Нежность света. (Спин-офф) (1/1)

Сегодня был тот самый день, когда Алмазы впервые решили устроить себе выходной. Однако, кажется Желтая единственная не знала об этом или пропустила мимо ушей, сидя за работой. Но за какой работой? Она, будто параноик, тыкала в пустые экраны, пока звук раскрывающихся дверей не отвлек ее от столь ?важного? дела.В следующую секунду она почувствовала прикосновение нежных пальцев Голубой, которые игриво провели по ее плечам и по шее, а затем от скулы к щеке и по волосам.—?Белая дала добро на перерыв, может расслабимся немного?—?Белая в последнее время каждую минуту себе устраивает перерывы. —?проворчала Алмаз.Голубая засмеялась, играясь с волосами своей подруги. Она смахнула ее экраны и утянула ее с кресла за собой, на что Желтая нехотя подчинилась.—?Пошли, я знаю, что тебе поможет.Воительница перебирала ноги и устало смотрела на аристократку, которая была явно увлечена чем-то так сильно или в ней был настолько огромный энтузиазм помочь своей подруге.—?Я в порядке, Голубая. Хватит… —?тихо простонала Желтая.Но Голубая пропустила эти слова мимо ушей. Она привела ее в свои покои. Комната была довольно просторная, освещенная холодным светом и этот полумрак невольно клонил в сон. Желтую было весьма проблематично впечатлить, но лишь нехотя оглядела покои и тяжело вздохнула, следуя за ней.Голубой Алмаз привела ее к пространству, окруженному мягкими подушками и аккуратно села среди них, с ожиданием глядя на свою подругу. Воительница с непониманием осмотрелась и лишь тяжело вздохнула с ворчанием присела перед ней, глядя ей в глаза.—?Ну и что? —?скептически произнесла Алмаз.—?Ложись ко мне на колени.Желтая осмотрела ее колени, затем ее саму и лишь утробно зарычала, повиновавшись. Она смотрела в пустоту, лежа на боку со скрещенными руками. Не тот Алмаз она, чтобы принимать ласку. Она не привыкла испытывать ее и всегда принимала нехотя, несмотря на то, что она всегда позволяла Голубой прикасаться к ней. И сегодня какой-то особенный день. Мало того, что с прекращением полноценной деятельности государственного аппарата у них появилось больше времени, так еще и возможность ощутить что-то новое. И если Голубая говорит, что знает, то значит она действительно знает. Не в настырности дело, а в том, что Желтая с трудом ей отказывает. Все знали о ее слабости, но никто не осмеливался об этом говорить, кроме Белой. А ведь об этом знают действительно все, кроме самой Голубой, и Желтая искренне не хочет, чтобы она знала об этом.И этот день бы стоило отметить красным днем календаря, когда Желтая не препиралась, а просто отдалась ей вся.Она закрыла глаза, готовая принять действия своей близкой подруги.Сначала изящные пальцы холодной руки прошлись по ее щеке, затем по другой, убирая ее пряди с щек. За одной рукой последовала другая рука, ласка ее лицо. Несомненно это расслабило столь напряженного Алмаза. Она уже и забыла о чем думала и всякие звуки перестали иметь смысл, она будто оглохла и упала в омут нежности. Холодные руки ласкали ее жесткие волосы, нежно перебирали их, пальцы зарывались в густую шевелюру, почесывая скальп. И только тогда Желтая расслабила столь напряженную позу и раскрылась ей вся, поменяв положение с бока на спину. На лице появилась легкая улыбка и с уст раздавалось урчание, точно напоминающее урчание крупной львицы. А если быть на полном серьезе, то Желтая та еще львица. Голубая очерчивала каждый уголок и изгиб ее лица, рисуя узоры. Она водила вдоль прямого носа, щек, по подбородку, вдоль шеи к ключицам. За столь грубыми чертами лица пряталась женственность. Женственность, которую не спрятать ни за какой маской мужественности. Голубая слушала ее столь спокойное дыхание, понимая, что она доверяла ей и теперь ни за что не хочет отказываться от этого блаженства. Алмаз рассматривала ее лицо, вновь поднимая руки к ее теплому лбу, нежно накрывая его, затем к ее щекам, будто стараясь согреть свои вечно холодные руки.?