Глава 14. Медитация (1/1)

Вдох — выдох… мерцание свечи. Рика сидит в позе полулотоса, расфокусированно глядя на маленький язычок пламени, что колышется в такт её мерному, глубокому дыханию. Перед её рассеянным взором проносятся образы недавнего прошлого, которые должно упорядочить, чтобы разум стал спокоен, эмоции — прожиты и усвоены, понимание, что делать со всем этим дальше, — обретено. Такое задание дал всей команде ?Нова? их новый преподаватель по основам медицины и оказанию первой помощи. И параллельно — по теории магии, чтобы юные виджиланте смогли выжить при непредвиденном столкновении с ней. Мало ли что, мало ли как, мало ли где… Грудная клетка Рики практически не вздымается и не опускается: девочка дышит животом. Огонёк свечи временами дрожит и дёргается, как будто по комнате пролетает сквозняк. Но окна и дверь закрыты, и никакого ветра здесь нет и быть не может. Рика пропускает всё это через себя, позволяя мыслям, чувствам и воспоминаниям плыть через освобождённый разум. Спокойствие. Отдых. Равновесие. Рика снова видит смущённое и чуть виноватое лицо Оливера, встречающего их с Амандой. — Лорел уехала в отпуск и не берёт трубку… Но я обязательно решу этот вопрос. Аманда безразлично пожимает плечами, лопает пузырь жвачки и уходит за Альбертом, закинув на плечо походный рюкзак с вещами. Оливер тоскливо смотрит ей вслед, и Рика понимает: он не знает, как себя вести с повзрослевшей дочерью, которую он так давно не видел. Не место и не время давать ему какие-то советы, тем более — девочке, куда лучше обращающейся со зверями, чем с людьми… Поэтому единственное, что Рика говорит ему, очень тихо, почти робко: — В ней нет к вам ненависти, Оливер. Тот с обречённым неверием улыбается и кивает. Состоялся ли разговор между отцом и дочерью, Рика не знает. Но Аманда остаётся в школе, и это главное. Не моё дело… Он — взрослый мужчина, она тоже уже не маленькая. Тут я ничего не могу сделать, сами разберутся. Отпустить… Вдох — выдох… На девочку смотрит уставшее лицо Селины Кайл, которая когда-то звалась Женщиной-Кошкой. Круги под глазами, серебристая седина в коротких тёмных волосах, морщины, проявляющиеся на ухоженной коже, несмотря на все крема. Сколько ей — сорок, сорок пять, больше? — Не зря я начала подумывать о том, чтобы собирать вещи, — говорит она, впуская Рику в окно скромной квартирки в Нижнем. — Если ты меня нашла — значит, найдут и другие. А я устала. И больше не хочу. В её изумрудно-зелёных глазах, по-прежнему ясных, но уже совсем не таких шальных, Рика видит застарелую боль и затаённую обиду. Недавнюю обиду, обновлённую с воскресшим знаком летучей мыши. Он бросил её. Бросил трижды. Сперва они расстались. Потом он умер. А теперь — не пришёл. Общался с кем угодно, только не с ней. Я ещё знаю, почему: не хотел тревожить и ворошить былое, ведь они уже попрощались. Я даже помню, почему он оборвал с ней отношения… Потому что знал, что скоро умрёт. И не хотел приковывать её к своему смертному одру, чтобы она сидела и держала его за руку. Но как объяснить это своевольной кошке? Никак. И Рика не говорит о Брюсе Уэйне, но говорит о Дереке — и видит, что добрая толика боли Селины звучит и о нём тоже. А потом говорит Селина. О цветке, что растёт в канализации вот уже пятнадцать лет и всё никак не расцветёт, — цветке из ростка, что пустила из своего сердца Ядовитый Плющ, когда её убили. О беспризорниках, своих воспитанниках, которые знают, где этот цветок растёт, — и которым нельзя ни в один детский дом. И о том, что, когда она уедет из Готэма — а это случится очень скоро, — они останутся без присмотра. — И не нужно обещать мне, что ты примешь их в свою школу, Химера, — криво улыбается бывшая воровка, заваривая