berlin//la casa de papel (1/1)
Н/Т/Г – название твоего города.
?AU, в котором в одном из браков у Берлина была дочь?– Я ожидала более информативной беседы с человеком, которому осталось жить… Сколько? 7 месяцев? – произнесла Ракель, едко ухмыляясь и с лёгким прищуром смотря на Берлина. В глазах у последнего читалось презрение к инспектору, скрываемое за маской безразличия и некого высокомерие, присущего Андресу.– Какого чёрта она несёт, пап? – дрожащим голосом проговорила девушка, стоявшая возле Рио и Токио, снимая маску Сальвадора Дали и не боясь быть рассекреченной. Полиция знает, где Фонойоса – там будет его дочь. Пальцы Т/И нервно постукивали по набедренной кобуре. Грабители, чьи личности были известны полиции удивлённо переглянулись между собой. После же, они сочувствующе посмотрели на кареглазую.– Что, Фонойоса, даже дочь родную в известность не поставил? И дружков своих? – не унималась Мурильо.– Закрой свой поганый рот! – прикрикнула Н/Т/Г, всё ещё держа руку на кобуре. Но делала она это с большей уверенностью, будто сейчас достанет револьвер и выстрелит в инспектора. В прочем, Фонойоса и хотела это сделать. Один только укоризненный взгляд отца пресекал эту прихоть.– Что ж, я расскажу об этой болезни. Миопатия Гельмера, - начала говорить Ракель, присаживаясь на стул. Т/И не собиралась слушать россказни светловолосой. Берлин сам ведь расскажет потом. Так что, тряхнув густой копной волос, девушка ушла в одну из многочисленных комнат Монетного Двора, попросив Осло подменить её.Как только светлая макушка инспектора скрылась за дверью, Фонойоса влетела в кабинет своего отца, где он мило беседовал с какой-то симпатичной заложницей.– Выйди, – скомандовала Т/И, кивая головой в сторону деревянной лакированной двери.– Ариадна, - Андрес обратился к бедной девушке, что оказалась не в том месте не в то время. - Выйди, пожалуйста.Голос Берлина действовал словно гипноз. Заложница послушно удалилась на негеущихся ногах, закрыв за собой дверь.– Ну, что ты хотела, милая? - сладким голосом поинтересовался Фонойоса, с тёплой улыбкой смотря на свою дочь.– Про какую миопатию говорила Мурильо? Ты болен? Профессор знает об этом? Когда ты сам узнал о том, что болен? – на голову Андреса высыпалась груда вопросов, на которые нужно было отвечать. Н/Т/Г начинала терять самоконтроль. Она была готова обисиленно рухнуть, закрыть руками лицо и расплакаться.
– Профессор в курсе, - спокойным голосом проговорил Берлин, смотря сквозь Т/И. – Узнал я об этом ещё в Италии, за несколько месяцев до женитьбы с Татьяной. Тогда ещё Серхио приезжал к нам, и тебя в казино накрыли.
– Ты узнал об этом три года назад и всё время молчал об этом? – в уголках глаз скопились горячие слёзы, которые медленно стекали к носу, а оттуда – в воротник комбинезона. – Только прошу, не говори, что ты хотел не огорчать меня такими вестями! –голос Фонойосы-младшей сорвался на крик. – Ты что, думаешь, если сыграешь в ящик месяцев через семь, то я до потолка прыгать от радости? Ты мог бы рассказать мне об этом, папа! Мы бы что-нибудь придумали, не знаю! – руки девушки обисиленно опустились, а лицо уже всё покраснело от слёз. Т/И не верила даже своим словам. Придумать что-нибудь от смертельной болезни? Лепет девочки, что верит в Санта-Клауса, а не той, что грабит Монетный Двор.Андрес медленно поднялся, приблизился к рыдающей девичьей фигуре и заключил в объятья.
– Ну же, тише, – мужская рука успокаивающе перебирала волосы на затылке своей дочери, а губы оставляли лёгкие поцелуи на виске. – Всё хорошо, не плачь.
— Легко сказать не плачь, когда твой отец медленно погибает.
– Забудь про это, ладно? Мы выйдем отсюда и полетим в Прагу, как ты и хотела. Да, Т/И? – Фонойоса тепло улыбнулся, приподнимая раскраневшееся от слёз лицо своей дочери. Ответом на вопрос лишь последовал лёгкий кивок.