Глава 17 (1/1)

?Ты устала. Тебе нужен сон. Засыпай, девочка?Пасмурное утро. В этом году весна не заботится о жителях города. И без того хвойная горная местность с постоянным морозным циклоном, а тут еще и такое внезапное понижение температуры к нулю. Дилан не верит, что пускает пар на ладони, находясь в стенах дома, что должны защищать его от холода, но парень сильнее мерзнет. С каждым днем, минутой, секундой его поражает лёд. Жизнедеятельность напрямую зависит от количества полученного тепла. Приходится постоянно держать при себе кружку горячего чая или греть ванну. Что угодно, способное окутать паром.Сейчас греется чайник с водой. Ладонью парень давит на больной лоб, мучаясь с непривычки от столь раннего подъема. Или вина в перенапряжении мозга из-за вчерашней работы с домашним заданием? Гадать можно, конечно, долго, но О’Брайену охота провести первые минуты после пробуждения без серьезного напряжения сознания. Впереди ждут учебные занятия, на которых хорошо бы быть собранным. Крепко заваренный чай должен помочь проснуться, он куда лучше действует на организм, чем горький кофе, после которого эффект совершенно обратный.Кипение. Снимает чайник, наполняя согретой водой свою кружку. Зевает. Да, совсем не походит на собранного и готового к трудовому дню человека. Скорее, он с удовольствием не отказался бы рухнуть обратно в кровать и проспать до полудня. Но раз уж решился взяться за ум, надо попробовать продержаться подольше.Отпивает немного чая, сжимая и разжимая отяжелевшие веки. Встает спиной к кухонной тумбе, опершись на неё поясницей. Оставляет глаза прикрытыми, доверяясь слепоте. Пока есть время побыть в темноте, он воспользуется им, главное, контролировать движение руки, чтобы кружкой касаться губ.Расслышав шум со стороны коридора, парень поднимает сонный взгляд на настенные часы, чтобы узнать точное время. Полвосьмого. Обычно девушка уже бодрствует в такой час, но, учитывая их общую вчерашнюю занятость, можно понять, почему она проспала. Дилан не привык ?завтракать? или просто разделять свое утреннее время с кем-то: мать постоянно торчит в кабинете, выходит только с Митчеллом. То же происходило и во время их сожительства с другими её ухажерами. О’Брайен не совсем четко припоминает, каково это?— проводить время с кем-то, при этом не ощущая внутреннего дискомфорта. Ему нравится одиночество. Или парень выдает привычку быть одному за нечто естественное? Очередная ложь, созданная для поддержания самообладания.Из кармана вынимает баночку с капсулами, принимаемые для улучшения работоспособности сердца. По крайней мере, обычное успокоительное помогает справиться только с несильной ноющей болью. В худших случаях возникает сложность с дыханием, тогда уже требуются выписанные по рецепту врача таблетки. После пробуждения парень почувствовал этот самый укол в груди, поэтому решается принять лекарство. Вдруг, что. Перестрахуется.В данный момент его пальцы нервно вертят баночку не по причине каких-то ощущений в теле. Просто… Мысль, пришедшая в голову, отбрасывает его на несколько лет назад, когда одна идея заговорить с девушкой вызывала страх, сжимающий горло. Неужели, в нём до сих пор сохранилась боязнь перед попыткой установления контакта? Дилан давно не в пятом классе, а голос так же застревает. Психологический барьер. Стучит пальцами по кружке, спрятав баночку с капсулами обратно в карман, и искоса поглядывает в сторону дверного проема, через который можно увидеть коридор. Улавливает первый намек на движение, поэтому кое-как выговаривает немного грубое: ?Утре…??— и затыкается, сжав губы, чтобы ругань не сорвалась.Райли минует кухню, быстро покидая дом. Дверной хлопок. О’Брайен громче стучит по кружке, оставаясь с ощущением своей тупости. Именно в такие моменты он признается в том, насколько глуп.—?Утречко,?— шепчет в пустоту, раздраженно фыркнув, и отпивает чай, продолжив погружаться в тишину помещения.Вокруг него всегда тихо, пусто и холодно. Три главные составляющие его существования.К этому привыкаешь.***Зимний ветер гонит намек на весеннее время года, оставляя в моем теле отголоски тепла, которые с наслаждением сжирает мой собственный холод, пронизывающий недра сознания. Кофта, наброшенная поверх футболки?— не лучшая моя идея, честно, сейчас, этим утром мне настолько плевать. Мне плевать на то, как морозный воздух царапает стенки горла внутри, как лишает возможности нормально дышать. Я не защищена от холода, и не боюсь его, поскольку сама переполнена им. Равнодушие. Пускай хотя бы лед заполнит дыру в груди, неважно, как сильно он прошибает каждую клетку. Главное, я не буду ощущать себя такой пустой. А от пустоты только сильнее мерзну.С безразличием на лице шагаю по тротуару. Время раннее, а улицы полны людей. Не могла долго находиться в комнате. Замкнутое помещение сводило меня с ума, в прямом смысле страдала от нехватки кислорода. Но не скажу, что мне заметно полегчало. Обнимаю себя руками, не застегивая молнию кофты, оставляя открытый доступ для ветра, терзающего мою кожу сквозь ткань серой футболки.Машины бешенно носятся по асфальту, задевая темные лужи. Не пытаюсь уберечь себя от возможности быть испачканной. Встаю ближе к краю тротуара, без интереса поглядывая на горящий светофор. По обеим сторонам пешеходного перехода огромное скопление людей. Они сами по себе не создают шума. Жители по утрам особо тихие, но город в целом ?громкий?.Например, за моей спиной разносится эхом музыка, играющая в уже запертом ночном баре, куда по вечерам заваливаются особи, предпочитающие унять стресс за кружкой пива или прочего алкоголя. И таких заведений, магазинов полно. Словно живу в крупном мегаполисе. Иногда шум приносит улыбку, порой заставляет ощутить раздражение, а сейчас… Ничего. Я смотрю перед собой, не фокусируясь ни на одном проносящемся мимо автомобиле, отчего в глазах смазывается картинка происходящего вокруг. Неважно. Совершенно не имеет значения.Правда, в этом мире находится то, что привлекает мое внимание, хоть и первая моя реакция вполне спокойная. Слышу позади, у дверей того же бара голоса, один из которых кажется мне знакомым. Не сразу удается распознать отвращение, вызываемое одним из говорящих, но как только мой взгляд сосредотачивается на мужчине, старше меня со светлыми русыми волосами, так всё встает на места.Я его знаю.Хмурю брови, на моем лице ещё хранится остаток беспокойства, медленно перерастающий в тяжелую степень тревоги, занимающей свое место в пустой груди.Это один. Один из тех, кто приставал ко мне на вечеринке в доме Остина. Без сомнений. У меня отличительная память на лица.