Часть 3 (1/1)

Что-то нехорошее творилось в Париже. Хоть люди там жили как люди: радовались и сердились, старались не переплатить на рынке, или же наоборот, продать подороже, торговались, просто глазели, но многие из них… Этот город Ревекке не нравился настолько, что она готова была просить отца покинуть его как можно скорее. Дело было даже не в разочаровании. Отец так расхваливал красоты города, что Ревекка поверила: здесь она сможет отвлечься от тяжких мыслей, хоть немного забудет о страшных событиях, из-за которых им пришлось покинуть Англию. Здесь она найдет способ излечить храмовника.На рынке Ревекка собиралась найти недостающие ингредиенты для зелья, которое наконец-то поставило бы ее незадачливого поклонника на ноги, а тогда уже можно и прогнать его восвояси. Доверить такую покупку она не могла даже отцу. Кроме того, так Ревекка хотела хоть немного потешить свое любопытство и жажду познания нового, незнакомого места. Отец не мог отказать, требуя лишь, чтобы дочь была осторожна, держалось рядом. Конечно же, Ревекка заверила, что давно уже не ребенок, что не отступит от отца ни на шаг.Все эти разговоры — отцовское беспокойство и наставления, ее обещания — были такими привычными, по-домашнему теплыми. Все было так же, как раньше, до плена, до обвинений, до встречи с Буагильбером. Жизнь постепенно налаживалась, несмотря на то, что в вынужденное путешествие Исааку и его дочери пришлось прихватить еще одного спутника. Ненадолго, Ревекка в этом была уверена и убеждала отца. Храмовник должен уйти. И уйти своими ногами. Ведь нет ничего хуже необъяснимой привязанности к человеку недостойному, человеку, презирающему клятвы и несущему беду.И все же… Несмотря на всю решительность исполнить задуманное, Ревекке было неуютно на улицах Парижа. Город был словно пронизан нитями смерти — зацепи, и беда начнется. Нечто зловещее накладывало на людей печати скорой, страшной гибели. Глаза Ревекку подводили. Вполне здоровые тела казались ей лишь тонкими оболочками, через которые просвечивались жуткие волдыри и язвы. И тут по спине Ревекки как холодок прошелся. Это нечто опасное стало таким явным, будто сошедшимся в одну точку, в одно существо, которое находилось позади.Она обернулась и не увидела никого подозрительного: старик молочник, девушка, отдающая ему кувшин, милый белокурый мальчуган рядом с нею, может, сын, может — младший брат. Мальчик, видимо, был очень игрив. Он чуть присел, так, чтобы голова оказалась возле ладони девушки, и вдруг укусил ее.А парижанка и не заметила. Она обернулась, но не на него, а на пристальный взгляд Ревекки.— Что вытаращилась? — нелюбезно окрикнула Ревекку девица. Та же попыталась скрыть выражения ужаса, когда кожа на лице парижанки вдруг стянулась, сделав ее приятное лицо похожим на череп, глаза впали, а на губах появились следы засохшей крови. Но хоть ребенок возле нее не изменился. Ревекка уже готова была крикнуть ему предупреждение спасаться, даже если бы он ее не понял, но тут мальчик скривил тонкие губы и оскалился рядом острых, как у хищных рыб, зубов, сердито фыркнул, развернулся и стремительно побежал, сверкая белыми, незапачканными уличной грязью пятками. Вот тут-то Ревекка и совершила глупость, которую не позволяла себе, наверное, лет с семи. Бросив короткий взгляд на отца и убедившись, что тот отвлекся, Ревекка кинулась за маленьким чудовищем. Раздумывать времени не было. Сколько бы людей она могла излечить? Десяток? Сотню? И то — не наверняка, раз к болезни причастен демон.Но он бежит, а значит, боится. Если она избавится от него, то спасет всех. Раздумывать времени не было. На ходу призывая заклинанием прирученных духов, Ревекка продолжала преследование. В этот миг ей было все равно, что могут о ней подумать порядочные горожане: неистовая, что-то бормочущая на непонятном языке чужеземка в сбившейся накидке, пытающаяся поймать ?невинное дитя?. Узнай они еще, к какому племени она принадлежит, то никаких бы и доказательств вины не требовалось, чтобы вынести приговор. Только чудом ей еще удавалось не вызвать гнев кого-то из местных, задев во время преследования. Стоило мальчишке крикнуть о помощи, и она бы тут же поплатилась за благие намерения. Слишком поздно Ревекка задумалась о подобной опасности, как и о том, почему зловредное создание предпочло побег очевидному спасению. Что бы это не означало, его ошибка была на руку охотнице, как и то, что чудовище свернуло с площади в маленькую улочку. Послушные духи Ревекки уже окружили его и заточили в круг. Он был пойман. Осталось либо усмирить его, либо уничтожить.