ГЛАВА 2. Хао (1/1)

Токио – город совершенно необузданной энергетики, ярких, светящихся вывесок, кричащих, привлекающих взгляды картинок, на каждом доме, столбе, ограде, словом везде, до чего можно дотянуться взглядом, и даже небо вечерами озарено сотнями вспышек света ярких реклам. Уходящие вверх высотки, делящие небо на мелкие клочки заплаток на равной ткани. Их тень, месяцами брошенная в уголки подворотен, где зимой никогда не бывает солнца. И в тоже самое время тихие, малоэтажные улицы, паутинкой дорог, раскидывающиеся на кварталы вглубь районов, уже меньше развешенных вывесками и намного более светлых. Тысячи, а может и миллионы, людей ежедневно, словно как кровеносные тельца, разбегаются по артериям города, заставляя его жить и дышать. Города не могут жить без людей, как не могут и люди друг без друга, они питают их, отдают свою жизнь для жизни этих огромных, стремительно разрастающихся мегаполисов, что так и будут продолжать расти, пока те самые люди, развивающие их, не осознают, что с каждым днем погрязают в их жизни сильнее, чем в собственной.Есть же на свете те самые счастливчики, нашедшие гармонию с собой и умудрившиеся подстроить жизнь так, чтобы ее не захватывал своими сетями город, призванный служить им же во благо. И речь не идет о тех безумцах, захваченных с шести утра электричками, метро, автобусами и трамваями, спешащих не опоздать на рабочее место, оказаться на нем вовремя, а уйти задержавшись, только лишь для того, чтобы завтра повторить дорогу заново. Существуют на земле еще люди, проживающие дни без стремления побыстрее добраться до их конца, оказавшись в теплом одеяле, обвернуться им словно коконом и, наконец, перестать бежать, и может быть к счастью, что большинство этих людей, живет в достаточной мере скрытно, чтобы не навлечь на себя гнев спешащих.Последнее столетие пропасть между людьми и шаманами с каждым годом увеличивалась, как увеличивалась и разница культур городских жителей и сельских. Города становились больше, деревни пустели, технологии шли в гору и в какой-то момент, когда большинство людей перестало выращивать на своих огородах пищу, для того, чтобы прокормиться, устремившись зарабатывать больше деньги, на шаманов начали поглядывать с опаской, пока те, продолжали жить так же, как жили, ставя технологии не во главу угла, а лишь принимая их для облегчения жизни.Так и случилось, что около пятидесяти лет назад шаманы, чтобы не смущать своей тягой ко всему природному и для людей таинственному, будь то предсказания или неведомая сила, собрали совет, где было решено, создать свое государство в мире людей, где шаманы могли бы жить в любой стране мира на согласованных с правительствами тех стран территориях. Для удобства в нынешнем уже мире, шаманы, не без помощи духов, уводили людей со своих дорог различными хитростями и уловками, не подпуская их к своим владениям, но при этом самый обычный человек никогда не понимал, что обогнул то место, по которому он был уверен, что проехал. Если же кто-то хотел пройти пешком, леса или поля, окружавшие небольшие города и деревни шаманов, уводили путников в сторону.Так и существовало два мира, о которых большинство людей даже не догадывалось, а те, что каким-то чудом были вовлечены в мир шаманов, скрывали эту невообразимую тайну. Впрочем, если кому-то и удавалось сболтнуть лишнего, ему или не верили сами слушатели, или в конце концов хозяева тайны объясняли о молчании уже на другом языке. Впрочем, если не касаться вопросов сохранения сложившегося мироустройства, и шаманы, и люди жили спокойно и мирно, зачастую общаясь между собой даже больше, чем кто-то из них хотел бы того показывать.И так, совершенно не подозревая о другой реальности, Токио постепенно просыпался. Из-за горизонта вынырнуло огромное круглое солнце, шаром повисшее над планетой, и те немногие счастливчики, такие как длинноволосый парень, сидящий у окна небольшой квартиры где-то на невообразимо высоком этаже, с которого люди казалась не большими чем сточенный карандаш, сквозь щель меж двух высоток наблюдал за подкравшимся сонным рассветом.