А на седьмой день он скорбел. (1/1)

Он обрушился с небес на выдохе крика соперницы, отрешенный и неотвратимый. Лезвие тяжелого двуручника зловеще лязгнуло, продавливая гибкую сталь традиционно тонкого, пусть и невероятно прочного клинка. Выбитый из легких силой удара воздух не дал завершить фразу, но самурайский меч выдержал удар.И возмущенно запел, окрасившись несколькими каплями рубиновой крови, отливающей огнем. Казалась, что плащ на Охотнице внезапно стал угольями раздуваемого костра, на котором с каждой секундой все ярче проступало пламя. Блютзаугер не прощает близкого контакта, и лишь сила Мистеса, окутывавшего вампирский клинок защитным полем заклинания, спасала Охотницу от повреждений. Полные боли пылающие глаза непонимающе, уже затуманенно в предсказании будущего, обратились на вместилище бога Томогара.В безмолвии, прерываемой лишь шипением льнущих друг к другу клинков, Мистес выбросил вперед руку. И из нее изошла сама Тьма, самая непроглядная тьма перед рассветом нового мира. И сразу стало очевидно, кто и кого контролировал все это время, невзирая на все уверения.Грянули, вырываясь со свистом из рассеченных губ, слова Небесной Кары. И с криком ярости Охотница, воплощении гнева Огненных туманов, обрушила свой меч на Алтарного Змея. Пламя в форме печати вырвалось и окутало огромную призрачную фигуру, дотянувшись языками и поглотив плывущее в вышине гигантское черное тело вместе со всем небом. И тьма, доселе лишь оттеняемая светом звезд и огнями битвы внизу, была разорвана обжигающими лучами полночного солнца.Когда обожженная сетчатка вновь вернула возможность видеть, поразивший Алтарного Змея меч так и висел в воздухе. Рука на рукояти, полурасслабленная, нежно поддерживалась во взмахе рукой Сакая, - Юджи... Я тебя... - тонкий, полусонный шепот над самым ухом. - И я тебя люблю, Шана, - кивнул Сакай. И нежно притянул к себе за цепочку, на которой держался Аластор, одарив долгим поцелуем. И прошла не одна череда вечностей, прежде чем голова Охотницы, чьи пряди и глаза горят огнем, расслабленно откинулась вниз, клонимая к земле. Мистес закрыл ей глаза и рывком перерезал цепочку Аластора о торчащий из межключичной впадины Блютзаугер. Голова Шаны дернулась вслед за цепью, будто желая ее удержать, и со звоном ударилась о вечно голодное лезвие, оставив поперек лица кровавую полосу.Сакай бережно стер ладонью кровь с лица Огненного тумана, и, долгим взглядом собирая каждую черту, медленно разнял руки. И следил взглядом за тем, как огненная бабочка, осыпаясь мертвенно-голубым пеплом, планирует вниз. До самой земли. - Ее жертва ведь будет напрасна, Аластор. И жертва брата твоего. То последнее искусство, которому он научил меня, было - самопожертвование, - просто сказал своей обратившей в уголь руке, в которой угадывался рубин кулона, Сакай Юджи. - А я должен жить. Иначе даже там, в раю, будет лишь тьма, хаос и кровь.Медальон обжег короткой вспышкой, и ладонь Мистеса разлетелась хлопьями сажи. Падающий бог разрушения был бережно пойман за цепочку. - Я сохранил их факелы. И Алтарного Змея. И Шаны. В Полночном Дитя, как некогда Филес сохранила Йохана. Я использовал свое универсальное заклинание, подстроив его под заклятье Пленительного Каприза, - тихо продолжил Сакай, едва обращая внимание на неожиданно прекративший полыхать медальон. - И теперь они внутри меня навеки. Может быть, даже смогу говорить с ними, когда овладею им лучше. Ненадолго выпускать в виде Факелов в мир. И если вся моя жизненная энергия понадобится для того, чтобы их возродить, если только я пойму, как это осуществить, то исполню без колебаний.Аластор безмолствовал, когда Сакай сжал его во втором, еще целом кулаке. И не перебивал до самого конца. - Великий Король Кровавого Мира, Райское Пламя Аластор, я принимаю тебя. Прими мое тело как свою обитель. Мы вместе будем исполнять долг создателей, властителей и хранителей рая Ксанаду, пока он будет в том нуждаться. А после я сделаю все, чтобы подобрать тебе новую Огненноглазую Пламенноволосую Охотницу, если Охота в любом из миров еще будет продолжаться. Я выбираю форму венца, чтобы всегда помнить, во имя чего и какую цену я заплатил.Мистес Полночного Дитя, контрактор Райского Пламени Сакай Юджи с печалью смотрел в темноту. На его лбу и вкруг всей головы пылали волосы и пузырилась, запекаясь, кровь от нестерпимого жара ненавидящего его Багрового Короля, но, казалось, он больше неспособен чувствовать какую-либо боль. Лишь сожаление.Он сожалел о том, что оказался не в силах никого спасти. Он сожалел о том, что никогда не увидит вновь Шану или Алтарного Змея, ибо сохранить их после смерти в Полночном Дитя не смогли бы даже Помолвленные. Он сожалел о том, что вынужден был обмануть и будет еще очень долго обязан обманывать Аластора, прежде чем откроет правду и позволит новой Охотнице убить себя. Он сожалел о том, что опыт бога Томогара, помогающего ему использовать чудовищную силу бога разрушения в целях созидания, не выжег в нем все эмоции. Он сожалел, но принимал эту реальность ради другой, той, где не должно было быть подобных трагедий.Ксанаду, так или иначе, вернулся к своим исходным законам, и с презрением покинули его, еще не осознавая его силы и масштаба жертвы, все соратники по Маскараду. Весь рой Томогара поднялся в небо, и следом за ними ушли тысячи Огненных Туманов. Обдавая его ненавистью и страхом, пронеслись мимо бывшие наставники и друзья. Когда он вскинул голову от земли к небу, ворота в новый мир были беспредельно пусты, и все звезды осыпались с небес, уступая тусклому рассвету. - Знаешь, Аластор, - проговорил Мистес, - мне тут пришла в голову одна забавная мысль. В этой человеческой книге... В Ветхом Завете. В ней записано неправильно.И пока он поднимался вверх, в закрывающийся портал в рай, в воздухе раздавалось:В день первый сошел Бог к нуждающимся, воплей алкающих во тьме и пустоте не стерпя. И сотворил Господь людей, ибо не мог слышать более мук глада Первородных, и птиц, и зверей, и всякую тварь для того, чтобы не мучила людей пустота. И не успел ничего увидеть, ослепленный и оболганный.В день второй сотворил Он мечту, мысль и сострадание и наделил ими каждого, ибо в беззвучии творение его пожирало самое себя.В день третий очнулся Он от вечного сна и услышал молитвы беспомощных о воплощении их мечтаний.В день четвертый увещевал Он творения свои, приносящие друг другу лишь смерть и хлад безмолвной ночи.В день пятый создал Он небо и землю, горы и леса, поля и реки, города и пустыни, птиц, зверей, рыб, всякую тварь и травинку, мир и войну, любовь и ненависть, всякое чувство и всякую жизнь, людей без числа, зеркало и его кривизну, дорогу и цель. И возгласил он трубно о Царствие своем.В день шестой Господь погиб, отделив свет от тьмы, и сказал: "Это стоило всех жертв".А на седьмой день Он скорбел.