казалась чистой.— Итак, если уж брать физиологию человека, то это — скорее анальное отверстие, — как ни в чем не бывало продолжил Кью. — Но, как ты понимаешь, сходство весьма условное. Мы давно уже поднялись по лестнице эволюции настолько высоко, что не должны участвовать в контакте напрямую. Глупо тратить на секс так много времени, как это делают примитивные виды вроде людей! Гораздо удобнее просто отделить нужную часть себя и заняться делами. Кстати, я должен тебя поблагодарить. В червоточину уже очень давно никто не залетал, а ?Энтерпрайз?…Жан-Люк выставил перед собой руку в тщетной попытке защититься от правды:— Нет, замолчи, больше я ничего не хочу знать!— Так это все? Я могу быть свободен??Да, уходи, и заодно сотри этот разговор из моей памяти?, — больше всего хотелось сказать Жан-Люку. Но вместо этого он произнес:— Нет, подожди. Я должен кое-что узнать.Кью вопросительно поднял бровь.— Много еще таких… феноменов во вселенной?— Моих личных? Или других кью?Других кью. Об этом Жан-Люк даже не подумал.— Любых. Особенно в альфа-квадранте.— Дай-ка вспомнить. — Кью начал загибать пальцы. — Двадцать восемь… нет, двадцать девять. Во вселенной, конечно, побольше.— Они все одинаковые?— Конечно же нет! Мы не так примитивны, как вы! Мы способны контролировать собственную сексуальную жизнь и менять средства по собственному желанию! Форма может быть произвольной. Конечно, есть испытанные, надежные варианты — ?классика?, так сказать. Кротовая нора, например. Или, точнее, проход. — Кью подмигнул. Жан-Люк сделал вид, что не заметил.— А звуковое сопровождение есть во всех про… объектах?— Нет. Думаю, это единственная червоточина с таким эффектом. Понимаешь, вид, который живет в ближайшей системе, когда-то поклонялся мне и поэтому пользовался червоточиной очень часто. Так что я поддался на их уговоры и сделал процесс более наглядным — они хотели быть уверены, что доставили своему божеству удовольствие.— Но теперь они перестали? — с надеждой спросил Жан-Люк.Кью закатил глаза:— Ох уж эти примитивные виды! Стоит им продвинуться вперед на миллиметр, как их самомнение распухает до неприличных размеров. Они перестали верить в богов и решили, что больше не будут пользоваться червоточиной. Хотя я совершенно не понимаю их логики — неужели трудно лишний раз доставить удовольствие, по старой памяти? Тем более если тебе это ничего не стоит?Жан-Люк кивнул. Коннийцы, занимавшие ближайшую солнечную систему, и правда напрочь отказывались пользоваться кротовой норой. Теперь было ясно почему. Жан-Люк не мог их осуждать.— А другая червоточина…— Да?— Нет, забудь, — Жан-Люк покачал головой. — Это все, что я хотел спросить. Спасибо, что пришел на мой зов, Кью.— Все для лучшего друга, Жан-Люк! — Кью приложил руку к сердцу. — Кстати, если хочешь испытать на своей шкуре, каково использовать…— Нет!— А очень зря! Ну, тогда до новых встреч, мой капитан!Кью растаял, на мгновенье вспыхнув точно тем же оттенком голубого, что и червоточина, а Жан-Люк устало вздохнул и направился обратно на мостик по непривычно устойчивой палубе.?Все-таки хорошо, что я не спросил про червоточину у Баджора и пророков, — подумал он. — Некоторых вещей лучше не знать?.