В многоэтажках напротив, сегодня, в субботу, практически не горели искусственным светом окна офисов, машины не сновали роем в ворота подземных парковок, и лишь запах зеленого травяного чая давал понять, что жизнь не остановилась. Хао нравилось просыпаться рано утром, особенно в такие тихие дни, когда мир еще не набрал обороты и медленно катился с горки, только ощущая на лице теплое дыхание ветра. В соседней, открытой настежь комнате было слышно ровное дыхание его матери, отдыхавшей после напряженной недели, как и большинство офисных работников, под которых и была заточена в подавляющей массе вся привычная миру жизнь. Парень, еще недолго посидевший за столом, дожидавшись момента, когда солнце оторвется от земли на десять этажей стеклянного здания в форме паруса, допил свой чай, последними глотками запивая горсть таблеток и с усилием поднялся из-за стола. Дойдя до раковины и оперевшись о нее, шатен тяжело выдохнул, когда его кошка ловко спрыгнула со стула и в два ловких движения запрыгнула на столешницу, задев хвостом руку хозяина.– Хлоя, что-то я сегодня совсем не в форме. – произнес парень, грустно улыбаясь, и провел рукой по мягкой шерстке рыжей, с зелеными глазами кошке. Та в ответ тихо мяукнула и начала ластиться. Хао осторожно придвинул любимицу ближе и принялся ласкать мурчавшее животное. Ближайшие полчаса, пока солнце заглядывало в уютную небольшую квартиру, длинноволосый парень принялся готовить завтрак, под постоянным контролем рыжей тихони, умостившийся возле раковины и то и дело пытающей попить лапой воду, пока ее хозяин мыл овощи для салата. Дело шло трудно, в последние дни Хао начал чувствовать, что сил бороться у него остается все меньше, парень стоически заставлял себя заниматься привычными делами, учиться, читать, готовить, но с каждым днем эти обычные дела становились для него все сложнее. Еще пару месяцев назад Хао чувствовал себя довольно таки сносно, даже убирался и с рвением изучал игру на синтезаторе, подаренным его мамой на прошедшее день рождение. Впрочем, сейчас он потратил уже тьму времени и сил, чтобы приготовить обычный завтрак. В какой-то момент Хао даже понял, что взболтать омлет у него не получиться и просто разбил два яйца на сковороду. На часах было пол восьмого утра, когда в соседней комнате послышался звук будильника и Асакура вспомнил, что сегодня им с мамой с самого утра снова нужно будет поехать к очередному врачу, к одному из тысячи, которых советовали матери. Совсем скоро будильник звенеть перестал, а Хао выключил конфорку, доставая с шкафчика тарелку и чуть не роняя ее, в последнюю секунду удерживая в ослабевших руках.Кровать в соседней комнате скрипнула, послышался звук тапочек и через пару секунд в дверях показалась Кэйко, растрепанная и сонная. – Доброе утро, родной! – радостно произнесла женщина, следом потягиваясь и зевая.– Доброе утро, мам. – ответил, как можно более бодро, парень и обернувшись к матери, улыбнулся. – Я уже приготовил завтрак. Женщина прошла в кухню и с интересом заглянула сначала в глубокую круглую салатницу, где был приготовлен салат с авокадо и помидорами, а следом приоткрыла крышку сковороды, замечая два идеально ровных яйца. Кэйко счастливо улыбнулась, вдыхая запах утра, а затем повернулась к сыну, достававшему кружки с верхней полки, молясь всем богам, чтобы не дай бог не уронить их при матери.– Как ты себя чувствуешь? – уточнила осторожно мать.– Сегодня хорошо. – соврал Хао, а Хлоя, лежавшая до тех пор на кухонном гарнитуре, громко мяукнула и спрыгнула со столешницы, подходя к своей миске.