Но хоть теперь и не нужно было укорачиваться от людей, Ревекке стало вдруг неуютно между стенами домов, расположенными так близко друг к другу, что вот-вот сомкнутся. Она как будто снова очутилась в Темплстоу. Да только вместо потолка над нею было небо, а значит, был прямой путь к свободе, и неважно, кто и что об этом подумает. А улочка вдруг закончилась стеной, и хотя для зловредного духа та не должна была стать преградой, он остановился.— Погоди-погоди! — звонким, совсем не запыхавшимся голосом заговорил мальчишка. — Мы же можем договориться.В отличие от маленького чудовища, Ревекке нужно было время, чтобы перевести дыхание, поэтому, не собираясь уступать ни йоты, она сделала вид, что готова к переговорам.— Что ты можешь мне предложить?Мальчишка почесал затылок:— Хмм… Жизнь? Разве мало? — Ревекка пожала плечами. Чудовище, скривившись совсем как маленький ребенок, всхлипнуло. — Покорми меня. Я есть хочу. Я так голоден… Я буду хороший… Я буду тебя слушать…Может быть, невинный вид и обманул бы ее, если бы духи не показали, какая же именно еда нужна адскому зверю — ведь только так Ревекка могла описать то, что ей открылось. Он не врал, что был голоден. Он был очень силен, и сила, которую мог бы дать, была огромна. Но цена ей была непомерна. Что бы он ни сулил, соглашаться Ревекка не собиралась. Отрекаясь от собственного тела, она превратилась в заклятие. С каждым ее словом чудовище повизгивало, потом начало скулить, потом скулеж превратился в вой.— Что ты тут забыла, шлюха? Клиентов ищешь? Убирайся. Здесь порядочные люди живут.Когда-то, жалуясь на несправедливость жизни, иомен назвавшийся Дик Самострел, говорил так: ?Вот выбрал ты цель. Натянул уже тетиву, и тут кто-то раз тебя и по локтю?.Слова, звучавшие откуда-то сверху, были настолько неуместно-нелепыми, что стали как раз той рукой, толкнувшей локоть. Случайный свидетель мог оказаться рядом и пострадать — но в переулке кроме нее и чудовища никого не было. Ревекка совершила роковую ошибку, подняв голову.Из окна выглядывала женщина. Самая обыкновенная, если не считать, что через кожу просвечивала гнойная язва, а где-то за ее спиной детский голос, не такой слышный, но отчетливый тревожно шептал: ?Мам, кто там??.Заклинание застряло в горле всего лишь на миг, но этого хватило пленным духам, чтобы выйти из-под контроля хозяйки и взбунтоваться против нее. Они хлынули на Ревекку, отшвырнули и прижали к стене, а рука-лапа преобразившегося чудовища, ухватив за шею, поволокла выше.— Такая сильная ведьма… — шипел-шептал он. — Такая смелая… Такая глупая… Такая вкусная…Чудовище лишило ее возможности договорить заклинание. Медленно, как будто смакуя, он высасывал из нее жизнь и силу, как паук с пойманной мухи кровь. Играя, прежде, чем сломать горло, монстр слегка разжал хватку.— Помогите, — в отчаянии простонала она, понимая, что это конец — никто не поможет. Скользкая лапа на её горле снова стала сжиматься. В глазах потемнело. И вдруг почти рядом, всего в нескольких дюймах блеснул клинок меча в замахе. Чудовище взвыло, и Ревекка оказалась свободна. Она неловко упала на колени, от потрясения почти не почувствовав боли удара.— Отец не учил, что порядочным женщинам не следует гулять без сопровождения? — проворчал спаситель, продолжая отбиваться от чудовища.Никогда Ревекка не думала, что будет так рада видеть Бриана де Буагильбера, несносного храмовника. В своей стихии он был ловок и отважен, он был прекрасен как бог. Но он не был богом, не мог отбивать атаки чудовища вечно. А потому не время было любоваться. Она вскочила на ноги, и снова начала заклинание. Теперь, даже если бы с неба среди бела дня начали падать звезды как огненные камни, она бы не отвлеклась. Ведь сдерживал чудовище не бестелесный дух, а живой человек из плоти и крови.