Gerechtigkeit: das Ende* (1/1)

POV Аполло ДжастисSt?rtebeker ist sein NameUnd wir sind seine BrüderDen Totenkopf auf unserer Fahnesingen lauthals R?uberlieder**Эта песня уже звенит в моих ушах. Ее поют каждый день, в особенности, когда мы куда-то плывем. Вот и в этот раз мы держим путь в Хельголанд, и снова кто-то задал мотив, и остальные тут же подхватили. Я не исключение, тоже смотрю на карту и пою. Не всякий на этом судне теперь был дружелюбен ко мне, но с положением верного помощника капитана считался всякий. И это за какие-то две недели на корабле!Мне стыдно, я ни разу не был дома. Так и не нашел время. Теперь, из-за того импровизированного суда, мне и вовсе не дают продохнуть. Народ больше не полагается на суды Германии, они отдают свою судьбу в руки мальчишки, который не успел даже университет окончить. Зато это народный суд, а значит, справедливый.Am Sonntag vorm Altar zu lügenWar noch niemals unser DingVon Helgoland selbst bis auf RügenWei? ein jeder wer wir sindЗабавно, мы уже побывали на Рюгене, где не склонились перед ?могучей? церковью, и теперь направляемся прямиком на Хельголанд. Маршрут точно предсказан песней.Я сам не слишком-то верю в божественную сущность, пока нет доказательств. Но сколько верующих собралось здесь, мне удивительно, ведь это притом, что каждый второй суеверен донельзя!Gottes Freund und aller Welten FeindWir schei?en nie ins eigne NestEgal was der Herr darüber meintWir teilen alles, selbst den RestБогу друг, всему миру враг?— Штёртебеккер говорил, это всегда было его девизом по жизни. Но я не враг миру, я хочу нести правду людям. Может поэтому меня, такого зануду, на корабле и не любят. Тем не менее, я получаю свою долю, как и остальные, и я не боюсь ее отстоять.Für Silber, Weiber, Salz und BierBesegeln wir das ganze MeerSo leben wir im Hier und jetztUnd das gef?llt uns sehrВдруг я услышал крик: объявляли о том, что впереди вражеский корабль. И вправду: стали видны паруса. Символ определенно богатого рода, но такого я до этого не видел, это точно не В. Тем не менее, мои соратники были уже готовы взяться за оружие. Поднялся и Штёртебеккер. Все замерло, кроме рулевого, в ожидании, когда наша когга подплывет к их кораблю, и начнется битва не на жизнь, а на смерть.Сражение?— это время, когда ты живешь моментом. Твои чувства обостряются до крайней степени, для тебя больше не существует чего-то другого, кроме настоящего момента. Вместе с тем появляется и некоторый кураж?— азарт битвы, ведь если для тебя все пройдет хорошо, то ты уйдешь с тонущего корабля с богатой добычей. Но если ты проиграешь, то поставленная на кон жизнь будет отнята у тебя. Некоторые битвами только и живут.Wir plündern nicht, wir raubenWir beten nicht, wir glaubenGeboren wie ein GotteskindDas Segel schwarz und hart am Wind.Мы несемся навстречу судну, наши черные паруса туго натянуты от ветра. Наша песня резко обрывается, все сосредоточили внимание на корабле. Все ближе, ближе, уже видно лица тех, с кем нам предстоит схватиться. И тут…Тут мое сердце пропустило удар. Я вспомнил письмо Клавира. Я понял, почему он так и не прислал новый адрес.Я вспомнил, что мы враги.POV КлавирСлужба на корабле ко многому в этой жизни могла приготовить. Но она не готовила к тому, что ожидает сейчас меня. Я вижу лицо Аполло, и он напуган не меньше моего. Это отчаяние в глазах, такого я не видел ни разу в своей жизни. Наверное, я выглядел так же, потому что пираты насмешливо улыбались тому, как я побледнел и рука моя с саблей дрогнула так, что я чуть не выронил оружие.Корабли сцепились. Витальеры пустились в атаку, и мои войска понеслись им навстречу. Удары сыпались со всех сторон, я еле успевал обороняться. Но тут я заметил, что Аполло, хоть и находился близко, бил вокруг меня, но не попадал в меня самого. Он оборонял меня от своих же. Тогда я тоже решил отбиваться от своих, чтобы его не задели. Однако в обеих армиях заметили, что в битве что-то пошло не так, кто-то сеял смуту. Первым среагировало мое войско. ?