– Нам к десяти на осмотр, ты не забыл? – Нет. – спокойно произнес Хао, ставя кружки на столешницу и мысленно выдыхая. Кэйко улыбнулась, и вскоре двое сели за стол, приступая к по-субботнему спокойному завтраку. Парень интересовался как дела у матери на работе, расспрашивал, почему она не пошла на прошлой неделе на корпоратив, пару раз намекнул ей на то, что стоило бы наконец начать обращать внимание на тех мужчин, что проявляют к его матери, стройной, подтянутой шатенке, с невероятно миловидными чертами лица, интерес. Кэйко всегда раздражалась, когда ее сын начинал этот разговор, а потому не обратила внимание, что Хао практически ничего не съел, кроме яичницы. Стоит сказать, что сына действительно напрягало зацикленность его матери на нем, где-то в глубине души он понимал ее, а потому старался доставлять как можно меньше хлопот, но все же сам надеялся на то, что Кэйко все же одумается и, пока еще есть время, найдет себе мужчину и родит здорового, крепкого ребенка. После завтрака Хао ушел в свою комнату и пока женщина мыла посуду на кухне, незаметно взял со стола бутылку воды. В комнате он открыл свой письменный стол и одним движем руки, забрался под листы бумаг, высунув пачку таблеток кофеина. Выпив одну таблетку, Хао предусмотрительно отделил от пачки еще одну и положил в карман своих брюк.Еще через пол часа, вполне себе бодрый под действием кофеина Хао, вместе с матерью, ехал в такси, стараясь не думать о больнице, а томно наблюдая за городом, положив руку на край двери и уперев о нее голову. Кэйко волновалась, Хао чувствовал это. Она всегда волновалась перед встречей с врачами, хотя сам парень уже давно перестал этих встреч бояться. Он уже ничего не боялся, ни больниц, ни своего тела, ни тем более докторов. Пару лет назад, слабый еще с рождения ребенок, все детство пролежавший в больницах то с ангинами, то с пневмониями, стал чувствовать, что силы будто бы покидают его. Он мог днями лежать на кровати без сил подняться куда-либо. Его водили и к психологам, и к врачам самой разной направленности, клали на обследования, светили рентгенами, но итог был всегда один – здоров. Хотя, единственное чего все же побаивался Хао была психбольница, в которую парень совершенно точно не хотел попадать. Впрочем, разговоры с психологами приводили только лишь к тому, что в его психологическом состоянии не находили каких-либо проблем.Машина остановилась у невысокой клиники, на рекламном баннере у которой красовалась надпись: ?Вылечим всех!?, прочитав ее, Хао усмехнулся. Кэйко расплатилась с таксистом, и повернулась к сыну, так и продолжившему сидеть на сидении. – Хао, пойдем. Парень ничего не ответил, но дверь открыл, выходя на узкую улицу, вдоль которой ровным рядом росли низенькие деревья. В центре, где жил Хао, деревья были только в парках, и первым делом, оказавшись на улице, парень вдохнул аромат сочной листвы, смешенной с неприятным запахом каких-то растворов, доносящихся с открытого окна больницы. Кэйко уже поднялась на крыльцо здания, и парень последовал за ней, думая о том, что ее хорошего настроения на обратном пути по этой лестнице уже явно не будет.И снова все по заколдованному кругу: бахилы, регистратура, документы, пару подписей, улыбки на лицах девушек, оформляющих визит. Одна из них, на вид лет двадцати, умудрилась даже состроить Хао глазки, на что тот лишь устало выдохнул и отошел от стойки, садясь на удобный, мягкий пуфик, буквально проваливаясь в него. Если бы Хао изначально знал, что он такой глубокий, никогда бы не сел в него. На экране телевизора показывали информирующую о зппп, информируя о страшных цифрах заразившихся. Кэйко все еще стояла возле девушек, что-то у них расспрашивая, а Хао, до которого донесся номер необходимого кабинета, осторожно придвинулся на край пуфика и с усилием поднялся. Кэйко в этот момент освободилась и поспешила к сыну, сообщая о том, что необходимо будет подняться на второй этаж. Парень мысленно ругнулся, направляясь к лестнице и стараясь шагать как можно более уверенно, однако, стоило им подойти к лестнице, рядом с ней раздался звук лифта, и Хао мысленно поблагодарил неведомые силы.Ждать пришлось недолго. Буквально через пару минут, из кабинета показался молодой мужчина на вид чуть младше матери Хао, и пригласил пациентов пройти.– Ну, рассказывайте. – начал врач, когда все разместились перед небольшим столом, аккуратно заставленным лотками для бумаг. Хао, молча изучающий стол почувствовал на себе внимательный взгляд мужчины, но совершенно точно не хотел с ним о чем-либо вообще говорить, а потому дождался, когда Кэйко, как обычно, начнет рассказывать об их ?проблеме?.