Глава 9. 訊くは一事の恥, 黙るは一生の恥 . (1/2)
«…Я чувствовал, что ты готов сорваться в любой момент, и, хотя ты и пытался прятаться от меня в своей привычной скорлупе, я все равно чувствовал тебя, как если бы мы были единым целым. Наверное, это не кажется столь удивительным, когда мы, едва разбирая силуэты в темноте, лежим на одной кровати, будто растворяясь друг в друге. Но сейчас мне этого очень не хватает. Я постоянно терзаюсь сомнениями – правильно ли я поступил? Может, стоило предоставить тебе право выбора, а ведь я решил все за двоих. Я не знаю, как ты поведешь себя, если вдруг получишь мои письма, не знаю, что ты сейчас чувствуешь. Но все же… догадываюсь. Думаю, ты сделаешь то же, что сделал бы я на твоем месте. О, черт, как же я надеюсь, что ошибаюсь, и как мне хочется думать, что это все же так и есть! Наверное, я действительно был плохим другом для тебя. Я всегда знал, что разговоры о твоем прошлом причиняют тебе боль, и почему-то именно эта тема всегда задевала меня, я хотел знать о тебе все, каким бы ужасным или низким человеком ты ни был до меня. Я думал, что хочу знать… не считаясь с тобой и твоими чувствами. Сейчас, может, уже поздно, и я даже не уверен, что ты это когда-нибудь прочитаешь… но раз уж речь зашла – прости меня за то, что я был идиотом. М-да… извиняться я тоже не мастер, оказывается…»***— Что ты сейчас сказал? – вытаращил глаза Дейдара, от неожиданности слишком резко откинувшись назад – затылок завел неподобающе близкие отношения с тонкой стенкой, чуть не пробив в ней дыру.Сасори выдохнул так, будто готовился его убить, и где-то под рукой у него уже затерялось орудие для его маньячных целей.
— О боги, Дей, ты когда-нибудь слушаешь, что тебе говорят?! – набираясь терпения, спросил кукольник, зарываясь пальцами в волосы, отчего его прическа – последний писк моды – «парик из мокрых стружек» называется –превратилась в нечто а-ля взрыв на фабрике рамена.— Я прекрасно слышу, что ты мне говоришь, — заупрямился Дейдара, вот только не очень уверенно.— А раз так, то повторять я не намерен! – тоном, не терпящим возражений, заявил юноша.— Ты бесчувственный человек! Слушай, у тебя никогда не находили наклонностей к садизму, а? А к половым извращениям? И вообще, повторение – мать заикания! Ты не думал, что это, мягко сказать, не очень тактично просить друга, чтобы тот просил…— Дей, а ты не думал, что это в целом не очень тактично – с твоей стороны – начинать год с предложения встречаться, а ночь сразу с просьбы переспать? – перебил его возмущенный Сасори.
— Вот святоша, я же не просил тебя притащить сливки, привязать меня к кровати и изнасиловать! – едва сдерживаясь, чтобы не расхохотаться от этого бессмысленного спора, подметил блондин.— Какая к черту разница? Практически одно и то же…— Знаешь, Сасори… у нас такие разные представленияоб ЭТОМ, — давясь смехом, выдавил юноша.— Чего ты ржешь?! Ты бы меня еще замуж позвал, умница, — кукольник буквально чувствовал, как иссякает его безразмерный запас терпения, даже те закрома, которые были отложены на самый черный день.
— Нет, а вот это уже наезд! Причем конкретный… скажи, а как давно ты считаешь себя девушкой?..
— Слушай, Дей, прекрати издеваться! Это ты тут у нас во всю расхаживаешь полуголый, изображая черти кого. Не в моей привычке спать с друзьями по их первой просьбе!— И как много у тебя друзей с такими просьбами? – подозрительно прищурился Дейдара, приподнимаясь на локтях.— В любом случае, сейчас станет на одного меньше, — пригрозил юноша. Он, сидя все в том же положении, закрыл глаза и вызвал в голове образ песочных часов.— Снова ты…! Нет, с тобой невозможно нормально общаться! Скажи, зачем стоило отшивать меня десять раз подряд, чтобы потом снова заставить меня повторять одно и то же? Нет, Сасори, я серьезно! Ты постоянно говоришь, что я дурак и тебя не слушаю, а ты лучше, что ли?! Ты забыл обо мне в очень важный день и пошел гулять с какой-то совершенно незнакомой девкой! А сам вечно меня чему-то учишь! Слушай, Сасори, ты…Кукольник глубоко вдохнул, не открывая глаз, смотрел, как последняя песчинка его внутренних часов прошла сквозь узкое горлышко и тяжело упала на пик маленькой горки, довершая картину, словно последний мазок кистью какого-то невидимого художника.— Достал… — тихо выдохнул он, самообладание перебежками позорно капитулировало с минного поля, завернувшись в белый флаг. Он резко повернулся и ударил ладонью по спинке кровати. Поток слов оборвался в ту секунду, когдаСасори выдохнул прямо над его губами.