Так ты смеешь идти против короля, щенок?!??— прокричал кто-то прямо надо мной. Он резко занес надо мной саблю, я не успел уклониться. Но тут передо мной возникла какая-то тень. Послышался свист сабли. Ужасающий звук рассекаемой плоти. Две торчащие пряди будто поникли. Ко мне развернулся Аполло, изо рта его хлынула кровь. Тот мужчина, что собирался меня убить, упал замертво.Я поймал Аполло в свои руки. Его глаза, его прекрасные карие глаза! Точнее, единственный глаз. Аполло, отчего ты так пренебрег своими чарующими очами? Тот свет, что я углядел в них когда-то под пламенем библиотечной свечи, потухал. Жизнь в нем угасала с каждой секундой.Я начал звать его, сначала тихо, потом громче. Он, кажется, слышал, но не мог ответить и все слабел и слабел.?Я не могу просто так это оставить! Я отомщу за Аполло!??— подумал я, начав нападать на своих же соратников. Рассудок совершенно меня покинул.POV АполлоЯ говорил: на поле битвы нет времени думать. Вот и я бросился под саблю, не раздумывая. Против самых базовых законов природы, против всех тех убеждений, что так много вбивал мне в голову капитан Штертебеккер. Я так много думал о том, какая история скрывается в прошлом, за мной и за Клавиром, и думал, как это отразится на моем отношении к нему. Но, оказывается, это не сыграло совершенно никакой роли. Все, что я говорил Йозефу Гэвину, сейчас подтолкнуло меня на действие. А ведь я тогда просто успокоил человека! И все же сказанное было правдой: мы не в ответе за то, что сделали наши родственники, хоть сейчас, хоть сотню лет назад.Сперва я услышал угрозу, повернул голову на звук и увидел, что какой-то человек занес оружие над Клавиром. Он не успевал уклониться, у меня были считанные секунды. И я встал впереди и закрыл его собой. Лицо воина было искажено яростью, это был вражеский солдат. Вот вы как, значит, со своими подчиненными обращаетесь? Лезвие сабли резануло по моей грудной клетке, я мог видеть, как из огромной раны фонтаном брызнула кровь. После такого мне уже не жить. Это уже не какой-то там шрам.Клавир поймал меня. Вот только зачем? Меня уже не спасти, а вот он еще мог уберечь свою жизнь, если поторопится. Я пытался сказать ему это, но кровь залила мне всю глотку, я не мог произнести и слова.Что же ты надо мной склонился, Клавир? Что твой прекрасный лик делает рядом с моим искалеченным существом? Я не смог себя уберечь для тебя, так хотя бы ты себя побереги!Ты что-то закричал?— слух меня начал подводить?— и, оставив меня, начал нападать на своих. Зря, месть ни к чему хорошему не приводит, уж этому я научился, пока ходил в море. Лишь бы только ты выжил…Вот перед глазами уже проходила жизнь. Я вспомнил, как получил свой первый шрам. Ты тогда защитил меня от лисицы, укусившей меня в ногу, и повел к ручью, промыть рану. Потом мы сидели на траве, разговаривали о чем-то смеялись. Я видел уже тогда, Клавир. Уже тогда я все про тебя знал. Мне просто нужно было дождаться, когда я смог бы собрать доказательства.А еще ты тогда обещал мне, что укус ?до свадьбы заживет?. Какой же злой насмешкой жизни кажутся эти слова сейчас…… Еще я вспомнил школу, как я был самым умным в классе, как мы устраивали разные розыгрыши учителю, как потом больно за это били. Помню, что ты заканчивал школу раньше меня, ведь ты старше, хотя, честно, иногда это совсем незаметно.Ты ведь начал увлекаться музыкой, когда был в средних классах? Да, ты ходил таким радостным, и теперь я знаю почему. Твои насмешки стали хитрее, а смех заливистее. А я все думал, как ты мог так радоваться, когда учился ты из рук вон плохо?Учеба?