2 (1/1)

2017– Выезжаем завтра в семь, всё собрано, но ребята ещё раз проверят, – подытожил Бьорн. – Обидно будет облажаться на родине.– Всё нормально, отключай уже контрол-фрика, – хмыкнул Си-Джей. – Ты с утра как ужаленный носишься.Бьорн криво усмехнулся.– Ок, я наверх.Глядя на дверь, закрывшуюся за фронтменом, Йенс спросил куда-то в пространство:– Он в порядке? Какой-то странный сегодня.Си-Джей только помотал головой, а Даниэль вздохнул.– Я серьёзно. Что это с ним? – Йенс повернулся к клавишнику. Он всегда старался что-то спросить про Бьорна именно у Даниэля. ?Очень незаметно?, – каждый раз мысленно усмехался тот.– С ним Фалун, – коротко бросил Даниэль. Подумал немного и тоже вышел из комнаты.Патрик возился с установкой, да и едва ли смог бы ответить. Си-Джей не выдержал недоуменного взгляда Йенса и объяснил:– Мы не выступали в Фалуне с тех пор, как Густав ушел. А последний концерт с ним был именно там. Вот Бьорна и трясёт.– Это ничего не значит, ты же в курсе? – спросил Даниэль. – Просто место. Даже площадка другая.– Разумеется. Но ты меня знаешь, – грустно улыбнулся Бьорн. – Мне бы твою голову вместо своей. Хоть иногда.Они сидели рядом на продавленном диване. Наверное, давно стоило бы его сменить на новый, но он был таким огромным, что вся группа могла поместиться. И у каждого уже была любимая ямка в его вековых подушках.– Я не спрашивал до сих пор, кстати. Он ведь был против моего возвращения тогда, правда? – вдруг произнёс Даниэль.– Скажем так, он был не то чтобы очень за, – кивнул Бьорн.– Что ты сделал, чтобы он согласился?Бьорн расплылся в глумливой улыбке.– Ты точно не захочешь этого знать.– Эй, – Даниэль старательно скривился, потом засмеялся и слегка ткнул Бьорна кулаком в плечо. – Чёртов извращенец.Прислушиваясь к звукам снизу, Бьорн признался:– Я просто сказал, что не хочу видеть за клавишами никого, кроме тебя. Он не мог спорить.После долгого молчания Даниэль протянул руку.– Спасибо. Я так и не сказал.Сжав его ладонь, Бьорн улыбнулся снова.– Я знал, что тебе тоже этого не хватает.Даниэль поднялся и направился к выходу, но на пороге остановился. Помедлил, а потом, вдруг что-то решив, прикрыл дверь плотнее и вернулся к дивану.– По поводу моей головы. Могу ненадолго одолжить. Хоть это и не моё дело, конечно...Бьорн прикрыл глаза и закинул руки под голову.– Если ты насчёт завтра, не переживай. Я справлюсь. – Не насчёт завтра, – Даниэль присел на подлокотник напротив и серьёзно посмотрел на него. – Кое-что ещё.Бьорн открыл глаза.– Ещё раз – это не моё дело. Но Йенс глядит на тебя, как трёхлетка на Томте. Честное слово, иногда кажется, что ты кумир его школьных лет. Хотя не такой уж он мальчишка.– Ты о чём вообще? – Бьорн выпрямился, недоумённо глядя на друга.– Ты знаешь, о чём я, – спокойно продолжил Даниэль. – Он постоянно смотрит на тебя восторженным взглядом, ловит каждое твоё слово, старается прикоснуться. И спрашивает о тебе. Ты бы знал, сколько всего он уже пытался о тебе узнать. И да, насчёт Густава тоже – очень аккуратно, полунамёками, на цыпочках. Такое ощущение, что он вознамерился заменить его не только на сцене.– Никогда не замечал, – помотал головой Бьорн.– Брось, малыш, всё ты замечал. Просто тебе это льстит, вот ты и не напрягался. И потом, ты не думал об этом с такой стороны, верно? Или уже думал?– Слушай, кем ты меня считаешь, Дани? – Бьорн удивился всерьёз. – Ты правда думаешь, что мне необходимо, чтобы в группе...– Нет, конечно, – Даниэль задумчиво смотрел на него. – Просто я опасаюсь за тебя.– Не бойся, второй раз ту же ошибку я не совершу, – хмуро ответил Бьорн.– Ту же – не совершишь. Но тебе решать, совершишь ли ты новую.Даниэль какое-то время молча смотрел на него, а потом снова заговорил:– Знаешь, мы с Густавом не всегда ладили, конечно. Спорили очень много. Ему было по большей части плевать на моё мнение. Но я всё-таки зря ушёл тогда, можно было остаться и попытаться встроиться, договориться. И когда вернулся, то начал понимать, как с ним работать. В конце концов, он действительно очень крутой музыкант и сонграйтер. Из всех, чьи задницы протирали этот диван, он, возможно, самый талантливый – даже чуть круче тебя.Бьорн кивнул, задумчиво рассматривая диванную подушку.– Но я ненавижу его за то, как плохо тебе было, – продолжил Даниэль. – Все эти два года, и не знаю, когда перестану. За то, что тебе было плохо, и с этим ничего нельзя было сделать.Он встал, шагнул к Бьорну и опустил руку ему на плечо.– Мне очень нравится Йенс, он хороший парень. Не думаю, что он может причинить тебе боль, но знаешь... Не хотелось бы и его возненавидеть.Бьорн на секунду накрыл руку Даниэля ладонью. – Я подумаю над этим.– Вот именно, малыш. Подумай головой, – кивнул Даниэль и приложил палец к виску.Бьорн ответил ему тем же жестом.