С ним еще несколько мужчин. Если судить по развязному поведению, они провели веселую ночку, и до сих пор поддатые, так что отворачиваюсь, понимая, что не стоит так пристально наблюдать за неадекватными людьми. От греха подальше натягиваю осторожным движением капюшон на спутанные волосы. Поднимаю взгляд на светофор. Тревожное ожидание зеленого света. Люди вокруг молчаливые. Они только проснулись и без улыбок отправились на улицу, а те мужчины позади горланят, не жалея связок. Голоса ближе. Громче. Не подаю внешне никаких эмоций. Сверлю взглядом светофор.И загорается зеленый.Выдыхаю, шагнув на дорогу, теряюсь в толпе идущих взрослых. Знакомый голос мужчины всё тише и тише. Хорошо. Всё хорошо. И чего так переживаю? Он ведь явно не из тех, кто просыхает. Может, алкоголь не дает ему отчетливо запоминать лица тех, кого встречал на вечеринках? Скорее всего, мужчина и не помнит обо мне.Этими мыслями успокаиваю себя, но головы не поднимаю, сохранив зрительный контакт с асфальтом.Не оборачивайся. Не ищи встреч взглядами. Молодец. Отлично справляешься. Мне нравится такой серьезный контроль над телом. Может, я слишком предвзято отношусь к такой ?стороне? себя? От пустоты и равнодушия есть толк. Кажусь самой себе гораздо сильнее и устойчивее перед ?раздражителями?.—?Ого, как ты рано,?— учительница по литературе удивленно хлопает ресницами, когда прохожу в пустой кабинет. К слову, в коридорах стоит приятная тишина. Конечно, ранние пташки, подобные мне, уже бродят по этажам, но от них шума мало.Киваю, не желая заговаривать. Снимаю капюшон с головы, проходя к своей парте, и не успеваю присесть, как женщина за своим столом просит:—?Тебе не сложно принести мне журнал? —?она морщится, ладонью потирая колени. —?У меня ноги отекли,?— виновато улыбается, не любит упоминать про свой возраст и последствия, которые он несет за собой. Недолго томлю, вновь отвечая кивком. Нет, не сложно. Всё равно делать нечего, а сидеть на месте не могу, иначе рехнусь. Надо чем-то себя занимать. Физически пребывать в постоянном движении, пока нет возможности чем-то отвлечь сознание, иначе то пропустит пару-тройку разрушающих мыслей.Выхожу из кабинета, медленно зашагав по коридору. Никаких мыслей. Абсолютная тишина в голове, сопровождающая меня до учительской, куда вхожу, здороваясь на автомате со школьным социальным работником. Подхожу к шкафу, на полках которого расставлены журналы классов, и нахожу наш, проскользнув пальцем по корешку одного из высших рядов. Беру. Тяжелый. Хочу развернуться, дабы пойти обратно, замедлив шаг, насколько это возможно, чтобы растянуть время, но встаю у подоконника помещения. Окно выходит на заднюю парковку школы. Вижу разноцветный яркий фургончик отца Агнесс, которая сама выходит из него, прощаясь с мужчиной. Девушка выглядит очень радужно, разбавляя серость вокруг себя. Словно не из нашей скудной реальности. Даже завидно. Стою на месте, находя зрительное наслаждение в изучении пестрых орнаментов на одежде подруги. Той приходится остановиться, сделав шаг в сторону, чтобы дать въезжающей на парковку машине проехать мимо. И теперь мое внимание приковано только к автомобилю. Это ведь Дилан, так? Вздыхаю. Вчера я неправильно обошлась с ним, жаль, что не могу контролировать свои срывы, хотя не скажу, что вчера произошел взрыв. Эмоции сами по себе закипают, порой даже без причины.Встаю у самого окна, опустив руки вдоль тела. Пальцами сжимаю край твердой обложки журнала. Смотрю на автомобиль парня, который появляется чуть позже, когда заканчивает с парковкой, выбираясь из салона. Сильный ветер терзает его лицо, видно, как он морщится, пока пытается зажечь кончик сигареты. Мое лицо ничего не выражает. Совершенно. Наблюдаю с настоящей пустотой, но внезапно чувствую укол под ребрами.Когда Агнесс подходит к нему, сложив руки на груди.Когда Агнесс робко улыбается ему, одаривая своими светлыми эмоциями.И когда он обращает на неё внимание, кивнув головой, будто здороваясь.Дилан вынимает изо рта сигарету, выдавив дым через ноздри, и у этих двоих завязывается разговор. Что… Что происходит? Почему они разговаривают? Если бы это увидел Остин или Робб, то точно оборвали бы любые связи с Агнесс, посчитав её предательницей, может, поэтому подруга с беспокойством озирается, проявляя напряжение в улыбке, пока говорит с О’Брайеном? А тот… Отвечает. Спокойно, без злости или раздражения.Девушка заканчивает диалог, хлопнув дружески парня по спине, и мои губы слегка приоткрываются, ведь реагирует Дилан на этот жест легкой усмешкой. Агнесс шагает спиной вперед, смотря на него, и поднимает ладонь, как бы прощаясь, и О’Брайен вновь кивает, продолжив курить.Что всё это значит?Задумчиво блуждаю по коридору, двигаясь по направлению к кабинету литературы. Людей больше, голоса громче, но я слишком поглощена своими мыслями об увиденном. Меня не отпускает произошедшее, не могу даже перенаправить свое сознание. Пустота больше не полна напряжения. Дыра в груди забивается вопросами. Отклик получают такие чувства, как обида и непонимание. Почему Агнесс говорила с ним? Их что-то связывает? Подруга боится быть осужденной друзьями, ведь Дилан?— упырь? Вполне возможно, и не мне злиться на неё. Я сама утаиваю от девушки слишком многое. Если честно, мы всегда были близки, но после… После той вечеринки на реке перед учебным годом что-то изменилось. Я утаила от неё случай с Остином и Диланом, а она… не знаю, меня не оставляет догадка, что Агнесс так же держит что-то в себе. Может, подруга мучается с этим подобно мне. Может, нам нужно остаться наедине и выговориться. Нет, не позволяй себе негодовать. Всему есть объяснение. Просто дождись его.—?Райли? —?так ухожу в себя, что не замечаю, как у меня появляется ?попутчик?. Замедляю шаг, вовсе останавливаюсь, подняв лишенное эмоций лицо на Остина, и тот выглядит куда напряженнее меня. Видно, как переживает. Парень встает напротив, и людям приходится обходить нас, хорошо, что никто не начинает пихаться.Что я чувствую? Ничего.—?Привет,?— мы не говорили всю прошлую неделю. Знаю, это странно, но я успела соскучиться. Не поймите меня неправильно. С момента моего перевода сюда, я каждый свой день проводила с ним и Роббом, Агнесс. Вы бы смогли без сомнений вычеркнуть из своей жизни человека, который являлся её составной на протяжении нескольких лет?И, в конце концов, беда в том, что мне знакомы не только плохие стороны Остина. У него много положительных качеств. Я знаю его в первую очередь, как одного из своих лучших друзей, который мог примчаться ко мне ночью, когда я оставалась одна во время грозы. Это человек, постоянно переживающий о моем здоровье, так что не дай Бог чихнуть возле него. Тот, кто упросил своих родителей оплатить страховку Агнесс, когда её родители не могли себе этого позволить. А Робб? Сколько он делает для него? Этот кудрявый парень вообще порой лишен крыши над головой, а Остин его спасает, заставляя оставаться у себя.И много других моментов. Их просто нельзя перечислить и пересчитать.Да, Остин не любит нарушителей его личного порядка, но для близких людей он сделает всё возможное. Нельзя судить кого-то, беря на рассмотрение лишь одну сторону монеты. Надо изучать полностью. Поэтому мое мнение настолько неоднозначно, а грудь полна сомнений.