2. Возвращение в реальность (1/1)

Лучики осеннего солнца мягко ласкали лицо, а тени листьев дерева за окном больничной палаты шевелились от ветра и устраивали светомузыку на закрытых веках девушки. Впервые за долгое время она спала спокойно, без мучительных кошмаров и не отступающим даже во сне страхом. Слегка поморщившись, Эмма приоткрыла глаза и сонно заморгала, фокусируя зрение. Она повернула голову влево и заметила спящую в кресле маму рядом со своей кроватью. Вдруг стало так спокойно, что девушка облегченно выдохнула. Не хотелось будить ее – лицо уставшей и изрядно поседевшей женщины выглядело сейчас таким умиротворенным. Эмме казалось, что пока ее мать спит, время стоит на паузе, но стоит ей проснутся, как жизнь вновь слетит с катушек и покатится на тебя гигантским каменным шаром*, пытаясь раздавить тяжким весом. Посыпятся бесконечные вопросы, на которые Эмме не хотелось отвечать вовсе, и придется заново учиться жить. В заточении время шло совсем по-другому, и девушка зачастую не знала, какой сейчас час, день или месяц. Она часто грезила о том, как сумеет сбежать и вернуться домой, а потом кинется в объятия родителей, и они сквозь рыдания все втроем будут судорожно покрывать поцелуями лоб, глаза и щеки друг друга, не веря в собственное счастье. И шептать слова любви, что теперь то все будет хорошо. А после мама приготовит ее любимый яблочный пирог и будет с нежностью смотреть, как ее исхудавшая дочь с блаженным аппетитом поглощает кусочек за кусочком. Папа будет сидеть рядом, в одной руке держа чашку с чаем, а другой рукой – взлохмачивая ее светлые волосы на голове. И все вернется на круги своя.Но сейчас, всматриваясь в лицо своей матери, Эмме отчего-то оно казалось чужим. Возможно от действия лекарств, или от травм ее еще преследовало головокружение и неимоверная слабость. Время горько отразилось на внешности женщины, отобрав смелую десятку лет и наградив новыми морщинками и серебром на волосах. Эмме вспомнилось, как в детстве она почти каждый год уезжала в лагерь на все лето, а потом, возвращаясь домой, не могла узнать во встречающей ее молодой женщине свою маму. Каждый раз что-то менялось: новая стрижка, новый цвет волос или новая одежда. Порой даже пахло от нее по-другому, и девочке каждый раз приходилось привыкать к новой маме. С отцом дела обстояли проще – он никогда не менялся, словно Стоунхендж на зеленом лугу. Немногословный, порой даже сухой, но по-своему искренний, и Эмма всегда знала, что с ним можно поделиться любыми мыслями и секретами. Он задумчиво хмыкнет, угрюмо поджав губы, а потом через минуту скажет что-нибудь простое, но очень важное и нужное. Но что она может сказать маме, когда проснется? Привет, как дела? Да, вот провела каникулы в компании маньяка. Было весело! А что у вас новенького?Спину неприятно заломило от однообразного лежания, и Эмма решила приподняться на кровати, чтобы принять полусидячее положение. Рана на животе послала мгновенные импульсы боли, а пружины матраса предательски скрипнули, отчего женщина в кресле тут же зашевелилась. – Девочка моя! – пролепетала она, широко открыв глаза, и со смесью ужаса и жалостью уставилась на девушку.– Мам, – неуверенно начала Эмма, когда женщина поднялась с кресла и склонилась над ней, трясущимися руками обхватив лицо девушки. Глядя на то, как глаза матери наполняются слезами, Эмма поспешила ее успокоить. – Со мной все хорошо, правда!– Боже! Эмма, котенок мой, я думала, что больше никогда не увижу тебя! – начала лепетать женщина, усеивая свою дочь поцелуями.Девушке вдруг стало неловко, ведь ей не хотелось плакать. Ее эмоции вырубили будто рубильником. Что ей нужно ответить? Надо что-то ответить, верно? Как вести себя дальше? Эмма вдруг почувствовала невыносимую усталость, и пока мать что-то говорила, постепенно приходя в себя, девушка нехотя отвечала лишь односложными словами.– А где отец? – внезапно спросила Эмма. Ее мать внезапно замолчала и отстранилась от дочери, потупив взгляд в сторону. Глубокая вертикальная морщинка пролегла меж бровей. Она не хотела отвечать. – Что с ним?