Так и случилось, мать достала из пакета две толстых папки, опуская их на стол и, что-то объясняя, принялась доставать из нее результаты исследований. Хао уже давно не слушал ее, уже, наверное, с пару лет, как понял, что врачи это всего лишь обычные люди, которые совершенно точно не умеют творить чудо. Да и как такого чуда в этом мире Хао так же никогда не замечал. Нет, ему нравилось, когда врачи внимательно слушают Кэйко, сопереживают ей, обещают попробовать помочь, это всегда придавало ей сил и какую-то надежду, впрочем, ему самому когда-то так же было достаточно улыбки и обещаний. В кабинете было чисто и прибрано, все папки в шкафах со стеклянными дверьми располагались по алфавиту, на полке рядом со столом лежал манометр, градусник и еще парочка непонятного предназначения вещей. Все было более чем по-больничному, вот только на стене, напротив Хао висела небольшая картина в тонкой рамке. На картине было изображено озеро возле каскада гор, дерево, выглядывающее из-за края картины своими ветвями, и сочная трава, по которой так и хотелось пробежаться босиком и нырнуть в прохладную, горную воду. Хао от чего-то был уверен, что вода в этом озере непременно должна быть холодной, и конечно же, если бы он оказался там с матерью, та бы грудью встала, оберегая Хао от возможности простудиться. А ему бы так хотелось хоть раз почувствовать себя свободным, как природа, которую никто и ничто не может сдержать.Из мечтательных раздумий парня вывел голос доктора:– Хао, может быть ты сам расскажешь мне, как себя чувствуешь? Услышав вопрос, шатен замер на месте, удивленно смотря на врача. Иной раз Хао вообще не приходилось чего-либо говорить, и сейчас он совершенно не ожидал от мужчины вопросов.– Кэйко, можете, пожалуйста, нас оставить. Я вас позову. – улыбнулся доктор, на что женщина тут же суматошно начала складывать в папки бумаги, а, затем, решив просто оставить их на столе, вышла. Наступила тишина, в которой Хао смотрел в почти черные глаза мужчины и ждал вопросов. Последовали они с запозданием.– Хао, ты совершенно безучастный. Я не могу направить тебя на обследования, либо выписать таблетки, без твоего желания.– Так я желаю. – перебил врача Хао, на что тот чуть опустил голову и покачал ей, смотря в стол.– Нет, я неправильно выразился. Ты желаешь не расстраивать свою маму, но сам лично совершенно отстранен от всего. Не веришь мне? – спросил врач, и парень, уже более заинтересованно глянул на него.– Не верю. – спокойно ответил пациент. – Понятно. Тогда, наверное, не стоит брать лишнее деньги с твоей мамы? Четкого понимания что с тобой может быть у меня нет, есть пара предположений, но, чтобы их проверить, мы должны работать сообща. Если, захочешь попробовать, приходите. Я буду спрашивать у тебя о состоянии, изменении его в течении дня. Мне нужно предельная честность для понимания картины. А теперь, можешь позвать маму. Хао удивился словам врача, с ним уже давно так не говорили, желая слушать лишь его, а не мать. Это было и раздражающие и одновременно… интригующе. Парень пару секунд осмысливал речь врача, а, когда тот вновь попросил позвать Кэйко, Хао встал, опираясь на стол со стула и предательски ощутил, как его колени дрогнули, когда он сделал первые два шага до двери. Видимо действие таблетки начало проходить, потому как в его глазах предательски забегали мушки. Остальной разговор матери с врачом Хао слушал уже более внимательно. Мужчина рассказал Кэйко о своих предположениях, объяснил, что ситуация непростая, и сказал, что они с Хао договорились встретиться в следующий раз, когда парень сам будет готов к этому. Оставшееся время Асакура стоял, облокотившись спиной о стену около двери, боясь сдвинуться с места, показав матери свое состояние. Наконец, когда прием был закончен, Хао поспешил в туалет, тайком от матери достал из брюк предусмотрено заготовленную таблетку и проглотил ее, запивая водой из-под крана.