Такие длинные ресницы. Такая подводка глаз, такие губы, такие тени для век?Она часто прокручивала это у себя в голове. С того самого момента едва не случившегося ?поцелуя?, ее только и манили ее губы, которые она очень хотела поцеловать. Нужно лишь наклониться, прикоснуться и подарить ей частичку себя, своего света, который будет ощущаться долго на ее устах, будто холодок. Она тихо наклонилась к ней, оставаясь в миллиметре от ее губ. И во еще немного и еще чуть-чуть и этот поцелуй будет ее. Аристократка закрыла глаза, потягиваясь к ним, но ее сковала и она не могла двигаться дальше. Она раскрыла свои васильковые глаза и разочарованно неслышно вздохнула, понимая, что она не может этого сделать. На самом деле это было запрещено законом Хоумворлда. Запретный поцелуй, запретная любовь, запретная нежность. Они никогда не доходили дальше дружеских поцелуев в щечку и Желтая наверняка бы сама не поприветствовала такую наглость со стороны соправительницы. Она была во многом с Белой за одно. Больно смотреть на те губы, которые не можешь поцеловать. Ей пришлось быстро отмести в сторону эти мысли, тем более она успокаивала себя тем, что Желтая всего лишь подруга, сравнимая с сестрой и, что Желтая не имеет к ней чувств. Алмаз была всю жизнь посвящена войне и захвату колоний. Она?— главный механизм величия Империи. Откинув голову, Алмаз тихо вздохнула, держа щеки подруги в своих ладонях. Она на минуту закрыла глаза, пока не почувствовала, как чужие… Хотя нет… Родные руки коснулись ее запястий. Голубая раскрыла глаза и опустила голову, наблюдая такую картину: Желтая, очевидно погрузившись в свои собственные мечты, слишком углубилась в них и забыла о реальности. Она целовала ее запястья, тыльные стороны ладони, сами ладони и крепко прижимала их к своим щекам. Голубая сидела, застыв, рассматривая Алмаза в столь возбужденном состоянии. Однако эти действия выглядели весьма умилительными. Как вечное дитя, она не отпускала ее руки, просила большего. Голубая аккуратно опустила ладонь вниз к груди, прикоснувшись к ее камню. Кончиками пальцев щекотливо провели по ее огранке, заставив тут вздрогнуть. Воительница глубоко вздохнула, но Голубая не сразу обратила внимание на столь странную реакцию. Она пальцами водила по ее самоцвету, осматривая его целостность. Каждое ее прикосновение заставляло воительницу вздрагивать, каждый ласкающий жест уже сводил ее с ума, она невольно выгнулась, издав тихий стон. Щеки начали пылать от удовольствия, которого она не могла осознать. Дыхание становилось рваным и превращалось в стоны при каждом выдохе. Голубая очнулась, ошеломленно глядя на свою подругу, убирая руку, еще раз легко задела ее самоцвет. Желтая внезапно выпалила:—…Еще…Но тут же раскрыла глаза и резко подорвалась, шумно и часто дыша. Ее взгляд устремился в пустоту и она глянула на свой самоцвет, который был довольно нагрет и слегка сиял. Алмаз накрыла его рукой, вновь посмотрев в пустоту. Ее щеки все также пылали, она посмотрела на Голубую, не зная, что ей сказать. Воительница сорвалась и быстро убежала прочь, закрывая камень рукой также, как и половину своего лица.Голубая осталась смотреть ей вслед, понимая, что только что произошло. Щеки аристократки залились румянами и горели ровным счетом также, как и щеки воительницы.