— мое все. Я не мог пропустить и дня в университете, чтобы не учиться. Да, даже в выходные! А помнишь мой первый день? Я тогда думал, что ты хочешь меня убить. Подумал, что с детства, когда я начал замечать в тебе особое ко мне внимание, прошло уже много времени, и ты мог значительно поменяться в университете, ведь там же был и твой брат. Ты мог перенять от него все самое худшее, но хорошо, что не перенял.Мне так нравилось, как мы спорили, в любом месте, на любую тему. Это показывало, что ты не настолько сильно меня презираешь, чтобы вовсе со мной не разговаривать. Хотя ты терпел меня за своим столом, когда я помешал тебе и компании каких-то девушек. Кстати, были ли у тебя какие-то чувства к ним? Ну да теперь я уже не узнаю. В конце концов мы вместе, а значит, ничего у тебя к ним не было.А потом я увидел тебя поздно вечером в музыкальном клубе. Твои глаза были полны страха, хотя, конечно, это не сравнится с тем, что ты видишь здесь, правда? И все же, для тебя это была настоящая трагедия, ведь твой враг, да еще и враг, в которого ты влюблен, увидел тебя за игрой на лютне и мог кому угодно об этом растрепать, просто потому что мы враги. Но я не Кристоф. Я бы никогда не стал пользоваться такой информацией для личной выгоды. И уж тем более во вред человеку, которому я причинять боль совершенно не хочу.Потом я присоединился к хору, и мы репетировали и ходили в библиотеку вместе. Это ведь тогда ты понял, что я тоже испытываю к тебе чувства? То время было волшебным. Это были часы, когда не существовало ничего, кроме книг и нас двоих. Тогда я действительно понял, что влюблен. Нет, что я люблю.Но что заставляет меня и правда быть на седьмом небе от радости, так это воспоминания о Рождестве, когда ты пришел ко мне и спел серенаду, сочиненную специально для меня. И все-таки я все еще беспокоюсь, не было ли тебе тогда холодно.Более поздние эпизоды моей жизни я вспоминать не хочу. Разве что наше прощание. Эта была наша последняя встреча в мирной обстановке. Если бы я знал, чем это кончится, я бы остался с тобой там подольше, Клавир! Я бы не свел все на сухие переговоры. Лучше бы ты тогда выместил на мне всю злость и не пустил! Тогда мы могли бы быть вместе. И твой прощальный поцелуй. Я бы все отдал за то, чтобы ты снова поцеловал меня, в самый последний раз!Но тебе еще нужно жить. И я отпускаю тебя, точно так же, как ты позволил мне пойти на поиски справедливости. В конце концов, ради этого я и защитил тебя, чтобы ты мог жить дальше и радоваться как-нибудь без меня.Бейся, сражайся за свою жизнь. А мне уже пора.***POV КлавирНе знаю, что не меня тогда нашло, но я перебил огромное количество человек. Я бил без разбору. Свои, чужие?— мне было все равно, и, удивительно, но наш корабль смог отбиться от атаки пиратов. Потерпев неудачу, витальеры уплыли, а те из наших, кто выжил в этой резне, устранял последствия битвы. Все тела были сброшены в море, и я рвался к Аполло, потому что во мне жила еще надежда, что он жив, просто не хочет показывать этого. Сейчас он резко встанет, оттолкнет солдата, который должен сбрасывать трупы в воду, и подойдет ко мне. Но, разумеется, этого не произошло. К тому же я никак не мог помешать процессу?— после битвы меня сразу же скрутили. Стало ясно, что на суше меня ожидал суд.Так я и оказался здесь, в темнице. Родители отчего-то очень не хотели, чтобы меня казнили, и суд дал мне вместо того тюремный срок. Но после всего, что произошло, я был бы рад смертельному приговору.Я просто не понимаю, на что мои родители надеялись. Они думали, когда я выйду на свободу, я продолжу семейное дело? Но о какой юриспруденции вообще может идти речь, если больше не с кем ее изучать? Я не вижу смысла в учебе без Аполло. Скажу больше: я и в жизни не вижу смысла без Аполло.Зачем ты защитил меня, Джастис? Я мог бы покоиться на дне моря вместе с тобой, но ты решил иначе. Зачем ты позволил мне жить дальше?!Я вспоминаю жизнь, и в ней нет ни одного периода времени, в котором ты бы не присутствовал хоть как-то. Даже когда ты ушел к витальерам, ты слал мне письма. Мы никогда не жили порознь, так почему же ты решил, что без тебя я смогу существовать?