—?Ты болеешь? Выглядишь плохо,?— парень сам кашляет, простыл?—?Нет, всё в порядке,?— лгу, оставаясь эмоционально закрытой. Остин моргает, начав мяться:—?Я пытался дозвониться до тебя на выходных,?— чешет затылок, морщась.—?Знаю, у меня не было настроения говорить,?— признаюсь спокойно.—?Я думал, может нам, ну… —?не думала, что ему так сложно подбирать слова. Он явно нервничает сильнее меня. Еще один плюс в копилку моей опустошенности.—?Мы давно не выбирались в кафе-мороженое,?— пропускает скованную улыбку, тут же сжав губы до бледноты. Да, точно. Мы постоянно с ним вместе ходим поесть мороженое. Вдвоем, поскольку Агнесс с Роббом без остановки носятся от прилавка к прилавку, не давая нам получить наслаждение от процесса. Эти двое слишком активные непоседы, в то время как мы с Остином менее подвижны. Мы мыслители нашей компании.—?Я подумал,?— он что, смахивает пот со лба? —?Не хочешь сходить со мной? Поговорим, так сказать,?— вновь попытка улыбнуться,?— в приятной обстановке,?— сглатывает, смотря на меня. Отвожу взгляд. Никаких соображений, но и противоречий нет. Пожимаю плечами, восстановив зрительный контакт:—?Я не против поесть мороженое за твой счет.Надо видеть, как меняется его лицо. Этот искренний мальчишечий блеск в глазах. Остин улыбается шире, сцепив свои ладони перед моим лицом, и уверяет:—?Всё за мой счет, банкроть меня.Не улыбаюсь в ответ. Не понимаю… Ничего не испытываю. Совсем. Думаю, в таком состоянии это нормальная реакция.—?Уж я постараюсь,?— делаю короткий шаг, желая продолжить идти, но аккуратное прикосновение к плечу останавливает. Смотрю на Остина, который осторожно сдавливает пальцами ткань моей кофты, неуверенно уточняя:—?Мы ведь по-прежнему друзья? —?для него важен ответ. Но я затягиваю молчание, пока сверлю его взглядом. Друзья? Думаю, да. Куда деться.Киваю. Остин сжимает губы, не улыбается, но волнение немного отпускает:—?Хорошо,?— гладит ладонью меня по спине. Дружеский жест. Он всегда так делает. Сколько его знаю. Особенно, если кто-то из нас плачет. Агнесс?— любительница пореветь. Робб пускает слезу только при особых трудностях дома. И русый парень постоянно стоит, сидит, просто находится рядом, поглаживая спину ладонью, будто это его собственный метод помощи, проявления заботы.Господи. Говорю же, всё в мире неоднозначно.Шагаем вместе к кабинету. И вселенская ирония заключается в том, что навстречу, с другого конца коридора, шагает парочка из упырей, вид которых более не вызывает неприятных эмоций. Дилан и Нейтан. Сейчас, конечно, мне всё равно на многие вещи, но в здравом расположении духа я так же не испытываю ничего негативного к ним. Вот вновь?— никакой однозначности. О’Брайен и Престон творят как плохие, так и относительно хорошие вещи. Две стороны одной монеты. Я не могу судить их только за проступки, как и Остина.В нашем мире всё слишком сложно и часто не поддается одному суждению.Так что пока отложу все мысли. Оставлю их на потом. Отец вернется, привезет мне витамины. Приму, станет легче, тогда ко мне вернется чувствительность?— и я смогу определиться, как на самом деле отношусь к каждому из перечисленных людей.Но всё же… Одно не дает покоя. С мастерским безразличием смотрю на Дилана, который прерывается, отвлекаясь от разговора с Нейтаном, взглядом упираясь в Остина.Что происходит между ним и Агнесс?Остин не замечает пристального надсмотра. Он открывает мне дверь, как джентльмен пропускает вперед. О’Брайен стреляет резким, хочется отметить, не самым приятным взглядом на мое лицо, но в этот момент отворачиваю голову, сворачивая в кабинет.Кладу журнал на край стола учительницы, та благодарит меня, еще раз извиняясь за то, что заставила идти вместо неё. Ничего. Прохожу за Остином к нашим местам у окна, а там нас ожидают вечно веселые Робб с Агнесс. Они уже успели о чем-то повздорить, теперь сидят и спорят, но на нас отвлекаются, кажется, неимоверно радуясь тому, что мы пришли вместе.—?Вы наконец помирились? —?Агнесс спрашивает в лоб, заставив нас с Остином переброситься взглядами.—?Мы не ссорились,?— это лучший ответ, который он может дать.—?Ну, да… —?подруга щурит веки, с недоверием пихнув ножку стула русого, когда тот садится, поворачиваясь к нашей парте подобно Роббу. Улыбаются. Парни начинают о своем, так что ловлю момент, садясь рядом с Агнесс, но не знаю, как начать разговор. Такое происходит впервые. К счастью, речь идет о рыжей девчушке. Она сама проявляет инициативу:—?Хочу забить тебя на выходные,?— улыбается мне, поставив локти на край парты. —?Придешь ко мне ночевать? Родители уезжают на митинг,?— она… Она вся пропитана искренностью. Я не улавливаю ни намека на фальшь, и от этого чувствую себя еще хуже. Моргаю, еле выдавив улыбку:—?Да, было бы здорово.Подруга довольно трется щекой о мое плечо, заставив меня расслабиться, но физическое напряжение возвращается, когда порог кабинета переступает Дилан с Нейтаном. Рыжая девушка поворачивает в их сторону голову, внимательно провожая взглядом. Расстроенно смотрю ей в затылок. Откуда эта обида внутри? В чем причина моей сердитости?Сама себя не пойму.***Остаться заниматься в библиотеке до самого вечера?— неплохая идея, когда хочется выбраться из стен комнаты. Из-за накрапывающего дождя небо ближе к семи чернеет, закутывая город темной пеленой, и я тороплюсь, спеша добраться домой до обрушения сильного ливня.По вине непогоды людей на улице не встречаешь. Обычно на каждом шагу настоящие скопления жителей, но во время штормового предупреждения, что рассылается каждому горожанину, ни одной души не встретишь. Кроме бедолаг, вроде меня, которым еще предстоит путь домой.Машины несутся по дороге. Стою на переходе, ожидая зеленый свет. Капюшон не натягиваю, пока в силах получать наслаждение от аромата предстоящего дождя, что обрушается на лесной горизонт где-то в нескольких километрах от города. Слышу гром.На самом деле, это лучше, чем сидеть и тухнуть дома. Хотя бы подышу лишний раз, чтобы…—?Я тебя знаю.Первый момент?— не реагирую. Мама учила не поддаваться сомнительным обращениям, тем более, что говорить могут и не со мной вовсе. Но, видимо, в данный момент складывается не совсем стандартная ситуация.—?Привет, детка,?— тяжесть чужой руки обрушивается на спину, давит, вынудив согнуться. Вскидываю голову, с тревогой взглянув на русого мужчину, который отошел от своей компании, явно заинтересовавшись моей личностью.Эта улыбка. Запах табака, спиртного и пота. Этот изучающий взгляд.Это он.Тот тип с вечеринки.—?Что ты здесь делаешь в такой поздний час? —?мужчина подносит бутылку пива к губам, внимательно окидывая меня взглядом, а в моем горле образуется знакомый комок из слов, испытывающий меня жжением. Пальцы в карманах дрожат, ладони сжимаю в кулаки, по какой-то причине не отрывая взгляда от светофора, словно зеленый свет вытащит меня из проблемы без моральных и физических увечий.