С последними словами заклинания тварь уже не сопротивлялась, не огрызалась, наоборот пыталась отступить, сбежать, став размером не больше крысы. Буагильбер попытался раздавить ее ногой, но тварь оказалась проворнее и, прошмыгнув под подошвой, растворилась в щели стены.— Что, к дьяволу, это было? — забыв о сане и запрете поминать нечистого, возмутился Буагильбер. В тот же миг, схватив Ревекку в охапку, он резко отшатнулся в сторону. И как раз вовремя! Иначе та оказалась бы облита содержанием ночного горшка. — Совсем ополоумела?! — гневный выкрик уже касался не Ревекки, а наглой женщины, решившей таким образом прогнать нарушителей покоя.— Вот вам, коты блудливые! Среди бела дня, не стыдясь ни людей, ни Господа!Из окна выглянула та самая женщина, что несправедливо обзывала Ревекку и, не ведая того, чуть не стала причиной ее гибели.— Сейчас я поднимусь и укорочу твой язык, злобная мегера, — огрызнулся Буагильбер.В его голосе не было злобы и желания бежать совершать возмездие над внезапным свидетелем, скорее беспокойство. В его руках был самый ценный приз, которого он мог вот-вот лишиться. Ревекку трясло как в лихорадке, и если бы не поддержка храмовника, она не устояла бы на ногах. От него не укрылась её неестественная бледность, и он подхватил девушку на руки, нервно приговаривая:— Ревекка! Что с тобой, любовь моя?Он нес ее куда-то прочь, и она не сопротивлялась. После всего происшедшего его руки были самым надежным, самым теплым укрытием. Ревекка успела бросить взгляд на сердитую хозяйку дома. Лицо той было чистым, и это был самый лучший знак. Все получилось! Хотя бы на время тварь исчезла.Успокоенная малой, но тяжелой победой, Ревекка ненадолго позволила утомленному разуму немного отдохнуть. Она слышала голоса, слышала возмущение храмовника, которому в чем-то пытались отказать, видела стены дома, который точно не был домом ее дяди. Придя немного в себя, Ревекка поняла, что лежит на кровати, а вокруг суетятся несколько человек. Какая-то женщина прикладывала ей ко лбу смоченную в уксусе тряпицу, а Буагильбер пытался влить ей в рот немного вина.— Ну что?! Где лекарь?! Уже послали за лекарем? — шумел и возмущался он. Именно это гневное требование заставило Ревекку окончательно очнуться.— Не надо лекаря, — не узнавая собственного голоса, хрипло прошептала она.— Прочь! — прикрикнул Буагильбер на остальных глазеющих, готовый пинками выставить их из комнаты. Хозяева подчинились его напору, и вот тогда он приступил к допросу. — Ты в порядке, Ревекка? Что за бес на тебя напал? Откуда взялся?— Откуда ты взялся? — у Ревекки было столько вопросов, но разум еще был затуманен, чтобы суматошные мысли, от которых начинала болеть голова, призвать к порядку. Так что, внезапно став косноязычной, она только и смогла повторить вопрос внезапного спасителя, а тот не замедлил вывернуть все так, как ему было выгодно:— Сердцем беду почувствовал.Он придвинулся совсем близко, так, что если еще не прижимал ее своим телом к ложу, то укрывал им. Ревекка попыталась его оттолкнуть, но рука, запутавшись в тесемке ворота, только распустила его, и Буагильбер посчитал это знаком действовать напористее. Он притянул ее к себе, касаясь губами ее губ и настойчиво требуя ответного поцелуя. Следовало возмутиться и охладить его пыл, но прошлые обиды вдруг как-то сами собой отступили. Она пыталась подкрепить гнев воспоминанием о пылающем замке и грубом ответе на просьбу спасти отца. Но память, предательница, подсовывала другую картину: узкий парижский переулок и спасительный взмах меча, а после — надежные руки, не дающие упасть в грязь…Она не верила в слова Буагильбера о судьбе. Скорее, дело было в упрямстве храмовника, его желании захватить сложную добычу. Отказ Ревекки превратил его похоть в одержимость, которую он путал с любовью, потому что никогда не знал иной любви. Ревекка не собиралась уступать, но в тот миг ей так захотелось обмануть собственное предназначение и хоть раз в жизни почувствовать себя любимой, как может быть любима жена, а не дочь…Вывернувшись угрем, она вскочила с ложа. Нехитрый маневр, но дыхание сбилось, как будто она снова долго бежала за тварью. Только теперь ее должны преследовать. Чутье подсказывало, что еще более распаленный, храмовник не оставит ее в покое, но она не собиралась убегать, не собиралась показывать слабость. Одно лишь движение, и платье упало на пол.