1 часть (1/1)

Каждый раз, закрывая глаза, он видит руку подо льдом, кефирно белую, холодную, с пальцами длинными и изящными, как у пианиста. Он пытается коснуться её кончиками своих огрубевших от грязной, тяжёлой работы пальцев, но они упираются в толстый слой льда. Он резко открывает глаза и морщится, когда холод сковывает плечи.Каждый раз, закрывая глаза, он видит тёплую юношескую ладонь, которая сжимает его собственную в приветственном жесте, мягко и аккуратно, слегка задевая костяшки. Он называет своё имя и жаждет услышать ответ, но больше не чувствует чужой руки в своей, только фантомное тепло, которое ещё некоторое время пощипывает дрожащие ладони. Он набирает в лёгкие воздух и открывает глаза; спазмы сжимают горло.Каждый раз, закрывая глаза, он чувствует, как руки, те самые, с пальцами, как у пианиста, крепко прижимают его к себе за шею, держат трепетно, почти что нежно. Он сам хватается крепче за худые плечи и чувствует чужие слёзы на своей щеке, тёплое дыхание на виске, ресницы, щекочущие лоб. И он плачет сам, не смея пошевелиться: не понимает, от радости или от боли. Хочет, чтобы так продолжалось вечно, но всё превращается в тягучий туман и растворяется в темноте. Он мучительно медленно открывает глаза и плачет сильнее, всё ещё ощущая влагу чужих слёз на своей щеке. Каждый раз, закрывая глаза, он чувствует, как руки в боксерских перчатках, такие знакомые руки, не созданные для насилия, бьют его по лицу под одобрительные крики гауляйтера и его друзей. Он слышит голос, мягкий, мальчишеский, который кричит ему бить, почти упрашивает, умоляет, с надрывом. Он хочет прекратить это всё, хочет обнять, отказаться от жестокости, но вот его кулак против воли, как в покадровой съёмке, врезается в бледную щеку под всё тот же отвратительно одобрительный шум гостей. Он широко открывает глаза и опускает руки на реальном ринге, позволяя отправить себя в нокаут. В этот момент он отрекается от зла и теперь может снова закрыть глаза, счастливо улыбаясь.Каждый раз, закрывая глаза, он надеется, что больше их не откроет.