Но ноги уже трясутся. Колени подгибаются. Мужчина давит на меня тяжестью своего тела, я прекращаю разбирать его слова. Знаю только, что он обращается к стоящим у дверей бара друзьям.Не моргаю. Не свожу внимания с сигнала светофора. Ладонь мужчины опускается мне на ягодицы, нагло щупая их, а сам он поддается ко мне, приставив горлышко бутылки к губам. Что-то говорит. Но я оглушена роем мыслей в голове. Не отвлекаюсь, начав нашептывать мольбы о свободе.Как в тот раз. Непристойные прикосновения. Его влажные от алкоголя губы, прижимающиеся вплотную к моему уху. Не замолкает. Не слышу его. Нет желания копаться в столь извращенном дерьме, что изливается на меня одним человеком.Зеленый. Дай мне зеленый свет.Голоса его друзей громче. Они приближаются, заинтересовавшись его рекламой моего тела, этот тип не зря так яро тянет ткань моей кофты вниз, стараясь открыть больше участков кожи. Нервно сжимаю футболку, не давая ей съехать с плеча подобно верхней одежде. Чувствую, как кто-то позади касается пальцами моей шеи, убирая растрепанные локоны. Кто-то хлопает меня по заднице, вызывая жалкое мычание глубоко в глотке. Рвано вдыхаю. Паника увеличивается, когда позволяю себе разобрать один из вопросов, адресованный русому мужчине, вовремя убравшим с меня руку: ?За сколько её можно предложить??Зеленый?— и срываюсь. Просто с места. Несусь, не оглядываясь, не позволяя сбитому дыханию лишить меня возможности на спасение. Ни о чем не думаю. Ничего не вижу перед собой. Только проложенный в глубинах сознания маршрут до дома.Бегу. Но в носу до сих пор стоят отвратительные запахи уличных мужчин, а на теле ощущаются их пошлые прикосновения.Не понимаю, как оказываюсь в стенах безопасности. Срабатывает механизм, отключающий мой мозг. Остается работать только тело. И мои ноги несут меня в дом. Прихожу в себя в момент щелчка последнего замка. Сжимаю дрожащими пальцами ручку. Стою с полусогнутыми коленями. Ноги трясутся. Смотрю в пустоту, от давления все перед глазами смазывается, покрываясь бледной пленкой. Дыхание рвет высохшее за время побега горло. Не сразу решаюсь отпустить ручку двери. Делаю шаг назад. Мороз сковывает, но речь идет не о том морозе, что окутывает город по вечерам. Это не природа. Это лично мой холод. Лед ужаса. Он остается на дне, не давая освободиться от полученных эмоций. Страх. Отступаю назад. С болью в груди сжимаю ткань футболки, которая немного съезжает с плеч, ведь этот тип нагло добивался спустить мою одежду, чтобы показать больше моего тела. Рваное дыхание. Головная боль.Мне… Мне нужно что-то. Хотя бы простое успокоительное, я… Я не могу прийти в себя. Приоткрываю дрожащие губы, выдавив жалкий писк, и разворачиваюсь, качнувшись на слабых ногах. Стремлюсь скорее попасть на кухню. Но сегодня не мой день.Встаю на пороге, широко распахнутые глаза примерзают. Стискиваю ледяными пальцами футболку, выгляжу небось обескуражено. Надеюсь, испуг не слишком ?кричит? в моем взгляде.Дилан стучит ручкой по своей щеке, искоса уставившись на меня. На столе разложены учебники и тетради, вид у парня занятой, но усмешка проскальзывает на губах:—?Видишь, что ты сделала со мной? —?пускает смешок, махнув рукой на учебники, но я не меняюсь в лице, продолжая ощущать, как тело потрясывает от прихватывающей судороги.—?Я ничего не понимаю,?— признается. Он… Пытается шутить или…Сглатываю, взгляд начинает носиться по полу в догадках и мыслях. Столько… Столько дерьма, мое сознание в полнейшем хаосе. Всё слишком запутано в моей голове, я не могу этого выносить, я…—?Что? —?Дилан спрашивает, вынудив напугано взглянуть на него. Парень щурит веки, наклонив голову немного вперед, словно пытается что-то расслышать. Я… Я бубнила под нос? Боже. Надо уходить.Чувствую, как дрожат колени.—?В чем дело? —?О’Брайен хмурит брови, опустив ручку на корешок исписанной тетради. Не сводит с меня глаз, открыто изучая мое бледное, немного вспотевшее лицо.—?Тебе нехорошо? —?пытается догадаться самостоятельно, ведь молчу. Голос просто напросто не способен прорваться сквозь сжимающуюся глотку. Мой организм всё еще охвачен паникой. И она не пропадает, словно я до сих пор там. На улице. В темноте с этими мужчинами. От упоминания произошедшего волна мурашек проходит под кожей.—?Эй,?— парень сам начинает нервничать, что выдает, когда притоптывает ногой под столом. Черт, хватит молчать. Переводи тему.—?А-а… —?вдыхаю слишком резко, неестественно расправив плечи. —?Никаких новостей от твоей мамы? —?глотаю боль в горле. —?Ну… По поводу их возвращения,?— уточняю, ужасаясь тому, как демонстративно и заметно мой голос становится тише в конце сказанного, словно я вот-вот сорвусь на рыдание. Насильно смотрю в глаза Дилану, видя на его лице только хмурую озадаченность моим поведением. Он отвечает покачиванием головы, не позволив мне сбежать от первичного вопроса:—?У тебя что-то болит? —?судорожно вдыхаю, заморгав с горячей жидкостью в глазах, и хочу дать уверенный ответ, но вместо победной убежденности выдаю рваный выдох. Знакомо ли вам состояние, когда вы находитесь на грани? На самой грани эмоционального срыва. Когда ваше горло сжимается, а попытка говорить обрывается плачем? Вот этого я боюсь, поэтому поднимаю ладонь, как бы говоря ?всё нормально?, а сама спешу развернуться и скрыться с его глаз. Ноги нервно семенят по паркету к лестнице.Чувствую. Взрыв. Я сейчас… Невольно распахиваю рот, накрыв его мокрой ладонью, сутуля плечи. Будто меня вот-вот вырвет. Тошнота из эмоций.Терпение. До ванной. Дотерпи до ванной, Райли.И как мне удается в таком нестабильном состоянии уловить скрип ножек стула об пол?—?Райли? —?судя по голосу?— Дилан выходит в коридор. Боюсь, что он кажется достаточно близко, чтобы рассмотреть мои красные глаза, в которых кипят слезы, так что хватаюсь за перила, развернувшись, и не прогадываю, ведь по какой-то причине О’Брайен никогда не подходит ближе, когда мое внимание обращено на него. Помните про то расстояние, нерушимое им? Он хранит его. Между нами.Дилан скован не меньше. Он сует ладони в карманы джинсов, переступив с одной ноги на другую:—?Тебя… —?уверена, его одолевает чувство неправильности, как и меня, поэтому он спрашивает с сомнением. —?Тебя кто-то обидел?Да, но тебя, О’Брайен, это не касается, ведь… Боже, я не имею права грузить тебя, понимаешь?…Агнесс касается его плеча. Он ей улыбается…И в грудь бьет обида. Опять. Она самая, но обретающая большую силу, поэтому не справляюсь, не закрываю её в себе, а выдаю с неприязнью, дабы со злостью задеть парня:—?Перестань докапываться,?— нет…Стискиваю зубы. Оно срывается. Само. И мой разум охвачен ужасом: я более не контролирую свои эмоции.