Часть 4 (1/1)

Как обычно, я ждал Клода, и он появился, взобравшись ко мне в окно по старой груше. Но едва он прикоснулся к моим губам нежным поцелуем, смывая все тревоги и тяготы прошедшего дня, дверь в мою комнату с грохотом распахнулась. Я никогда не запирался – отцу бы и в голову не пришло заявиться ко мне без приглашения. Однако сейчас именно он стоял в дверях, пылая праведным гневом, а за плечом его возвышался отец-инквизитор и двое стражников с мечами наголо. - Еретик! – заверещал отец с порога. Времени на раздумья не оставалось. Я лишь успел крикнуть любимому: ?Беги!?, как инквизитор вломился в комнату. Клод юркой змейкой скользнул в окно, а я бросился на священника, забыв о том, что он – взрослый мужчина. Мне было что защищать, и кроме того, я был уверен, что мне ничего особого не грозило. Мужчина отшвырнул меня в сторону ударом кулака, бросился к окну, но было поздно – мой любимый уже канул во мрак. Ругаясь, на чём свет стоит, инквизитор с солдатами бросился наружу, а отец навис надо мной, бледный от бешенства. - Я должен был догадаться заранее! Твой счастливый вид…безумие в твоих глазах…происки дьявола! - Отец…я всё объясню! Он ударил меня по лицу так, что от боли потемнело в глазах, а рот наполнился кровью. - Молчать! Я не позволял тебе говорить, тварь! Подумать только – мой собственный сын! Какой позор… Он долго ещё говорил что-то: о позоре, грехе, демоне, осквернившем мою душу… Я сидел неподвижно, боясь шевельнуться и снова вызвать его гнев. До этого он ни разу не поднимал на меня руку. Наконец, выдохшись, он грубо схватил меня за плечо, и поволок прочь из дому. Ответом на робкий вопрос ?куда мы идём?, стала новая пощёчина. Больше я не решался спрашивать. У дома нас ждала карета с занавешенными окнами. Сердце ушло в пятки: именно в такой карете, при необходимости, ездили отцы инквизиторы. Меня бросили на пол кареты, будто ненужную вещь. Отец, с каменным лицом, занял своё место на скамье. Скоро вернулся и отец-инквизитор, со стражниками. К моей великой радости, поймать Клода им не удалось. Зато мои бедствия только начинались.********************* Меня привезли в тюрьму, где держат всех еретиков. Слабая надежда согрела сердце, когда, вместо камер, меня поволокли в кабинет к отцу. Раньше мне никогда не приходилось бывать в подобном месте. Скромно, если не сказать бедно. Стол, стул, шкаф со свитками. Ни единого украшения на голом полу и стенах. Стражники бросили меня на пол и ушли. В кабинете остался лишь мой отец. Я надеялся, что то обстоятельство, что я его сын, хоть как-то смягчит его гнев, - но увы… Он метался по кабинету, будто разъяренный тигр. - Как ты мог так поступить?! Я ведь говорил тебе! Я ведь учил тебя! И всё рухнуло, всё! Я не смел возразить ему, парализованный отчаянием и ужасом. Отец сам вдруг подскочил ко мне, грубо схватив за волосы. - Где ты встретил его?! Что он с тобой сделал?! - Ничего. Я…я просто люблю его, отец. Наверное, нельзя было найти слов хуже. Отец пришёл в бешенство, ударил меня по лицу и закричал так, что стёкла в окнах задрожали. - Любовь мужчины к мужчине есть грех содомий! Ты ведь возлёг с ним? Признавайся! Покраснев, я медленно кивнул, не смея поднять на него глаза. Отец зарычал, снова ударил меня по лицу так, что перед глазами потемнело, и, воздев руки, возопил: - Я так и знал! Проклятый демон! Попадись он только мне в руки, я заставлю его страдать так, как не страдал ни один нечестивец на свете! Его слова острыми иглами вонзились мне в самую душу. При одной мысли о судьбе Клода я похолодел, и приник к ногам отца, со слезами на глазах умоляя его сжалиться и пощадить человека, которого я любил больше своей жизни. Однако отец от этих слов пришёл лишь в ещё большую ярость. Он принялся избивать меня, призывая все возможные кары на мою голову. Мне кое-как удавалось защищаться от его ударов, молясь лишь об одном: что бы гнев его стих, и он прислушался к моим мольбам… Но моим мечтам не суждено было сбыться. Устав, наконец, отец склонился надо мной, и яростно прошипел мне в лицо: - Я даю тебе последний шанс отречься от греховной связи с этой тварью! Покайся, моли Бога о прощении – тогда Суд Земной пощадит тебя! От страха я не смог выдавить ни слова, только головой покачал. Самым страшным для меня сейчас было отказаться от моей любви. Я давно сделал свой выбор, и готов был за него расплачиваться. По крайней мере, так я думал тогда… Отец только фыркнул презрительно, отступил, вытирая руку, которой держал меня за волосы, о рясу, словно испачкавшись. - Ну, тогда я заставлю тебя отказаться. Любыми средствами! А если не откажешься – тебя сожгут, как презренного еретика! И, с этими словами, он развернулся и выскочил из комнаты, чтобы тут же вернуться в сопровождении солдат. Они схватили меня и поволокли в камеру. А отец просто отвернулся, и закрыл дверь кабинета.