Episode seventeen. Reprogramming of old contacts (1/1)

Десантница согласилась лететь только после того, как Тара сбивчиво пояснила, что к деятельности Империи отношения не имеет, что она знать не знает, кто ее семья и в каких именно отношениях состоит с моффом, о котором сама Кара Дюн слышала впервые. Ее волновала только принадлежность вчерашней союзницы к ненавистной стороне. Тара заверила ее, что сама терпеть не может имперцев и с радостью поможет убить человека, который попортил ей всю сознательную часть жизни.Кара Дюн заняла койку в грузовом отсеке, заметив, что вторым спальным местом Мандо так и не обзавелся, и не спят ли капитан и механик Лезвия вместе, получила напряженное молчание от мандалорца и почти слезящиеся от унижения глаза девушки — и заткнулась. Только когда Тара, сжавшись в пассажирском кресле, попросила третий стакан воды после эля, мандалорец сумел найти слова.В первую секунду он хотел разбить стол в баре. Во вторую — бросить Тару на Соргане. Не за то, что она имела отношение к моффу, который уничтожил его планету — родителей, как настоящих, так и приемных, она себе не выбирала. А за то, что скрыла от него эту правду.Мандо не любил, когда ему врали. Мандо не любил чувствовать разочарование, когда только-только обрел доверительную почву под ногами и решил принять человека.— Самое время сказать, что ищет в твоей голове мофф Гидеон, — сказал мандалорец. Тара поежилась от льда в его голосе и малодушно пожелала себе беспамятство. Лучше бы она совсем не знала имперцев, чем подставлялась вот так, перед единственным в галактике человеком, доверие которого хотела бы получить.— Я не уверена.— А должна бы.Девушка закрыла глаза, зажмурилась, чтобы не видеть блестящий шлем мандалорца перед глазами.— Какие-то сведения, — выдохнула Тара. — О работе отца. О том, над чем он работал перед смертью, какие-то чертежи… Я не помню никаких проектов, у меня все время перед глазами стоял взрыв на Джеде, то последнее, что я запомнила перед провалом в памяти, и… Мандо, прошу тебя. Я не знала, что его имя вызовет такую реакцию.— Но ты его скрыла, — отрезал он. Справедливо. Тара сглотнула ком в горле вместе с внезапным испугом — перед рассерженным мандалорцем, впервые, — и встала на нетвердых ногах, несмотря на шатание от выпитого алкоголя. Не нужно было ей пить.Она шагнула вперед, к Мандо, осторожно оперлась о панель управления и положила свою руку очень близко к его пальцам в перчатке. Он не сдвинулся с места и ладонь не убрал. Хороший ли это был знак? Или его промедление значит, что через секунду Тара лишится последней капли его доверия, которое она собирала все эти месяцы с таким упорством и терпением?— Я… — ну же, признай это! Скажи правду, и станет легче, ты сама говорила об этом! Тара сделала глубокий вдох, набираясь сил. — Я боюсь его. Он страшный человек, и я не хотела бы вспоминать его имя, оно… Даже оно пугает меня.Мандо встал — нет, вскочил на ноги и буквально сорвался с места. Натурально сбежал от съежившейся Тары, которая в этот момент ожидала удара, пощечины, крика от обычно сдержанного мандалорца. Памяти рисовала ей коридоры базы имперцев, белые стены, одинаковых штурмовиков. И черный плащ моффа, которого ждали и боялись, словно смерча, и которому докторишка, работающий с Тарой докладывал все-все, даже то, как во сне Тара звала родителей.Тело, успевшее выучиться жить по инстинктам, вспомнило их снова — и Тару бросило в жар, едва мандалорец сорвался с места. Но он оставил ее в кабине пилота, а сам пошел проинструктировать Кару Дюн и выдать ей что-нибудь из своих боеприпасов. Словно Тары не существовало более в его мире.Захотелось плакать — впервые со времен побега от имперцев. Тара вовсе не была кисейной барышней и умела сдерживать слезы, но алкоголь всегда размачивал ее до состояния мочалки — иначе объяснить свое поведение она не могла. Не хотела, думая, что сумеет скрыть даже от самой себя весь запутанный клубок чувств, которые испытывала к капитану своего корабля.Если теперь он возненавидит ее, пускай, гневно подумала Тара и слабовольно шмыгнула носом. Главное — пусть спасет ребенка. А там они решат, что делать.