Лицо парня меняется моментально. В одно короткое мгновение взгляд больше не выражает неуверенность. Он смотрит с негативным, грубо говоря, охерением, вижу, как дергаются его брови, а морщинок на лбу из-за хмурости становится больше:—?Что? —?моргает, облизнув губы и сделав короткий, но угрожающий шаг к лестнице. —?Что ты сказала?Фыркаю под нос, поворачиваясь к нему спиной, чтобы продолжить взбираться на второй этаж, но следующие слова, брошенные в затылок, вынуждают сойти с намеченного пути.—?Харе так себя вести!Оглядываюсь, тяжело дыша, и спускаюсь на несколько ступенек, не сводя бешеного взгляда с Дилана:—?Как я должна говорить с тобой? А?! —?не помню, чтобы когда-нибудь в своей жизни я так сильно повышала голос. С возмущением щурюсь, окинув парня презренным взглядом:—?Как?! Ты мне не друг! —?не замечаю, как продолжаю наступательную атаку. Если бы я могла взять себя в руки, то обратила бы внимание на важный факт: я?— наступаю, Дилан?— отступает.Но сейчас мне плевать.—?Успокойся! —?он повышает голос в ответ, срывая его на хрип.—?Перестань указывать мне! Ты?— никто! —?это мой взрыв. Будто всё то, что копилось внутри за семнадцать лет, вырывается. И мне не остановить этот процесс при всем желании.О’Брайен уже вытягивает ладонь, указывая на мою близость к нему, но хлопаю по его запястью, крича:—?Это ты! Ты здесь! Ты в моем доме! И я буду говорить с тобой, как захочу!—?Успокойся! —?он лишь повторяет вполне разумную просьбу, а я вновь бью его, но уже по второй руке, которой он держался за перила, пока отступал назад:—?Хватит указывать мне! —?все… Все указывают мне! Хватит! Довольно! Я нажралась этой общественной блевотины!—?Ты?— ненормальная! —?Дилан встает твердо на месте, решаясь больше не отступать, и указывает на меня пальцем. —?Перепады твоего настроения?— больные! Попробуй провериться у врача, психичка!Крик застревает в рваном горле. Составляющие моей пустоты падают в пятки. Взгляд выстрелом пронзает лицо О’Брайена. Тот тяжело дышит, медленно опуская руку. Смотрит в ответ. Я не глотаю кислород, постепенно ощущая усиление приступа удушья.Мой отец. Называл так. Мою мать.Новой волной конечности охватывает дрожь. Не моргаю, стуча зубами от злости:—?Да пошел ты… —?дрянной шепот. Дилан же наоборот выдыхает, словно вынуждает себя притормозить:—?Ладно,?— поднимает ладони. —?Давай…—?Пошел ты! —?собственный крик оглушает. Отключаюсь. Нет контроля. Пихаю парня в грудь, нездоровым голосом посылая его:—?Пошел ты! —?атакую, толкая О’Брайена без желания остановки.—?Райли… —?он старается только защищаться от моих ударов, сам осторожно ступает спиной назад.—?Пошел ты! Вон! —?перед глазами всё плывет. Черные пятна. Боль подобна мигрени. Я не могу осознать, что творю. Мое тело само решает применять физическое насилие.—?Хватит! Успокойся! —?Дилан пытается перехватить мои руки, но вырываю их, продолжая наносить ему вред:—?Заткнись! —?не узнаю свой голос. Это не я… Не я.Прости, Дилан. Я не хочу бить тебя.Бью его кулаками, толкая от себя. Дальше. Сильнее. Мощнее. Громче.—?Райли! Всё! —?он рвет глотку, умудряясь сцепить пальцы на моих плечах.—?Заткнись! —?уже давно опущен взгляд. Не соображаю. Словно в голове остается одна программа?— бить. Чем и занимаюсь, начав пинать парня ногой, руками давя на грудь, ведь Дилан перестает отступать, активно трясет меня за плечи:—?Успокойся! Всё! —?просит. Грубее дергает меня, отчего моя голова начинает запрокидываться, вызывая путаницу в мыслях. Они как до безумия тяжелые алюминиевые шарики бьются о стенки черепа, выводя меня из рабочего режима. Мои руки сгибаются в локтях, тыльные стороны ладоней еле касаются моей груди, пока О’Брайен трясет меня. Назад, вперед. От себя. К себе.И в голове осыпается программа. Как хрусталь разбивается. Настолько непрочна моя нервная система. Я слышу, как она рушится, вызывая во всем теле ответный спазм.И наступает поражение клеток мозга. Застываю, громко вдохнув, но не выдыхаю. Дилан замечает резкую перемену на моем лице, поэтому прекращает трясти меня. Ужасом пронзаю грудную клетку парня, пока тот приводит свое дыхание в порядок, еле проконтролировав тон охрипшего голоса:—?Т-ты чего? —?шок. Он ошарашен, лишен слов. Держит меня за плечи, чувствую, какие горячие у него ладони. Он мнет ткань моей кофты, открыто переводя дух:—?Тихо,?— всё еще с давлением просит меня прийти в себя, но я уже сомневаюсь в своем здравом смысле. Боюсь поднять огромные глаза на его лицо, боюсь зрительного контакта с человеком, который мычит, то и делая, что нервно сглатывая:—?Райли? —?осторожно дергает меня, вот только отворачиваю голову, приоткрыв рот. Боже. Что вообще…—?Всё? —?Дилан ослабляет хватку, начав растирать мои плечи, будто я замерзла. —?Ты вообще меня слышишь? —?морщусь. Всё Оно разливается по телу, Оно никуда не уходит, Оно во мне.Уйди из меня.Грубо убираю ладони парня. Хватаюсь за перила, ощущая на себе пристальный взгляд, пока спешу вялыми ногами наверх. В ванную. Закрыться. Уйти. Спрятаться.От самой себя? Безумие. Не от мира мне необходимо скрываться. Всё Оно во мне.Я?— и есть Оно.***Ночь. Тонущая во мраке комната. Крышка пианино поднята. Она головой лежит на клавишах, пальцами водя по самой первой, самой тяжелой. Мучительно знакомой по звучанию.?До?.Давит на неё?— и звук распространяется по помещению, забираясь в каждую щель. Ни один мускул на лице девушки не дергается. Повторяет нажатие. ?До?.И слезы вырываются из-под опухших век, но выражение лица Райли не меняется. Такое же пустое и бесчувственное.?До?.Ночь. Его темная комната. Сидит на кровати, вертя в руках телефон. Не набирается смелости позвонить матери и спросить о её поездке.И кого пытается обмануть? Чуть сильнее ему хотелось бы попросить Митчелла к телефону, чтобы уточнить один нюанс, касающийся… К черту.Бросает мобильный на тумбочку, рухнув на подушку лицом. Поворачивает голову, уставившись во мрак. Лежит без движений, даже без мыслей. Психологическая передышка, оканчивающаяся довольно внезапно, когда рука сама решает потянуться к тетради, что лежит под подушкой. Приподнимает голову, переворачиваясь на спину, держит пальцами тетрадь, неаккуратно перелистывая, пока не выпадает небольшая глянцевая бумажка. Фотография.?До?. Тяжесть оседает.Равнодушно смотрит на запечатленных на снимке людей: Лиллиан, он сам, в возрасте пяти лет, и мужчина, внешность которого О’Брайен полностью перенял. Они похожи, как две капли воды. Конечно, его отец был немного крупнее, ведь вел здоровый образ жизни, постоянно заботясь о массе тела. Дилан не такой. Он курит. Злоупотребляет алкоголем, так что является примером разочарования. Только внешность. Больше ничего общего.Небольшая семья смотрит на него, улыбаясь. Даже у Лиллиан здесь иная улыбка, иной блеск в глазах. А что уж говорить про О’Брайена? Кто этот блещущий счастьем и активностью мальчишка, сидящий между мужчиной и женщиной?