Хотя нет, когда ты был в море, ты не мог мне писать. Ты даже домой ни разу не возвращался. В этом, конечно, все равно не было бы никакого толку, ведь родители, после того, как узнали, от кого я получаю столько писем, отправили меня на службу во флоте. Но это было худшим временем моей жизни, потому что я влачил свое существование с мыслью, что мы могли наткнуться на ваш корабль. Я думал, что погибну в битве или, по крайней мере, в плену от тяжелых ран. Уж лучше бы так.И все-таки мне не за что злиться на тебя. Аполло, ты был единственным человеком из моего окружения, кто излучал свет. Никто не проявлял ко мне такую заботу. Ты беспокоился обо мне даже когда я сам себе был неважен. За то бесконечно малое время, что мы были вместе, ты успел дать мне столько любви, сколько я в лучшие годы моего детства не получал.Признаюсь, я начал испытывать этот трепет в сердце много лет назад. Я помогал тебе промыть укус лисы, а потом мы просто сидели и разговаривали. И я вдруг задумался тогда, а почему родители наши друг друга на дух не переносили и, тем более, почему мы должны были быть такими же? Ты же был таким добрым и веселым, да еще и очень умным?— я хотел дружить с тобой, а не воевать. Но когда я поднял эту тему в семейном кругу, мне ясно дали понять, что такие вопросы очень опасны. И больше я с родителями об этом не говорил. Я делал для всех вид, что ты мой соперник, как-то незначительно досаждал тебе, но в глубине души я хотел только, чтобы мы стали ближе. И в каком-то смысле желание мое постепенно исполнялось: ничто так не сближает, как вражеские отношения. Ведь тебе нужно узнать все слабые места врага, периодически атаковать (образно говоря), выслеживать его, чтобы точно знать, когда нанести удар. Ты узнаешь о человеке столько, что уже начинаешь понимать его лучше, чем кого-либо из родных. Это была еще одна причина, по которой я не предпринимал никаких шагов навстречу тебе.В университете все изменилось. Оказалось, что ты тоже против вражды, и можно было расслабиться. Затем ты предложил заниматься в библиотеке, и оружие можно было и вовсе сложить и выбросить. А потом я получил ответные своим чувства.Я не хочу сейчас сидеть в этой темной камере и грезить о лучших днях, когда мы, не зная горя, ходили везде вместе и сидели, держась за руки, на террасе твоего дома. Это слишком больно. Воспоминания не дадут мне ничего, кроме боли, которая и без того не покидает меня после битвы.А что если есть какой-то способ избавления от боли? Конечно, в этой камере у меня нет ничего, разве что надзиратель уронил свои ключи, а сейчас мирно дремлет где-то у себя. У ключа из связки могут быть острые края, наверное, им даже можно было бы воспользоваться как лезвием. Да, для нормального человека самым очевидным решением было бы найти ключ от своей камеры и сбежать, но для меня-то какой смысл имеет теперь свобода?Мне даже закатывать рукав не надо было, одежда моя и так была рваной.А края и правда острые.Аполло, встречу ли я тебя там, куда, можно сказать, прорезал себе дорогу?..***Так корабль с черными парусами забрал жизни двух влюбленных. Один погиб, будучи пиратом на этом корабле, и другой умер вслед за ним. Пускай тело его еще жило какое-то время, душу забрал жнец, рулевой ?черных парусов?, еще когда потеряли жизненный блеск глаза воина-витальера, Адвоката самого Моря, Meersanwalt.Документов не сохранилось, но, говорят, что род Гэвинов с того времени стал свидетелем своего падения. Кто-то из их же семьи предоставил общественности архивы, где были описаны подробности давнего-давнего дела между Гэвинами и Грэмэри, того самого, из которого так и сочились ложь и мошенничество и которое поставило крест на безбедной жизни английских иммигрантов. После этого семья Грэмэри сумела вернуть себе достоинство. Справедливость восторжествовала. Но какой ценой?