Весь день Хао не отпускали мысли. Он тщательно обдумывал слова врача, впервые за долгое время, копаясь в себе, проверяя его слова. Слова эти отзывались чем-то неприятным в сердце. Хао боялся признать себе то, что с какое-то время назад походы к врачу для него стали обязательством перед матерью, он всегда совершенно точно знал из-за чего она расстраивается, и научился подстраиваться под нее так, чтобы та плакала как можно меньше. Впрочем, Кэйко уже так же давно не плакала, нет, иногда она приходила с опухшим лицом от подруг, но случалось это крайне редко, а сам Хао перестал давать поводов для беспокойства, тщательно скрываясь от ее взгляда. Он научился жить отдельной от нее жизнью, в которой когда-то были переживания и слезы, а сейчас не было и их, одна только бесконечная усталость, сваливающиеся на его непослушное тело, слабость и головные боли. Вся его жизнь в последнее время была построена на отрицании, он пытался жить обычной жизнью, выпивая горсти таблеток, сначала прописанных врачами, затем тех, что поддерживали его состояние радующим глаза Кэйко. А ведь сам Хао точно знал ответ, что он хочет жить, он знал, что хочет научиться играть на синтезаторе, поступить на архитектора и рисовать картины, к которым у него всегда лежала душа. И для всех этих желаний он должен был жить, лечиться, стараться, а не закрывать глаза, делая вид, что все решиться само. – Хлоя? – позвал Хао к себе рыжую мордочку, а кошка лениво повернула голову в его сторону, сидя на компьютерном столе в комнате парня и медленно вылизывая лапу. – А, Хлоя. – протянул парень, включая выключателем свет и укладываясь на край кровати. – Ты тоже думаешь, что я заврался? – спросил Хао, смотря куда-то сквозь кошку на белую стену. – Знаешь… А я ведь хочу побегать по зеленому полю, вдыхая пушистые перышки одуванчиков или окунуться в речку. Я видел реки только в детстве… Тогда в детстве… Там было так хорошо, Хлоя. Я всем верил и верил всему миру, а еще... Я верил в себя. С каких пор все стало так? Скажи мне? – взгляд Хао сфокусировался на животном, парень набрал полные легкие воздуха, и сел на кровати, его голова закружилась, но спустя пару минут все нормализовалось. За окном перестали мигать вывески реклам, значит на часах было ровно 12 ночи. Хао, чуть пошатываясь, направился к кухне, решив, что, когда придёт от подружек мама, скажет ее записать его одного к врачу. Сегодня он ощутил будто бы новый прилив сил, в его мыслях появилась новая надежда, а потому, сейчас, когда Хао с трудом дошел до кухни, он не придал значения своему состоянию, воодушевленный своими мыслями.Кэйко пришла через пол часа и обнаружила на полу в кухне своего сына, с разлитой около него кружкой его любимого крепкого чая. Женщина, побросала все свои сумки на пол, бросилась к Хао и судорожно, дрожащими руками, принялась щупать его пульс, он был, но совсем слабый. Тогда, шатенка бросилась к шкафчику, раскрыла баночку нашатыря, но ни он, ни пара пощёчин парню не помогли. Еще никогда до этого не было состояния, из которого Хао она не могла вывести, по ее щекам градом текли слезы, руки тряслись, и, находясь в неадекватном состоянии, пытаясь успокоиться, Кэйко приняла единственно верное для себя решение. Если никто из людей не знал, что с ее сыном, то и помощи от них ждать не стоило, а потому, хрупкая шатенка, с невероятно откуда взявшейся силой, выгрузила себе на плечи сына, перекинув его руки через плечи, босиком понесла Хао, стараясь не плакать и не завалиться вместе с сыном вперед.На улице была дождливая ночь, и к счастью, в деловом районе Токио людей было немного, да и те, что были, к великому стечению обстоятельств оказывались на расстоянии от плачущей, стонущей от тяжести и совершено отчаянно несчастной женщины. Она, сгибаясь, останавливаясь, готовая упасть от бессилия, шла вдоль дороги, прямо по лужам, ступая гнущимися под весом ногами в темные, залитые бензином лужи. Она заворачивала в подворотни, шла вдоль стройки, наступив около нее на что-то острое, закричав и распоров себе ногу, и наконец, буквально ввалилась в небольшой бар, где посетители от ее вида, перестали галдеть, изумлённо смотря на мокрую, отчаянно стонущую женщину, что, не смотря ни на кого, кроме взрослого, длинноволосого бармена, упала в дверях на колени и душераздирающим тоном, произнесла:– Акира, отведи нас к Микихисе, молю тебя….