Чем дольше смотрит на фотографию, тем ощутимее становится горечь во рту, поэтому присаживается, убирая обратно в тетрадь, страницы которой всячески испорченны, измалеваны. Бросает её в ноги, ладонями проводя по холодному лицу. Удивительно, но кончики пальцев всё ещё теплые. Настолько подскочило его давление.?До?. Она не может дышать.Вытягивает из-под кровати гитару, смахивая ладонью пыль. Изучает предмет, свесив ноги с края. Берет так, как учил отец. Пальцами скользит по напряженно натянутым струнам, но те не издают звук. О’Брайен не хочет слышать инструмент, иначе его охватят воспоминания.?До??— нота, символизирующая их прошлое.***Помню, это был вечер.Отец готовил на ужин блинчики, потому что у мамы был творческий прорыв. Если так подумать, мама не часто занималась домашними делами. Отец успевал работать и за домом следить. Странный он был. Но почему-то мне всегда казалось необычным, что большинство детей вокруг меня отдавали больше предпочтения матерям. Нет, я всегда любил родителей одинаково, но любое мое яркое воспоминание из прошлого начинается с присутствия отца, а потом я уже размышляю на тему: ?Была ли там мама?? или ?Чем она занималась, пока происходило сие действие??Отец занимался мной. В частности он прививал мне любовь к музыке. Нет, сам он играл только на ударных, но, узнав о моей непереносимости шума, мужчина не отчаялся, выбрав для меня гитару. И сам увлекся. Играл целыми днями, а я смотрел и запоминал. Вечера на заднем дворе или в парке?— были лучшими. Я мог заниматься любым делом, но при этом слышать отца. Не знаю, почему я был так зависим от его присутствия рядом.Как-то раз случайно услышал разговор бабушки с матерью. Она сказала, что мама недостойна отца, что… Ему нужна отдача. А моя мать умеет только принимать. И верно. Со временем я понял, что именно имела в виду старушка. Отец отдавался. Весь. Все свои силы?— физические и эмоциональные. Он всеми клетками демонстрировал матери, как нуждается в ней. Не жалел себя. А она… Ну, это была игра в одни ворота. Да, мне кажется, это была игра. Словно мама не воспринимала отношения, как нечто серьезное, несмотря на общего ребенка. Она будто еще была в поиске кого-то или чего-то…В конечном счете, силы иссякают. Запасы души заканчиваются. И человек больше не способен отдавать, ведь у него ничего не остается. А эмоциональный вампир нуждается в подпитке. Не получая её, не ощущая отдачи чувств со стороны другого, он принимает это за угасание отношений. И что следует дальше? Дальше вампир уходит на поиски нового эмоционального носителя.А что становится с тем, кто так и не пополняет запас сил? Он отдает последнее, самое значимое.Эмоциональный вампиризм?— он как вирус, поражающий всё больше и больше людей. И ему всё будет мало, поэтому такие особи не найдут своей конечной точки, они не остановятся, не найдут счастья.Но моей маме повезло найти конец своего пути. Ну, я думаю, последующие несколько лет она точно будет с Митчеллом. Странно, да? Ведь сам мужчина так же является вампиром. Так, как же они нашли способ существовать вместе, при этом пополняя свои запасы сил?Всё просто, а от того и дико.У Митчелла есть Райли. У моей матери?— я. Райли зависима от отца. Я?— от мамы. Райли требуется внимание и забота Митчелла. Мне всё это нужно от матери. Мы отдаемся им. Они нам?— нет. Выходит, эти двое могут любить друг друга за счет наших эмоциональных сил. Мы кормим их, а сами медленно умираем. Грубо говоря, мы приносим себя в жертву, пытаясь получить ответ.Я почти увидел смерть в тот день. Но Райли отдала мне то, что должен получать только её отец. Я грубо воспользовался ею, впитав тепло, но отдал ли обратно? Нет, в тот день я думал только о себе. И со временем жить, осознавая данный факт, становится нестерпимо. А больше удручает то, что мне приходится наблюдать за тем, как уже двое взрослых присасываются к одному человеку. Они убивают его, поэтому я не подпускаю к себе Митчелла. Он присосется так же крепко, как моя мать вцепилась зубами в Райли. Я вижу, как они лишают её сил. Ту, что спокойно отдала немного себя мне, хотя не была уверена, как меня зовут.В пятом классе я не мог прийти к этой мысли. Но сейчас всё становится на свои места. Я заприметил Райли, с самого начала используя её эмоции, чтобы пополнять свой запас сил, но для большего эффекта мне требовалось личное общение с ней, поэтому я искал пути знакомства. Конечно, тогда не понимал всей глубины своих поступков, но теперь всё ясно. У неё сильные положительные чувства. Когда улыбалась она?— улыбались все те, кто разговаривал с ней. И я улыбался…Стоп.Нет, стоп. Она… Нет, я не забирал её силы. Черт, она сама их раздавала. Как на гребаном конвейере. Всем, абсолютно. Ею ведь пользуются. Постоянно. Может, отдаваясь отцу, она мнимо посчитала, что должна делиться и со всеми вокруг?Или же она просто не способна защищать свои силы и даже не подозревает, как лишается их?Мне стыдно, но ведь до сих пор иногда использую её, чтобы помочь себе. Я совершаю неприятные поступки, веду себя агрессивно, лишь бы вызвать какой-то эмоциональный отклик с её стороны. Злость, раздражение, стыд, смятение, обида, смущение, возбуждение. В попытке оправдаться, раз за разом возвращаюсь в тот день, убеждая себя, что отдал ей в ответ. Всё произошло по обоюдному согласию, так мне казалось, но теперь я сомневаюсь в данной версии. Как выяснилось, Райли не умеет отказывать. Что, если я совершил акт изнасилования? Что, если заставил её давиться и терпеть?Наверное, это одна из причин, почему я всё ещё здесь. Всё еще жив, не потому, что боюсь оставить мать. От болезненной зависимости можно излечиться, просто полоснув по венам, но меня злит мысль?— оставить Райли им. Они сожрут её.Мне нужно как-то вернуть ей то, что она отдала мне. И тогда моя совесть будет чиста, тяжесть вины пропадет. И я снова смогу встретить смерть так же смиренно, как её принял отец.Но проблема в том, что представления не имею, как вернуть всё то, что всасывал на протяжении почти семи лет, начиная с первого её дня в пятом классе.Каким образом я должен, блять, это сделать?Стою минут пять на пороге кухни. Сегодня пропускаю школу. Весь день провожу в комнате, разбираясь с домашней работой, что реально помогает отвлечься от своих мыслей. Но к вечеру от домашки тошнит, приходится выбраться из заперти, и угадайте, на кого натыкаюсь? Нечего гадать, блять, ответ на поверхности.Кусок крольчатины долгое время возится с приготовлением чая. Она даже не подозревает о моем присутствии. Было бы правильно подать голос, но я пока не знаю, как поступить после того, как она обнаружит меня. Или, что еще серьезнее, как девушка поведет себя? Не хотелось бы повторения вчерашнего дня. Все её крики?— тоже эмоции. И…Янг-Финчер оглядывается, от испуга выронив термос, в который хотела залить воды. Кажется, она даже пропищала что-то под нос. Смотрит не на меня. Под ноги. Сжатые кулаки держит возле ключиц. Молчу. И Райли молчит. Стоим без движений какое-то время, после девушка поднимает ладони, накрывая уставшие глаза. И слышу шмыганье.