На знакомую ей Арвалу-7 они прибыли под вечер. Тара бросилась к угноту, едва опустился трап Лезвия, и упала к нему с объятиями так, словно была счастлива до смерти видеть старого друга. Она действительно была рада, но не настолько эмоционально, как показалось той же Каре Дюн.— Вот это счастье. Она точно хочет лететь с нами к твоему Клиенту?Мандо не ответил, почти понимая причину такой реакции. Но злился он сильнее, а потому комментировать ситуацию не стал.Они прошли к хижину Куилла, тот предложил ужин. Пока Тара, желая занять руки и голову, металась по знакомому помещению, Кара Дюн наблюдала за ней с усмешкой, а вот Мандо намеренно отводил взор. Впервые с того момента, как повстречал ее в ангаре с ребенком.— Он не слишком-то вырос, — сказал Куилл, тыкая малыша в ухо.— Я думаю, он модифицирован, — ответил мандалорец. Тара нахмурилась — об этом они никогда особо не говорили.— Вовсе нет, — возразила она, вручая тарелку угноту почти не глядя.— Он не похож на продукт генной инженерии, — согласился тот. — Я работал на таких фермах, и он выглядит, как наследие эволюции, а не как результат эксперимента. В отличие от вашей новой знакомой.— Это Кара Дюн, бывший ударный штурмовик, — представил ее мандалорец. Тара поставила перед ними поднос с едой и, как ни в чем не бывало, уселась рядом с Куиллом и потянулась к ребенку, чтобы взять его на руки и покормить.— Десантура, — понял Куилл.Кара Дюн удовлетворенно хмыкнула.— Ты тоже служил?— Боюсь, на другой стороне.Женщина напряглась, а потом окинула внимательным взглядом сперва Куилла, потом сидящую рядом с ним Тару.— Бывший имперский инженер и дочь имперцев. Ты уверен, Мандо, что так уж ненавидишь Империю? Тебя окружают ее люди.Тара замерла, вспыхнула, точно факел, подняла глаза к напарнице, потом посмотрела на отвернувшегося мандалорца. Плакать не стала, но чуть не подавилась жарким воздухом хижины, и встала. Чтобы уйти. Мандо понял ее намерение ровно за секунду до того, как она сделала шаг к выходу.А затем снаружи раздался ее вскрик и звук удара. И электронный голос какого-то дроида.Мандалорец кинулся к выходу, на ходу вынимая бластер, выставил дуло перед собой и тут же свернул в ту сторону, откуда услышал не предвещающий ничего хорошего сигнал тревоги. И наткнулся на вполне понятную его глазу картину: Тара опрокинула на землю дроида модели АйДжи Одиннадцать, наставила на него посох и уже замахивалась, чтобы продавить его полудырявую голову. Вокруг валялись кружки, поднос и было что-то разлито.— Стой! Стой, Тара Кирк! — закричал угнот, выбравшись из хижины. — Он не причинит вреда!— Этот дроид создан, чтобы убить ребенка! — вскрикнула она более звонким, чем обычно, голосом.— Больше нет! — воскликнул Куилл. — Я нашел его на базе, которую вы покинули, и перепрограммировал его. Теперь он помогает мне на ферме, выполняет работу, которую раньше выполняла ты.— Дроидам нельзя верить, — сказал мандалорец одновременно с Тарой. Девушка вскинула голову, посмотрела в глаза Мандо. Осторожно опустила посох, не заметив сопротивления с его стороны.— Этот дроид был убит в том хаосе, который остался после Мандо, — сердито проговорил угнот. — Я присвоил себе его останки, как и приписывает Хартия Новой Республики, принес сюда и починил. От его нейронной системы мало что осталось, ее почти невозможно было восстановить. Но я сумел. И его пришлось всему учить заново.Все еще испытывая недоверие к дроиду, которого Тара убила при их первой встрече, мандалорец вернулся в хижину следом за остальными. Девушка осталась стоять у выхода, как будто в любой момент готова была сбежать. Из-под насмешек Кары Дюн. Из-под его молчаливого неодобрения. Из-под гнета своего же прошлого, которое теперь давило на нее с новой силой.— Таким вещам, — продолжал угнот, как гордый родитель, — нельзя научить простым поворотом отвертки. Так что я приложил много терпения, чтобы обучить дроида простым навыкам. Я проводил с ним дни, терпеливо направляя, сдабривая его действия одобрением. И по мере развития навыков в нем появилась личность.Гости молча наблюдали, как дроид-наемник спокойно разливает всем чай — вместо того, который разлила Тара на улице.— Он все еще охотник? — спросил Мандо.— Нет, — ответил Куилл. — Но может защитить.Словам угнота он не поверил. И когда подошел поговорить — поздно вечером, Кара Дюн и Тара ушли спать, Тара унесла с собой ребенка, избегая мандалорца, — мнение его не изменилось.