крепкий кофе на две кружки. — Они не будут учиться у тебя, потому что не смогут сдать экзамены по такой высокой планке. Но зато они все — отличники в иной школе, школе жизни. Обещай мне, что их примет Пенниуорт. Примет, выучит, вышколит и отпустит дальше. Невидимые, неслышные, предупредительные, угадывающие мысли и желания и знающие обо всём и обо всех… Из них получатся идеальные дворецкие. В будущем. Пока — лишь помощники. Но… Идеальные дворецкие. Идеальные шпионы, воры, убийцы… Воспитанные улицей, прикормленные преступницей. Как можно доверять им тайны — наших сил, способностей, предназначения? Но… Альберт Пенниуорт видел их. Осмотрел, оценил, взвесил — и признал достойными. А кто я такая, чтобы мешать своему дворецкому подбирать себе штат? Не моё дело. Не лезть… Я верю ему. Вдох — выдох… Золотистое сияние, расходящееся от свечи, потихоньку заполняет комнату. Примерно так же, потихоньку, заполняется список преподавателей школы ?Нова?. Курт Вагнер, против всех ожиданий не вернувшийся в школу Ксавье, станет учить своих протеже не только актёрскому мастерству и литературе, но и ближнему бою. Вместе с Линой, которая добавит в свой курс использование подручных предметов — и будет читать психологию и физиогномику. Барбара Гордон, добавившая к компьютерной грамотности и коммуникациям непременную математику, — и Реми, который матерится на креольском, но тем не менее — добросовестно пишет учебный план по заявленным им дисциплинам. Альберт Пенниуорт, человек, который успевает везде, — помимо обязанностей дворецкого, он взял на себя основы воспитания птенцов ?Новы? в лучших традициях настоящих аристократов: этикет, бальные танцы, фехтование, политология, принятые в высшем обществе игры (помимо карточных, оставшихся Гамбиту), стрельба из огнестрельного оружия — и даже верховая езда. Вдох — выдох… Волна тепла идёт из солнечного сплетения — к пальцам рук и ног и, почему-то, к ушам. Тепло не помешает… ведь когда Рика вспоминает о своём невероятном везении, ей становится холодно — чисто ассоциативно. В присутствии Виктора Фриза всегда холодно. И его дом в Дрездене, куда девочке удалось попасть, — настоящий морозильник. До сих пор не до конца верю, что мне удалось его уговорить… Бывший глава половины Среднего города, бывший суперзлодей — и всё такой же научник до мозга костей, даже после смерти своей жены, Норы. Где-то глубоко внутри себя Рика помнит, что Брюс сделал тогда, не дав Готэму замёрзнуть насмерть от горя одного человека. Она не помнит ни одного слова из их разговора, зато почему-то никак не может забыть глаза Норы — тёплые, любящие, полные слёз благодарности и боли за прошлое и настоящее своего мужа. И надежды на его будущее. О да, надежды… Виктор Фриз, который уехал из Готэма, но не оставил теневой мир до конца. ?Консультант по продаже оружия? — так он называл себя, когда с великолепной иронией интересовался у Химеры, готова ли она принять в свою школу преступника. И тогда на стол лёг козырь под именем Харли Куинн… — Возможно, во мне говорит ностальгия по вашему деду, мисс Уэйн, — говорит Виктор в голове Рики, и она заново переживает пронзительно острое ощущение, от которого ни спрятаться, ни скрыться. Отчасти подкреплённое словами и фактами ощущение, что этот человек прекрасно знает абсолютно всё: и личность Бэтмена, и то, что никакая Рика ему не внучка на самом деле… — Возможно, я устал от отшельничества и понял, что моё время окончательной аскезы ещё не пришло. Но я согласен делиться своими знаниями — при условии, что мне оборудуют достойные лаборатории. По моим требованиям. В подвале. И специально прибывшая из Англии Джин Грей их великолепнейшим образом оборудовала. Теперь на уроки физики, химии, биологии