– Дорогая, – тихо произнесла мать, медленно вздохнув, и вновь посмотрела в глаза дочери с невыразимой печалью. Она пыталась подобрать слова. – Тебя не было больше полугода, мы так долго тебя искали... Когда полиция сообщила, что нашла на дереве выцарапанную надпись, папа сильно распереживался. Ему стало плохо с сердцем и... Женщина задохнулась и судорожно сглотнула скопившуюся слюну. – Его не стало... – тут ее сдерживаемые рыдания прорвались и она обняла девушку, зарывшись лицом в подушку за ее спиной.У Эммы ухнуло сердце где-то в районе живота, но больше она ничего не почувствовала. Хотя нет, все-таки кое-что было – смесь стыда и ненависти к себе за то, что она не могла разделить горя матери. Да кто она вообще такая? Неужели эти полгода настолько изменили ее? Или это всего лишь шок, посттравматический синдром? Внезапно ее ненависть перекинулась на него, ее мучителя, ведь если кто и виноват, то только он. ОН втянул ее в игру со смертью, заставил смотреть на убийства и кровь, чтобы атрофировать ее жалость, приучал ее к боли, чтобы она стала к ней терпимее, но в итоге она самой себе больше не казалась живой. С каждым порезом на ее теле болевой порог повышался, а уровень ее человечности понижался. И в итоге, когда она смотрела как редеет та кучка придурков, решивших ограбить ЕГО, в ней не было ни капли жалости к ним. Тогда она думала, что все станет прежним, стоит ей лишь вернуться домой к любящей семье, вновь стать обычной старшекурсницей, шутить с друзьями, кататься на подаренном ей на совершеннолетие голубом Volkswagen Jetta и кричать на ночной город веселое "Ву-хууу!". ОН все отобрал.От злости у Эммы выступили слезы и полились прямо на шею матери. Та восприняла это по-другому.– Дорогая, не плачь, он ушел быстро и безболезненно и сейчас наблюдает за нами с небес, – Грустно улыбнувшись, проговорила женщина, указывая на верх. Ее руки безотчетно касались то щек дочери, то гладили ее макушку, то вновь прижимали к себе, пока Эмма все еще разглядывала потолок.Не понятно, сколько бы еще протянулась эта неловкая сцена, если бы в палату не вошел какой-то мужчина лет пятидесяти в строгом черном костюме, предварительно пару раз стукнув кулаком по двери. Зайдя в комнату, он неловко кашлянул, увидя слезливую картину, но уходить не стал. Он откинул полы пиджака, приоткрывая натянутую на толстом животе белую рубашку, и сунул руки в карманы брюк. На ремне виднелся значок. Представившись детективом Сэмюэлом Дэвис, мужчина принялся задавать разные вопросы о похитителе Эммы, выстраивая картину произошедшего. Девушка отвечала также односложно и нехотя. Поняв, что он сейчас ничего путного от нее не добьется, детектив оставил ее матери свой номер телефона и попросил связаться с ним, как только девушке станет лучше.Эмма знала, что ей еще предстоит не раз быть опрошенной, но понимала, что не сможет особо ничем помочь, ведь она не знала его имени, не знала, где он ее держал, не знала ничего о его биографии.Через месяц девушку наконец выписали, и мама повезла ее домой, весело рассказывая за рулем о последних новостях их маленького спального района и о том, чем они могут заняться дома, пока не начнется учеба в колледже. Эмма слушала в пол уха, размышляя о своих изменениях во внешности, поведении и мировоззрении. Строгая диета и тренировки, которые ОН частенько устраивал, сделали ее выносливее и более подтянутой. Постоянный страх и пытки постепенно искореняли ее некогда детскую наивность и слабость духа. Если бы нее ее природное упрямство, она бы быстро сломалась и позволила взять ЕМУ верх над ней. Но похоже ЕМУ даже доставляло удовольствие видеть, как она не оставляла попыток сбежать, с каждым разом становясь хитрее и быстрее. Но ОН всегда был на шаг впереди, ставил ловушки и загонял ее в них. А потом стоял, смотрел на нее и улыбался. Вспомнив его лицо, небольшие пухлые губы Эммы исказились в гримасе отвращения и гнева. Она смотрела в окно, вглядываясь куда-то вдаль, словно где-то там стоял ОН и наблюдал за ней. ОН всегда возвращался за ней.