Слезы?— эмоции.Не реагирую, только делаю шаг в сторону, чтобы не помешать Райли покинуть помещение. Девушка не медлит, хочет скорее исчезнуть с моих глаз. Или тут преобладает её нежелание видеть меня? Стою на месте, опустив глаза в пол, а холодные руки сую в карманы кофты. Прислушиваюсь к звуку шагов. Отдаляются. Всё тише. Тише, после вовсе пропадают.Глубокий херов вдох. Смотрю на её кружку с кроликом. Не менее до охерения трудный выдох.Бреду к кухонной тумбе, взяв её кружку, и заливаю кипятком. В голове играет какая-то назойливая песня. Кажется, группа старая, но не столь важно. Это помогает особо не акцентировать внимание на своих действиях. Бросаю пакетик зеленого чая, привстав на носки, чтобы достать аптечку. В том году маме прописали одни очень занятные таблетки, которые я сам, грешно, иногда принимаю. Она держит их в упаковке из-под гормональных препаратов, рассчитывая, что таким образом скроет от Митчелла. Мол, это просто гормоны. Ага, блять, когда-нибудь Митчелл всё равно узнает правду.Нахожу баночку, вынув одну белую капсулу. Раскрываю, высыпая порошок к кружку. Добавляю немного сахара, зная, что крольчиха обычно не насыпает себе, но нужно перебить привкус.Заканчиваю с приготовлением чая, разбавив немного фильтрованной водой. Сжимаю кружку, покидая кухню. По дороге на второй этаж, сам делаю пару глотков, дабы убедиться, что никакого намека на вкус лекарства нет. Шагаю по темному коридору, чувствуя в ногах гуляющий сквозной ветер. Спокойно подхожу к двери комнаты девушки. Стоп. Ещё глоток. Стучу, внешне оставаясь непоколебимым. Конечно, ответ не последует, так что беру на себя смелость зайти без разрешения. Сжимаю ледяную ручку, потянув дверь на себя, и выпускаю из темного помещения волну ветра. Вижу открытую дверцу балкона. Мило, она меня заморозить решила? Неплохой способ избавления от паразита.Переступаю порог, сначала двинувшись к столу, чтобы включить лампу. Когда мутный свет озаряет комнату, могу набраться сил и повернуться лицом к кровати. Райли сидит, спиной прижавшись к изголовью. Я бы заикнулся о том, что данная картина напоминает момент из какого-то хоррор-фильма: девушка бледна, с синяками под глазами, голова немного опущена, поэтому взгляд падает на меня исподлобья. И смотрит в упор, зажав наверняка давно ледяные ладони между бедер.Никаких эмоций.И я не выражаю ничего толкового, пока подхожу к её кровати, без слов протянув кружку. Надо быть здесь и лицезреть её глаза. Серьезно, это жутко. Не выношу такого зрительного давления, оставив кружку на тумбе. Двигаюсь к балкону, грубо закрыв дверцу, чтобы перекрыть доступ морозу в дом.Оглядываясь, застаю Райли греющей ладони о кружку. Пытаюсь не следить так яро за тем, как она делает осторожные глотки, словно подозревая о подсыпанном лекарстве. И меня буквально отпускает ледяное напряжение, когда девушка чмокает увлажненными губами, никак не изменившись внешне. Не заметила. Отлично.Сую ладони в карманы кофты, пытаясь согреть их, и прохожу мимо пианино, подмечая нотные тетради. Притормаживаю, бесцеремонно листая страницы, не получив никакого возражения со спины.—?Ты играешь? —?опускаю пальцы на клавиши, надавливая, чтобы пропустить сквозь тишину протяжные звуки. Оглядываюсь. Райли уже выглядит не как девица из колодца. Она держит кружку у носа, наслаждаясь горячим паром, и кивает. Беру тетрадь, подписанную, как ?Струны?, листаю, изучая содержимое, и спрашиваю с легким недоумением:—?И на гитаре?Райли качает головой.—?А чьё это? —?писал человек, неплохо разбирающийся, поэтому становится интересно.—?Мамы,?— она хрипит. Вчера сорвала голос, я, к слову, тоже. Мычу в ответ, просматривая все записи, и делаю заключение:—?У неё довольно простая музыка. Сама писала?—?Она больше по клавишам,?— девушка вдруг отвечает на мой зрительный контакт, опомнившись. —?Простая? То есть… —?опускает кружку, согнув колени и подтянув их к груди. —?Можешь сыграть?Хмурю брови, хмыкнув:—?Конечно, там постоянно повторяются…—?Сыграй,?— ровно. С давлением. Смотрю в сторону Райли, и та вновь напоминает мне персонажа из фильмов ужасов. Пристально следит за мной, не моргая. Тяжко вздыхаю, значительно долгое время обдумывая просьбу. С одной стороны, я не привык играть для кого-то. Как-то раз сыграл при маме, а та попросила меня больше никогда не брать этот инструмент в руки. Во-первых, он напоминает ей об отце. Во-вторых, ?у тебя, Дилан, руки явно не из того места растут, лучше займись чтением?.Опять вздыхаю, бросив тетрадь на кровать девушки, и без объяснений и ответа покидаю комнату под вниманием Райли. И возвращаюсь с гитарой под таким же надзором. Крольчиха остается неподвижной, пока забираюсь на кровать, садясь так же к изголовью, чтобы спиной было на что опираться. Раскрываю тетрадь на первом попавшемся развороте, и пробегаюсь взглядом по аккордам:—?Где твоя мама сейчас? —?заполняю тишину разговором, пока настраиваю гитару, прикидывая, как расположить пальцы, чтобы было проще воспроизвести мелодию.—?Она состоит в оркестре. У нее гастроли, но работает в основном в Нью-Йорке,?— Райли не смотрит мне в лицо, её внимание приковано к тому, как подготавливаю музыкальный инструмент. —?Она потрясающая.Хмыкаю, пустив смешок:—?Когда ты последний раз её видела?—?К чему это ты? —?голос такой ровный. Даже непривычно.—?С чего уверена, что она ?потрясающая?? —?нет, мне правда интересно, я не пытаюсь задеть её чувства, просто вот созрел вопрос. Начинаю двигать пальцами, меняя их положение под каждый аккорд.—?Она?— моя мама,?— и всё. Будто этого действительно достаточно. Поворачиваю голову, взглянув на девушку, которая убежденно поясняет:—?Разве этого недостаточно?С сомнением сжимаю губы, наклонив голову к плечу. Лучше придержать язык за зубами. Хоть и понять мне её так и не удалось. Ладно, хрен с ней.Не думал, что начать играть в присутствии кого-то, настолько тяжело. Мне буквально не удается пройтись пальцами по струнам первые десять минут. Райли не мешает. Не задает вопросов, не торопит. Пьет чай. И, кажется, успокоительное начинает работать. Янг-Финчер глубже дышит, ровнее. Больше не стучит по кружке ногтями.Если бы не молчание, я бы не смог изолироваться и представить, что нахожусь один. Начинаю проигрывать первые аккорды, сбившись, ибо Райли переводит свой взгляд на мои руки. Это… Напрягает, не более.Вторая попытка. Уже легче. Не смотрю на девушку, хотя цепляю её ноги боковым зрением. Сосредотачиваюсь на записях, иногда не разбирая почерк. На шестом разе выходит приемлемо, поэтому начинаю сначала, уже приноровившись к аккордам. Немного затягивает. Мелодия незамысловатая, простая, но это и делает её притягательной. Не могу толком объяснить, что именно берет за живое, но вновь начинаю заново, входя во вкус. Каким-то раком игнорирую наблюдение Райли. Она прижимается затылком к стене, немного спустившись вниз, чтобы спиной надавить на подушку:—?