и анатомии, а также на факультатив по криогенике студентам приходится надевать термобельё — и на входе переодеваться в зимнюю одежду и обувь. Зато преподаватель прекрасно себя чувствует без своего костюма Именно по рекомендации Фриза в школу пригласили молодого, но уже много что доказавшего собой учёного с Манхэттена — по имени Питер Паркер. Молодой человек, поднявшийся на научный небосклон как гений биологии и техники, обещал приезжать на спецпрактикумы и семинары, но предупредил, что оставаться в школе на постоянной основе просто не сможет. Во-первых, в Нью-Йорке его ждёт работа, которую он выбил себе потом и кровью вместо халтурок в газете. А во-вторых — он и сам отнюдь не повесил на крючок свой красно-синий костюм и не убрал в ящик под замок ампулы с жидкой паутиной… Поверь. Они здесь. Они все здесь. И даже тот, кого уже нет… Вдох — выдох… Рика вспоминает похороны Альфреда. Старик скончался очень мирно — просто не проснулся однажды утром. Рика снова видит эту умиротворённую улыбку на остывших губах, с которой он лежал в гробу — точно так же, как и в кровати. И вновь у неё на глазах Альберт с невозмутимым, очень спокойным лицом кладёт на грудь отца белую лилию. А у могилы — почти никого, только он сам, его сын Артур, Рика, Барбара и Оливер. Больше никого не звали. Даже Барбара не звала. Даже Найтвинга и прочих из Бэт-семьи. Отныне и впредь Альфред Пенниуорт будет спать вечным сном на небольшом участке на территории школы, отведённом под кладбище. И Рика смаргивает невесёлую то ли мысль, то ли предчувствие того, что в грядущем могил на этом кладбище может стать больше. Вдох — выдох… Не отвлекаться. Не думать о том, что может быть. Альфред хорошо жил и хорошо ушёл, очень светло и легко. У меня даже не получилось плакать о нём. Может, он уже где-то там подаёт утренний кофе и газеты Брюсу… Но я помню общее состояние некоторой подавленности даже у тех, кто не был у могилы. Ну, потому что… да. А потом… А потом пришла она. Джанин. Та, что даже младше Рики. Хрупкая темноволосая девочка лет четырнадцати, что каким-то непонятным образом миновала защитный периметр школы, сама открыла ворота, прошла в главное здание — и с улыбкой сказала Рике ?здравствуй?. Устремив точнёхонько ей в лицо до странности живой взгляд абсолютно слепых карих глаз. Джанин ни о чём не предостерегала, не пророчествовала, не несла никаких вестей. Она просто поставила всех перед фактом, что теперь будет учиться в школе ?Нова?. С милой улыбкой, которой совершенно невозможно было отказать. Джанин вообще было невозможно отказать ни в чём, когда она этого хотела. В ушах у Рики снова звучит голос Конрад, хмыкнувшей как бы походя: — Да она просто джедай какой-то по способностям. Форс-юзер натуральный. И краем сознания Рика вспоминает, как вторил ей голос Аметиста: — Это какая-то… очень странная магия, — что из его уст казалось ещё более странным. После этого случая и было решено пригласить в школу преподавателя по основам медицины и оказанию первой помощи. И параллельно — по теории магии. Потому что мало ли что… Рика расслабляется ещё больше и почти прикрывает глаза, позволяя золотистому сиянию сочиться сквозь узкие щёлки между веками. Это воспоминание — самое недавнее, самое свежее, самое… странное. Начать с того, что он очень легко согласился. Прямо по телефону, номер которого у него был, как будто у самого обычного человека. Выслушал несколько сбивчивый рассказ Рики про странную девочку Джанин, про общую ситуацию, про школу, про команду ?