1 часть (1/1)
Аврора была чем-то новым. Грубо, но остроумно шутила, носила отцовские рубашки размера раза в три больше нужного, которые заправляла в брюки с черным ремнем, вечно таскала с собой пыльные философские книжки, не в пример другим девушкам всегда была не прочь обсудить каких-нибудь античных реформаторов, под мужским псевдонимом ?Жорж Санд? публиковала в местных газетах нон-конформистские статьи, которые вечно влекли после прочтения бесконечные споры и извечно, извечно зажимала меж губ сигарету.Фредерик обжегся. Ему это было в новинку.Она ушла и оставила после себя только пепел на его концертном фраке, пару смятых бумажек с набросками будущих рассказов, глупую маленькую комнатную собачку и последние сообщения на телефоне. Удалить все никак не доходят (поднимаются) руки. У Шопена ведь столько дел, знаете, такой забитый график, концерты в консерватории, ученики, ученики, несметное количество учеников, еще концерты, приглашения на музыкальные вечера, незаконченные партитуры, снова ученики. Он обязательно избавится от ее сообщений в следующем месяце. И выкинет забытую ею футболку, которую, почему-то, хранит в шкафу, будто бы ждет, что она обязательно вернется за нею. Выкинет, конечно, на следующей же неделе. А эту псинку нужно непременно отдать в приют. Тоже в следующем месяце, думает фредерик, наполняя миску кормом. У Шопена сильный кашель, синяки под глазами и бледная-бледная кожа — Ференц на днях все пытался до него дозвониться, но в конечном итоге нарвался только на автоответчик. С ним все хорошо, честное слово, просто немного приболел. Нет, не нужно завозить лекарства. Нет, он не пропустит по кружке светлого в пабе. Да, все точно хорошо. Все хорошо. Он играл для нее в гостиной, а она пеклась о его слабом здоровье и закрывала открытые окна, ведь он простынет, глупый Фредерик. Она игралась со своей собачкой и как-то во время возни сказала, что, был бы у нее талант, она непременно сочинила бы какой-нибудь опус в честь этой собаки. На следующий день Фредерик вручил ей партитуру вальса. Друзья и ученики, зная, кому он посвящен, так и называли: ?Вальс маленькой собачки?. Шопен откашливается, прижимая салфетку к губам и не замечает на ней капельки крови. Он немного простыл, но все хорошо. Просто теперь некому больше закрывать окна, когда он играет в гостиной. Собачка днями напролет сидит у входной двери — все ждет, что хозяйка за ней вернется. —Она больше не придет, — хриплым, измученным от кашля голосом кидает он: не понятно, собаке или самому себе. Маленькая болонка смотрит на него своими черными глазками и снова отворачивается к двери. Преданно. По-щенячьи преданно. — Она, черт возьми, больше не вернется, тупая шавка! — он кидает в нее папку с нотами, и щенок истошно скулит, визжит, прихрамывая на одной лапке. Фредерик тут же кидается к собачке, ненавидя и ее, и себя, и эти глупые слезы, но берет болонку на руки, садясь на пол. — Прости меня, — шепчет он. Собака в его руках снова уставилась на дверь. — Можно я подожду с тобой? Он сидит с собачкой на холодном полу и пристально смотрит на дверь. Погода в конце ноября ужасная — за окном воет ветер, а в гостиной открыты все окна. Партитуры разлетаются по всей квартире. ?Вальс маленькой собачки? — его почерком написано на одном из листов. Погода в конце ноября ужасная. В дверь никто не стучит.