Знакомства, завязка. (1/1)
Васька просто гуляла по лесу. И плевать, что была зима, ужасно холодно, сугробы по пояс и далее по списку. Васька любила лес, не важно, зимой или летом. В этом она разительно отличалась от братца, который больше любил холодные небесные просторы и острый шпиль Снежного Дворца. Это у него от отца, как же иначе. А вот Васька гораздо ближе к лесу и земле, не зря мать говорит, что из нее выйдет отличная ведунья. Она уже даже выучилась, пора бы отправиться в самостоятельное путешествие, вот только снег сойдет да грязь подсохнет. Хотя, ей и грязь не проблема - на то она и ведунья. Причем стихия земли для нее ближе всего, что вообще странно. От кого набралась, коли мать с огнем дружит, а по наследственности в воздух положено? Как вышло, так вышло.Васька брела уже довольно долго, постепенно пробираясь к тракту, когда увидела на снегу следы. Множество следов больших ботинок, словно группа грузных и шумных мужиков кружила вокруг одного места. Разбойники? Они тут не такая уж редкость. Глаза Васьки мгновенно превратились в черные зеркала. Мир сразу приобрел четкость и глубину, словно кто-то снял с глаз едва заметную матовую пелену. Краем глаза айранит уловила движение в кустах, и тут же метнулась туда. Здесь на снегу были заметны капли крови. Их цепочка вела к девушке, пожалуй, чуть младше Васьки - лет 18-19. Она лежала на снегу спиной к ведунье, свернувшись калачиком, а светлые волосы окружали голову золотистым ореолом. На ней была только изодранная нижняя рубаха, порванная в нескольких местах, в дыры проглядывали синяки. Под животом девушки виднелась лужа крови. Девушка была еще жива - грудь её судорожно вздымалась, а тело сотрясала крупная дрожь. Васька бросилась к ней, заглянула в лицо. От холода девушка не могла издать ни звука, только по щекам текли крупные горькие слезы. Васька поспешно сдернула с себя куртку - поди, не заболеет, на то она и айранит, - и попыталась укутать девушку. Сколько времени она лежит так на снегу? Как сильно она ранена? Васька закатала рукава и сменила ипостась. Легко и просто, почти в одно мгновение. В ипостаси айранита их связь с братом обострялась в несколько раз, почти до невозможного. Остается только надеяться, что он сейчас в истинном облике и сможет услышать её панику и страх. Сама она не унесет девицу - крылья заменяют ей руки, как любой девушке-айраниту.Он откликнулся почти сразу, и Васька почувствовала, как ветер засвистел в его ушах, когда тот бросился к ней на помощь со всей возможной скоростью. Пока его не было, она развернула девушку на спину, таким образом перекладывая её на куртку. Девушка горела, на её лбу выступил пот, её лихорадило. На ночнушке в районе живота расплылось огромное кровавое пятно. Васька легла рядом с девушкой, укрывая её крыльями и пытаясь согреть своим теплом. До прибытия брата она могла только это. Почему она пыталась спасти незнакомку, Васька даже не задумывалась. Как и о том, откуда здесь одинокая девица. Для нее все было очевидно: разбойники надругались над бедной девчушкой и бросили её умирать посреди зимнего леса. И её надо спасти, потому что бросить ни в чем не повинную девушку умирать может только убийца. Обнимая её, Васька приметила у пострадавшей на шее амулет - серебряный волк с рубиновыми глазами, скалящий пасть. Странно, что разбойники не забрали его, хотя унесли все остальное.А вот и братец. Смотреть на него равносильно тому, что смотреть в зеркало. Такое же лицо, те же темные волосы, только остриженные гораздо короче, светлые материнские глаза. Только с возрастом на лице проступило мужество война, разительно отличающееся от её мягкой женственности. А еще у него другие крылья: черные и широкие, как у отца. А Васька унаследовала "черты" Синей Птицы, даже волосы в ипостаси того же цвета, что у матери, только вот крылья заменяют руки, а не растут на спине. Это слегка обидно - у всех остальных в семье они расположены именно так, что, по её мнению, гораздо удобнее. Хорошо, что ему не надо ничего объяснять - Васька просто подняла крыло, позволяя подхватить девушку со снега вместе с курткой. Он тут же раскинул крылья и взлетел, Васька направилась следом. До дома было всего ничего.