— У меня появились проблемы, — сказал Мандо.— Я так и понял, — кивнул угнот. Он кормил бларрга и на мандалорца не смотрел. А потом не заметил, как тот напрягся, когда Куилл добавил: — Эта девочка чего-то очень сильно боится. Тебя?Надеюсь, что нет.— Моей проблемы. Я пытаюсь устранить имперца, который охотится за ребенком, и я прошу твоей помощи.— Я не подхожу на роль няньки.— Я не прошу тебя няньчиться с ним. Я прошу защитить. Его и… Тару.Куилл отвлекся от своего занятия и поднял голову, пытаясь рассмотреть мандалорца.— И на эту роль я не сильно подхожу. Но я могу перепрограммировать АйДжи Одиннадцать.— Нет, — отрезал Мандо. — Этот дроид не должен приближаться ни к ребенку, ни к девушке.— Потому что он пытался убить их?— Да.— Но ведь это было в его программе, а сейчас все изменилось. Дроиды, как и люди, не плохие, не хорошие, пока они чисты помыслами. Это другие программируют их на свое усмотрение. Но у дроидов, в отличие от людей, выбора нет: если в их программу заложена определенная цель, они не могут ей противиться. Чего не скажешь о людях.Мандалорец услышал в словах Куилла неприкрытый намек, но сопротивлялся этому пониманию некоторое время, по привычке.В этот момент он заметил Тару: девушка шла к загону, печатая шаг, словно вовсе не хотела сюда идти. Она замерла в нескольких метрах от угнота и мандалорца — и не смотрела на последнего.— Помнишь запчасти от дроида-перевозчика, которые мы нашли в долине в прошлом году? — спросила она у Куилла. — Куда ты их дел?— Они гниют в яме за домом, — ответил угнот. — Зачем тебе?— Хочу оторвать ему ноги. — Прозвучало так, будто говорила Тара не о дроиде. — И приделать к люльке. Ребенок не хочет спать, а завтра трудный день. Надеюсь, это поможет.Она кивнула и пошла назад, к дому, и на Мандо не посмотрела. Тот вздохнул.— Она скрывала от меня слишком многое, чтобы я мог доверять ей полностью.Угнот закивал.— Она и мне ничего не рассказывала, а мы жили бок-о-бок больше года. Но теперь ты знаешь о ее прошлом?— Знаю.— И оно тебе не по нраву.— Нет.— Но и ей оно не нравится.Мандалорец опустил голову, посмотрел на угнота. Тот закончил с кормежкой своих питомцев и отряхивал руки, продолжая свою речь, словно ничего важного не говорил:— У этой девочки были плохие дни. И, наверное, плохие родители, раз не уберегли ее от участи беглянки. Но винить ее в этом мы не можем.Мандо хотел возразить — но задавил эту мысль еще в зародыше, и потому растерялся, не зная, чем перекрыть слова уверенного в себе угнота. И тот договорил:— То, что творилось с ней под крылом имперцев, не определяет ее саму. Я по-прежнему вижу чистое сердце и чистые помыслы, и они ведут ее правильной дорогой, даже если она очень боится выбирать тропы. По крайней мере, — он сделал паузу, словно нарочно, — она доверяет тебе. Ты не обязан отвечать ей тем же, пока не будешь уверен в своих ощущениях. Но вот пугать ее тебе не следует.— Я не пугаю!.. — вспыхнул Мандо и осекся. Вспомнил все, что Тара ему говорила сегодня, и мысленно прокомментировал это парой мандалорских ругательств.Если он не мог винить ее в скрытности, то кого? Не себя же.— Я помогу тебе, — сказал Куилл, вырывая его из невеселых мыслей. — Не ради денег, а ради ребенка и девочки. Никто не может чувствовать себя свободным, пока над ним висит угроза имперского рабства. Дроид поедет со мной. И бларрги.— Бларрги? — чуть не задохнулся от недоумения мандалорец. Угнот оставил его у загона своих зверушек и пошел к хижине.— Я все сказал! — бросил он напоследок. Бларрг заверещал рядом с Мандо.***С Арвалы летели, ощутимо прибавив в весе. Кара Дюн закатывала глаза всякий раз, как Лезвие кренилось из-за неспокойных, не привыкших к полетам бларргов, Тара ворчала на угнота за упрямство, но терпеливо подкручивала компрессоры в Лезвии, не готовом принимать столько гостей сразу.Мандалорец проверил координаты: лететь через гиперпространство придется еще полдня, — и встал, указывая Куиллу на кресло пилота.— Пусть эта железка и близко к пульту не подходит, — наказал он, имея в виду преспокойно сидящего на пассажирском месте дроида, и вышел из кабины.Кара предложила ему пару раундов в армреслинг, чтобы убить время. Мандалорец осмотрелся: Тары не было, но ее бурчание раздавалось внизу, из машинного отделения.