Ты прям, как мама.Прерываюсь, усмехнувшись, и перевожу на неё взгляд. Девушка слабо, совсем слабо улыбается, дном кружки касаясь своего живота:—?Это колыбельная. Есть версия для клавиш. Она играла мне её раньше,?— улыбка растет, видимо, под давлением всплывающих воспоминаний.—?Что ж, кое-что жизненно необходимое я сегодня освоил,?— перелистываю страницу, принимаясь за изучение следующей мелодии, аккорды которой уже сложнее. Наигрываю черновые попытки, а Райли уже тихо хихикает, сбив меня. Смотрю на девушку, а на лице той проявляется сонливость. Таблеточка действует.—?Вот эту мама играла соседской собаке во время её родов,?— улыбается. —?Её успокаивала музыка, необычно, да?Не двигаюсь, внешне сдерживая эмоции. Смотрю Райли в глаза, но ошибку допускаю, когда перескакиваю вниманием на её губы. И уголки тех опускаются. Улыбка медленно сходит с бледного лица.Я?— настоящий кретин, раз не могу взять под контроль свои же воспоминания.…Сидит на его бедрах. Верх платья собран на талии, подол задран достаточно высоко, оголив ноги, согнутые в коленях. Теплые руки сдавливают холодную шею, а горячие губы активно встречаются с ледяными, пока он одной ладонью обхватывает кожу спины, другой?— скользит под платье, нащупав внутреннюю сторону бедра, что приводит девушку в легкую эйфорию, заставив подавить мычание…Да, я?— кретин.В груди кольнула боль, значит, подскочило давление. Надо срочно прекращать.Мне, на хер, везет, когда нахожу оправдание своему пристальному надзору. Замечаю, как медленно Райли открывает и закрывает веки, и улыбаюсь:—?Кусок мяса, ты засыпаешь? —?девушка реагирует на неприятную кличку слабой хмуростью, но глаза оставляет прикрытыми:—?Нет,?— отрицает. Поднимаю брови, с недоверием взглянув на кружку в её расслабленных руках. Разольет?— начнет вопить. Закрываю тетрадь, откладывая в сторону вместе с гитарой, и присаживаюсь на колени возле Райли, попытавшись отобрать у неё кружку.—?М,?— девушка приоткрывает веки, сразившись со своим желанием уснуть. —?Я ещё не сплю… —?шепчет, прервавшись на зевоту. Забавляет то, как она старается казаться собранной. Без труда забираю кружку, потянувшись к тумбе, на которой оставляю, скользнув взглядом с футболки Райли на её расслабленное лицо. Девушка трет пальцами веки, продолжая что-то недовольно бубнить. Не пытаюсь разобраться, придерживаясь своей задачи:—?Ты спишь уже,?— ставлю перед фактом, переходя на шепот, чтобы не сбить настрой крольчихи. Она, конечно, отрицательно вертит головой и взвизгивает, проявляя сопротивление, когда двигаюсь немного назад, сжав её колени, и тяну на себя, чтобы голова девчонки оказалась на положенном месте?— на подушке. Да, она ворчит. Да, заплетающимся языком обещает, что забьет меня учебником по истории. И я ей верю.Ложусь рядом на живот, локтями опираясь на матрас, ледяными пальцами тру виски. Самого уже в сон клонит. Поворачиваю голову, наблюдая за Райли, которая опять проявляет инициативу к непослушанию, начав тянуться рукой к кружке с чаем, поэтому двигаюсь ближе к ней, потянув ладонь к её запястью. Приходится побороться, чтобы разжать цепкие пальцы, ухватившиеся за ручку кружки.Опять мычит, вызывая на моем лице усмешку:—?Спи,?— сдерживаю зевоту, уложив её руку вдоль тела, а сам остаюсь в приподнятом положении, лицом нависнув над её шеей. Райли внимательно смотрит на меня, хмурится, явно размышляя над чем-то. Не скажу, что меня интересует происходящее в её голове, но было бы неплохо совсем немного разобраться с её хламом.—?Дилан,?— с напряженной тревогой в голосе, заставляющей меня так же немного напрячься:—?Слушаю, мясцо,?— улыбаюсь краем губ, но её лицо не меняется, а тон становится ещё тише, будто кто-то, кроме меня, может услышать:—?Что с тобой произошло в тот день? —?шепчет. Теперь сильно свожу брови, хмуро уставившись на девушку в ответ. Райли укладывает руки на живот, нервно дергая ткань своей футболки:—?Что ты собирался сделать в тот день? —?её взгляд режет. Глотаю сухость во рту, невольно куснув язык. Двигаюсь, приподнявшись, чтобы опереться на один локоть, повернувшись набок. Смена положения не помогает. Райли продолжает смотреть на меня и ждать ответа. Даже не отвлекается на мою попытку смутить её?— нарочно касаюсь коленом её бедра. Никакой реакции.Девушка вот-вот?— и рухнет в сон, а вопросы формулирует четко:—?Если бы я не пошла с тобой,?— от напряжения сжимаю зубы, повторив попытку глотнуть воды во рту. —?Что ты бы сделал?Смотрю ей в глаза, не страшась зрительного контакта. Райли знает, что хочет получить в качестве ответа, значит ли это, что она… Нет, бред, кусок не догадалась бы.Хотя, я сам допустил ошибку, не сняв крепкую веревку с той перекладины.Взгляд ускользает в сторону, но успеваю вернуть его на лицо Янг-Финчер, пока та осторожно поднимает теплую ладонь, пройдясь ею от моего плеча к шее. Сжимает пальцами кожу на затылке, без остановки гладит её. И сомнений не остается.Она знает.И это рождает внутри панику. Мой взгляд мечется, постоянно пересекаясь с её. Райли уже щурится, чтобы видеть меня, но сонное лицо не изменяет прежнему волнению:—?Оно бы того не стоило,?— ровно дышит, сдавив пальцами мою шею, без злого умысла.Мне остается лишь изобразить ворчание и грубость, так что фыркаю, дернув головой в попытке избавиться от её прикосновения:—?Не твое дело, кусок… —?выдыхаю, нервно кусая внутреннюю сторону губы. Её глаза закрыты, а рука опускается, чтобы почесать щеку. В таком положении и остается. Всё. Спит. Оставляет меня в неприятном смятении, но самое отвратительное не то, что она знает. Нет, мне охота треснуть себя за ощущение тепла в груди. Серьезно, черт возьми, какого гребаного хера оно внутри меня? Откуда? Когда крольчатина успела проявить нечто подобное? И почему я замечаю это так поздно? Блять, я ведь…Как мне вернуть ей всё это?Падаю на спину, ладонью накрыв глаза, и выдыхаю в темноту, смирившись с безысходностью своего положения. Или положения Райли. Или нашего общего. Уже не разобрать, в сознании полнейшая муть.Поворачиваю лицо, уставившись на спящую девушку, голова которой слегка наклонена в сторону. Разглядываю бледный синяк на её щеке и пальцами осторожно касаюсь отметины, вынуждая девчонку немного поморщиться. Наблюдаю. Райли глубоко дышит, неплохо так её понесло с одной капсулы. Я принимаю две, а мама, бывает, четыре за день. И то мы не засыпаем, а возвращаем внутрь организма спокойствие. Интересно, каковым эффект будет после её пробуждения?Опять приподнимаюсь на локоть, свободной рукой разминая шею. Смотрю на девушку, находя свое наблюдение за спящим человеком слегка аморальным.Маме всегда легче после этих капсул, может, мне больше не придется лицезреть полнейшую жуть в лице этой крольчатины? В любом случае, я попытался сделать что-то хорошее по отношению к ней.