Она бредила уже третий день. Еваника обработала рану, отпоила её различными настойками, призванными прогнать жар, но златовласая незнакомка то бредила, то забывалась в беспокойном сне, разметав одеяла. Они с Василисой по очереди дежурили у постели, куда уложили вымытую и переодетую больную. Казалось, что-то не желает отпускать девушку из странного забытья. В себя она пришла всего один раз и то на пару мгновений: когда Ева попыталась снять холодный, словно лед, медальон с груди девушки, та неожиданно сильно схватила её за руку и отпустила только тогда, когда Синяя Птица выпустила из рук серебряного волка. Она то и дело что-то шептала, по щекам катились слезы. Васька как-то пробовала прислушаться: девушка молила кого-то невидомого о прощении, просила разрешить ей жить. "Я не хочу снова умирать", - тихо плакала она, - "Позволь мне жить, умоляю, прости меня". И так снова и снова. А потом имя. Имя, от которого у Евы и Данте волосы на затылке становились дыбом, а глаза волей не волей превращались в черную бездну. Девушка звала старого бога, предводителя Дикой Охоты, шептала его имя, ждала, умоляла простить. На четвертую ночь она внезапно затихла, распахнув прозрачно-серые глаза. Ева подняла голову.- Прости меня, Габриэль, - прохрипела больная, - Я принимаю твои условия, если ты позволишь мне жить. Я принимаю твое наказание и клянусь больше никогда не нарушать твоих правил.Златовласая внезапно выгнулась дугой, по телу её прокатились мучительные судороги, она закричала. А потом так же внезапно упокоилась и провалилась в спасительное и мягкое забытье.К утру жар спал, оставив от девушки только тень человека - глаза и щеки запали, тусклые волосы спутались, она была бледна, словно мертвец. Но дышала ровно, а от болезни не осталось и следа. Ева то и дело задавалась одним вопросом: что такое пообещала девушка древнему богу, что тот вернул её к жизни? За ним тут же приходил следующий: что вообще связывает эту юную и миловидную девушку с предводителем Дикой Охоты? Ответы были только у самой незнакомки, которая теперь просто спала крепким сном. Наконец она открыла глаза. Некоторое время она безмолвно пялилась в потолок, пытаясь сфокусировать взгляд. Видимо, ей это удалось - девушка повернула голову к Еве и внимательно на нее посмотрела.- Ты ведь Еваника Соловьева? - тихо спросила она.Сказать, что Еваника удивилась - это как сказать, что дом слегка подпалился в огромном пожаре. Девица четко представляла, кто перед ней, а вот Ева о ней ничего не знала.- Значит, я умирала не напрасно, - девушка с трудом села, - Ты можешь дать мне имя? Я ничего не помню.Златовласая виновато улыбнулась и с надеждой посмотрела на Еву. Некоторое время в комнате жила тишина. Тяжелая для Евы, приятная для девушки. Та с любопытством оглядывала комнату, в которой ей случилось очнуться. Наконец Ева вышла из ступора.- Если ты ничего не помнишь, то откуда ты знаешь меня? - спросила она.- Потому что мне сказали, что ваша семья единственные, кто сможет меня принять, - вздохнула она. - Я так долго шла сюда.- И откуда же ты? - поинтересовалась Ева, мысленно прощупывая ауру девушки. Ничего необычного в ней не было.- Туда не возвращаются, - ответила девушка, потягиваясь, - Это так далеко, что мне пришлось умереть, чтобы прийти. В комнату скользнул Данте. Во взгляде супругов сквозило такое неподдельное недоумение, что девушка невольно рассмеялась. У нее вообще было неожиданно хорошее настроение, а энергия струилась по телу сильным потоком, возвращая жизнь и цвет миловидному личику. Она протянула руки к Еве и внезапно обняла её, спрятав лицо в волосах ведуньи. Этого она явно не ожидала, замерев, подобно статуе. Данте рефлекторно шагнул к кровати, словно стремясь защитить её от потенциально опасной незнакомки.- Пожалуйста, дай мне новое имя, - она слегка всхлипнула, - Я так долго и мучительно умирала ради этого.Ева мягко отстранила от себя девочку и посмотрела на неё. На милом и нежном девичьем лице смерть оставила свой отпечаток, заострив его и ужесточив. Как долго ей придется жить с этим, прежде чем смех и счастье сотрут эту страшную метку? Разве можно было бросать девчушку, у которой нет даже имени? Словно прочтя её мысли, Данте сделал ещё шаг и положил руку на плечо Евы.- Давай назовем её Морой, - сказал он.Мора радостно улыбнулась, с благодарностью глядя на Чернокрыла. Так началась её новая жизнь.