— Давай, — бросил он и сел за бочку, выставленную перед десантницей. Голос Тары разозлил его еще больше. — Как насчет ставки?Они сцепились ладонями и держали друг друга около пары минут, когда Кара Дюн, усмехаясь, заявила, что одолеет его.— Хочешь повысить ставку? — напряженно отозвался Мандо. Десантница и выглядела, и была реально сильной, имела ту грубую, давящую силу, которая могла сминать арматуры. И вдруг она вздрогнула и схватилась за шею, прерывая борьбу.Тара появилась в отсеке, вытирая руки и продолжая ворчать, но заметила их и осеклась.— Что здесь… Эй! Эй, ну-ка прекрати!Она кинулась к оставленному без внимания ребенку, схватила его и затрясла — так сильно и резко она ни разу на памяти Мандо не обращалась с мелким крысенышем.— Кара наш друг! Она хорошая! Останови это дерьмо!Тара повернулась к Мандо с явно читаемым беспокойством на лице, потом посмотрела на Кару Дюн. Та тяжело дышала, будто только что пережила удушение.— Что это за хрень такая?! — резонно возмутилась она, указывая на малыша.— Мы не знаем, — отозвался мандалорец, внезапно ощущая вину.— Не знаете? Это… он меня чуть не убил!Тара кинулась защищать ребенка:— Он не хотел! Он думал, ты хочешь навредить Мандо.— Теперь твои слова имеют смысл, — выдохнула Кара Дюн мандалорцу, застрявшему между ней и Тарой. — Если его вырастили генные инженеры, то он — злобное олицетворение имперских экспериментов.— Ты этого не знаешь! — возразила Тара, повышая голос без разбега.— А ты — знаешь? Ты тоже дочь имперцев!— Я… — Тара осеклась, ее голос дрогнул, а с ним дрогнул и мандалорец. — Я не служу Империи и хочу ее истребления так же, как и ты.Она ушла вместе с ребенком в теперь самое безопасное для нее место — в машинное отделение Лезвия, оставляя разгневанную Кару Дюн и мандалорца с скребущим нутро чувством вины за собой. Мандо обернулся, осмотрел на десантницу. Та покачала головой. И он нашел в себе силы пойти за девушкой.— Надо поговорить, — сказал он, как только спустился вниз. Тара стояла у панели управления и крутила рычаги одной рукой, второй обнимая малыша. Она была сердитой и грустной одновременно, а потом повернулась и посмотрела прямо на Мандо. Она никогда так на него не смотрела.В ее глазах был страх. Он пугал мандалорца.— Я не хотела врать тебе, — быстро сказала Тара, почти выплюнула это, словно носила в себе долгое время и теперь пыталась избавиться. — Я не хотела предавать твое доверие. Пожалуйста, Мандо, я…— Знаю, — ответил он, прервав ее бессвязный поток. Вздохнул, проверил свои ощущения: каждое слово давалось ему с трудом, но выводило на поверхность глубинное понимание, что поступает согласно совести. — Я не виню тебя. И не хочу, чтобы ты меня боялась.— Я не боюсь, — бросила Тара.— Боишься.Она закусила губу, переступила с пятки на носок.— Не тебя.Мандо прикрыл глаза на мгновение, ее фигура отпечаталась на обратной стороне его век.— Моффа Гидеона? — прохрипел он.Тара кивнула. Потом нахмурилась. Замотала головой, и мандалорец запутался.— Нет, — выдохнула она. Подняла глаза, посмотрела в прорези в его шлеме. — Не хочу, чтобы кто-то пострадал по моей вине, если он придет.Корабль тряхнуло из-за бларрга, решившего в очередной раз зарычать о несправедливости этого мира, и Мандо сделал шаг назад — вовремя списав ухнувшее в желудок сердце на перебои с давлением на корабле.У него тоже были свои счеты с этим моффом. Он тоже знал, на что тот способен. И его тоже одолевала мысль, что кто-то может пострадать из-за их шаткого плана, пуская операция казалась простой на словах и должна была пройти гладко. Но напротив него стояла беззащитная девушка, у нее на руках сидел ребенок, которого он решил защищать. И он чувствовал себя не всесильным и уверенным воином — уже не впервые на своей памяти.— Меня не… — начал мандалорец. Понял, что не может сказать это, потому что язык не слушается, и сказал в итоге совсем другое — мысль, к которой давно привык. — Я защищу вас, и никто не пострадает. И все будет в порядке.Тара нахмурилась. Всмотрелась в его шлем, медленно кивнула.— Раз ты так говоришь… я тебе верю.Ждала ли она ответа или нет, мандалорец вдруг понял, что сказать того же в эту секунду не может. Но безраздельное доверие было сейчас не так важно, как осознание своего страха, такого же, какой одолевал Тару.Что это, чааб, мандалорец?