Он не думал, что убедиться в правоте догадок Даниэля придётся так скоро. На следующий день, когда до выхода на сцену оставалось около получаса, Бьорн стоял в гримёрке, стараясь сосредоточиться на предстоящем и отпустить навязчивые воспоминания, упрямо прыгавшие под веками. Скрипнула дверь, в крохотную комнату просочился Йенс.– Я помешал?Бьорн помотал головой. Одиночество действительно начало напрягать, возможно, болтовня будет полезнее, чем попытки словить дзен.– Я хотел спросить... – Йенс явно волновался, и это удивляло. – Ты... переживаешь из-за концерта, потому что вы здесь в последний раз выступали вместе?Бьорн вздохнул.– Я даже не буду спрашивать, кто тебя просветил. Просто не бери в голову, всё нормально. Обычный концерт.– Я вижу, что не всё нормально, – Йенс понизил голос и шагнул ближе. – Ты волнуешься. Я... хочу помочь.Торопливо, опасаясь то ли реакции Бьорна, то ли того, что сам испугается и передумает, Йенс сделал ещё шаг и положил ладони ему на плечи. Чуть сжал, а затем сцепил руки на его шее и притянул к себе.Если бы этот поцелуй требовалось назвать одним словом, это было бы ?отчаяние?. Йенс словно был уверен, что его выкинут из гримёрки одним ударом, стоит ему оторваться от губ Бьорна. И собирался напоследок успеть сразу всё.И только сейчас к Бьорну, наконец, вернулась способность соображать и действовать. Всё произошло настолько стремительно, что он не успел понять вообще ничего – и вдруг обнаружил себя в объятиях своего гитариста. Которого, кажется, по-настоящему трясло. Бьорн как раз решал, как именно на это реагировать, когда в дверь гримёрки постучали. Йенса отнесло к противоположной стене, где он замер, пытаясь перевести дыхание и глядя на Бьорна невозможно широко раскрытыми глазами.– Бьорн, на выход. Не знаешь, куда Йенс делся? – поинтересовался из-за двери Си-Джей.– Мы оба здесь, – спокойно ответил Бьорн, открывая дверь. – Обсуждали кое-что. Пошли, да.Он приглашающе оглянулся на Йенса. Тот выглядел настолько растерянным, что первым желанием было растрепать ему волосы и посмеяться. Но его взгляд не оставлял сомнений – Даниэль был прав, и Йенс не шутит.– Пошли, – повторил Бьорн. – Нам пора.Он оставил все мысли на потом. С чем бы ни пришлось разбираться, сейчас был концерт – в городе, где они начинали. В городе, где они так и не закончили, хотя то шоу могло бы оказаться точкой.Он помнил это, помнил всегда. Длинную изящную фигуру в белой одежде. Взгляд, разрывающий что-то внутри. Своё привычное желание подойти ближе – и свой же страх, заставляющий сделать шаг назад. Потому что на самом деле всё уже было не так. Он поражался тогда: неужели никто в зале не видит, что происходит? ?У вас на глазах мы умираем, люди. Мы заканчиваемся. Здесь и сейчас. И нас уже не спасти?.Бьорн боялся, что силуэт в белом будет стоять перед глазами и сегодня. Он хотел бы вообще не играть здесь старых песен, чтобы не услышать в какой-то момент, как голос Густава в его голове подпевает. Но, конечно, нельзя было заполнить программу только ?Хорошими временами?.Но после первых песен вдруг стало легко. Публика ждала их долгих два года и сейчас отрывалась на всю катушку. И они отвечали тем же. Пятеро, стоящих на сцене. Пятеро – здесь и сейчас. Никаких ушедших, никакого прошлого.Бьорн старался не задумываться, почему всё оказалось легче и что именно помогло. Мысли – это потом. И сжимая плечо Йенса, выкрикивая слова в один микрофон с ним, он просто превращался в музыку, не чувствуя, что его пальцы вообще существуют в этой реальности.Кто-то наверху определённо сегодня был на его стороне: мысли не пришли даже ночью. В полумраке комнаты он развалился в кресле, болтая в стакане виски на три финальных глотка, и наслаждался блаженной пустотой в голове. И даже шаги расслышал не сразу, настолько его затопила эта пустота.Наверное, Йенс был пьян. Или оставил на сцене слишком много всего. Так или иначе, на этот раз страха в его глазах просто не было. Как и готовности остановиться в любой момент.Это было так легко – растворяться в пустоте внутри себя и не думать. Ощущать пальцы, расстегивающие рубашку. Чувствовать губы на своей шее. Словно случайно подставлять под них самые чувствительные места. Слышать собственное дыхание и будто издалека удивляться тому, какое оно громкое и рваное.Не делать вид, что ничего не происходит – о, нет, конечно. Просто не делать ничего с тем, что происходит. Наблюдать со стороны за движениями пальцев, за языком, словно запоминающим его кожу на вкус.Как будто ты ничего не чувствуешь. Как будто тебя не обжигает этот голодный взгляд напротив. Пустоту ведь нельзя обжечь?Сумрак, кажется, поглощал любые звуки, приглушал их до предела. Бьорн словно в немом кино смотрел, как Йенс опускается на колени. Пустота болезненно зазвенела в голове.?Ту же ошибку ты не совершишь. Тебе решать, совершишь ли ты новую?.Бьорн коснулся пальцами лица Йенса, приподнял за подбородок и поймал его взгляд.– Нет.Грузиться в автобус пришлось в несусветную рань.Усевшись рядом с Даниэлем, Бьорн глянул на него и молча приложил палец к виску.Хаглунд кивнул и закрыл глаза.