Нова? и наследие Бэтмена… И выставил три условия. Первое — он берёт Джанин в личные ученицы (с её согласия, разумеется). Второе — пятьдесят тысяч долларов в год, чуть-чуть повыше среднестатистической зарплаты учителя в хорошей частной школе. А третье… — Я бы очень хотел повидаться с тем, чей дух недавно вступил в прямое соприкосновение с вашим, Химера, — спокойным голосом говорит Рике в трубку Верховный Чародей Земли. — Это был и мой друг, в том числе. И дальнейшая астральная привязка духа Брюса к его последнему костюму более не нужна этому миру. Он слишком силён, ему надо идти дальше. И открыть для него дверь хотел бы именно я. Он действительно считает Брюса своим другом… И столько всего знает! Но в Бэт-вики по этому поводу ничего не было написано. Просто союзник, и всё. Но с другой стороны… разве обо всех личных моментах можно написать в Бэт-вики? Про Селину там тоже не было… интимных подробностей. И она согласилась. Брызжущий колючими искрами портал, открывающийся прямо в кабинете директора. Седые виски при каштановых волосах, ухоженные усы и бородка, мудрые серые глаза… Красный плащ со стоячим воротником, изо всех сил старающийся вести себя прилично — да так, что эти старания видно абсолютно всем вокруг. Старинный медальон в форме большого глаза. И еле заметно дрожащие руки в матерчатых перчатках без пальцев, изуродованные старыми рубцами, которые Доктор Стрэндж ни в коем случае не прячет, пока подписывает контракт на трудоустройство. — Магия — это не чудо, — раздаётся его бархатистый баритон в полупустом классе: официально занятия ещё не начались, да и набора пока не было, но давать базу команде ?Нова? Стрэндж принялся сразу. — Магия — это верный друг и опасный враг. Наука и стихия, бездна и упорядоченность, мудрость древних и опыт современности. Но чудо может явиться и магией, и об этом не стоит забывать. Слепая новенькая Джанин, согласившаяся на ученичество с молчаливой улыбкой, эмоции в которой затруднилась определить даже Конрад. Аметист, сразу же записавшийся на практический факультатив. Внезапно — изменивший своей интровертности Виктор Фриз, сошедшийся со Стрэнджем на почве медицины и вечных, надо полагать, дискуссий на тему соотношения магии и науки. И медленно, но верно накатывающее чувство: это ещё не самое странное, что будет происходить в этой школе или станет с ней связано. А самое главное — этот своеобычный бардак абсолютно… нормален. Становится привычным и естественным. Словно так и должно быть.

Рика медленно и плавно открыла глаза, аккуратно выходя из медитативного транса. Чувство уверенности в правильности происходящего укоренилось в ней надёжно и не собиралось исчезать, даже когда она задула свечку. По всему телу растеклась приятная истома, на сердце было тепло, в мыслях — порядок и спокойствие. Да. Вот она, главная мысль. Всё это — нормально. Для нас, ненормальных и необычных, это не должно быть чем-то из ряда вон выходящим. Удивляться, восхищаться, даже пугаться по первости — это можно. Но отрицать, закрываться, отказываться верить, пытаться делать вид, что ничего этого нет… Вот уж где не наш метод, это точно! Слуги — бывшие беспризорники. Преподаватели — бывшие преступники. Невесть откуда взявшиеся ученики. Готовность воспринимать нечто большее, чем ты сам, — будь это понимание, что жизнь не заканчивается смертью, или стихия магии, заключённая в ровные строчки заклятий и геометрических фигур. То ли ещё будет… И тут, словно в ответ на мысленное предположение Рики, дверь в её комнату распахнулась без стука. На пороге, в клубах быстро развеявшегося фиолетового дыма, возник Курт Вагнер, и девочка просто физически ощутила, что его короткая синяя шёрстка буквально стоит дыбом от сдерживаемой ярости. А по наушнику одновременно прозвучал мертвенно спокойный и холодный голос Оракула: — Химера. Ты нужна в кабинете директора немедленно. Кто-то похитил голову Брюса Уэйна из фамильного склепа.