- Ты что это делаешь, а? - неверящим шепотом спросил блондин, максимально понизив голос, чтобы не разрушить атмосферу.- О чем это ты? - раздался такой же тихий вопрос над его ухом, и Дей понял, что его лицо заливает краской.Сасори совсем по-кошачьи потерся носом о его щеку, тяжело и медленно дыша, его губы едва задевали кожу. Звук от удара еще не перестал звучать в ушах у блондина, когда тот неожиданно почувствовал чужие губы на своих. Кукольник сначала просто вжался в них, а потом вдруг начал целовать, да и блондин в долгу не остался, ответив так, что у обоих сходу потемнело в глазах.— Прекрати вести себя, как ревнивая подружка, — шепотом попросил Сасори, отстранившись.
— Опять ты…Недолгий поцелуй снова прервал его, не дав закончить.— Ради такого я готов говорить глупости днями напролет… — судорожно выдохнул Дейдара, придвигаясь вплотную к стене.— Даты только этим и занимаешься…
— Последнюю пару минут мне внезапно стало нравиться молчание…
— Это такой тонкий намек, что кое-кому надо заткнуться и заняться делом? Вот черт, впервые я с тобой согласен! – усмехнулся Сасори, повалив его на спину и забравшись сверху.— Оказывается, ты не совсем пропащий человек… — успел отметить Дейдара, когда их губы на секунду оторвались, чтобы кукольник мог стянуть с себя мешающую футболку.— И не надейся на многое, — предупредил он.
Блондин что-то невнятно промычал, когда язык парня, застав его врасплох, мгновенно сломил сопротивление, взяв инициативу.***«… Я думал, что такое бывает только в глупых комиксах. Но вообще-то это действительно не было похоже ни на что из того, что я когда-либо чувствовал. Мы действительно стали одним целым, причем вовсе не на пару мгновений, и даже сейчас я уверен, что тогда мне не показалось. Ты просто вдруг понимаешь, что никто тебя уже не остановит, что нет никаких ограничений, и мозг внезапно перестает отдавать приказы телу – оно действует само. Рука сама зарывается в шелковистые волосы, язык скользит по шее, ощущая, как дико бьется пульс под разгоряченной кожей, а уши заполняет едва слышный – но такой невыносимый в этой звенящей тишине – стон. Пальцы тянутся к молнии на брюках – и в ответ судорожный вздох. Тяну вниз – звук слишком громкий для моих обострившихся чувств – непослушными руками пытаюсь расправиться с пуговицей и ты, чувствуя мое нетерпение, пытаешься унять дрожь в собственном теле. Это незабываемое ощущение… его нельзя описать, это чувство, которое заставляет меня дышать, заставляет кровь течь по венам, каждый раз, подбирая слова, я только сильнее запутываюсь – это чувство несоизмеримо больше. Но затем оно теряется и растворяется в нахлынувших волной новых ощущениях, новых оттенках и красках. Я потерял пульсирующую светом нить разума в моем сознании в тот момент, когда понял, что мое тело больше не выдержит этого. Наслаждение, полная свобода от ограничений… и все это с горьким привкусом. Ты и я – оба мужчины. Ты и я – друзья. И у каждого из нас было то, что на тот момент мы прятали каждый в своей душе, скрывали друг от друга волнение, может быть, именно поэтому мы оба не могли остановиться, раз за разом продолжая терзать сладкой пыткой наши тела, будто это наш последний шанс познать себя и воссоединиться. Ты что-то скрывал от меня, я – от тебя. Мне хотелось, чтобы это недопонимание исчезло, и в то же время я жаждал оставить ту горечь внутри от близости с тобой, которая распаляла меня с каждой секундой все сильнее. Почти так же, как теснота твоего тела, которая внезапно словно поглотила всего меня…
Не знаю… наверное, это нельзя назвать каким-то одним словом… его просто нет… Наше недолгое помутнение рассудка… Вообще-то я даже не думал, что все было настолько серьезно, я просто забылся, отдавшись воле своих инстинктов. Не думал, что наутро картина предстанет такой ужасающей… простыни я потом выбросил. Зачем – сам не знаю…»***Юноша выдохнул, выпустив в морозный воздух облачко пара. Он держал в руках стопку из нескольких конвертов и теперь растерянно думал, куда бы их положить. Наконец, он убрал их куда-то под куртку, в потайной карман, и, в последний раз обернувшись на слепые окна дома, уверенно пошел по заледеневшей дороге. Это первое письмо за последние два месяца. Как будто человек просто не собирался их отправлять, а только писал и писал, но, так и не выдержав, вдруг отправил всю пачку. Это настораживало – раньше послания приходили каждую неделю. Может, он просто начинает забывать? Или ему надоело… или что-то еще… ответов нет.
— Чертовы бумажки, — пробубнил блондин, отпирая дверь своей квартиры. На улицу уже опустилась ночь. Он прошел в комнату, ногой распахнув дверь, и раздвинул занавески, чтобы тусклый лунный свет проник внутрь. Юноша сел за стол и вытащил из кармана маленький блокнотик. С минуту посмотрев на корявые строчки, он зачеркнул некоторые из них и с ожесточением отбросил блокнот в сторону. Затем он достал одно из писем и развернул его. Оно не содержало ничего, кроме нескольких предложений. Второе было таким же, а в третьем исписана одна страница.
— Пожалел чернил? Да что ты за человек такой? – возмущенно пробормотал блондин себе под нос. Он пробежался глазами по тексту: «Привет. Надеюсь, у тебя все хорошо. Я сегодня посмотрел очень интересный фильм, жаль ты тоже его не увидел. Мне понравилось…»