Степной волк (1/1)

– Что это еще за фокусы? – я попыталась выразить крайнюю степень возмущения, но происходящее скорее забавляло меня. Ужин был отличной идеей, чтобы на время усмирить мой несносный характер. Потому и то, что мой платок оказался у меня на глазах, не вызвало раздражения, только смех.– Не крутись, – проворчал он, поправляя повязку. – Не хочу, чтобы ты поняла раньше времени. – Что? Что меня похитила группа террористов-антиглобалистов с Октавом Паранго во главе? Если мой папа не услышит от меня ни слова в течение двадцати четырех часов, то поднимет на ноги местную полицию и международные спецслужбы. О последнем я не шучу. Он знатный параноик, когда дело касается его любимой Элис. – Тогда я постараюсь его не злить.На этот раз мы ехали недолго, я даже не успела заскучать, ослепленная собственным платком. Всю дорогу подначивала Фредерика вопросами в духе ?А что, если нас остановит полиция??. Было весело, мне так уж точно. Интересно, а посещала ли его идея, затолкать мне платок в рот вместо кляпа?Бегбедер помог выйти из машины, галантно придерживая за руку, а потом повел куда-то, направляя, чтобы я никуда не врезалась и не разбила коленки. Видать, упоминание строгого папаши подействовало на моего кавалера волшебным образом. Мы остановились у двери, которую я ощупала, но толку от этого все равно, что от книги со шрифтом Брайля. Ни черта не понять!Пелена спала с глаз моих, когда мы оказались внутри. Широкая театральная лестница, расходящаяся в противоположные стороны. Приглушенный свет, помпезный классический интерьер.– Магический театр. Вход не для всех. Только для сумасшедших! – рассмеялась я. Что-то сегодня меня чересчур часто пробивает на смех. Нехорошо это. Закончится очередной глупостью, которая разочарует папочку. Я глупо хихикнула. А вдруг мы уже разочаровываем его, незаконно забравшись кто знает куда?– Почти, – улыбнулся он в ответ. – Галерея ?Градива? с новой экспозицией. Открытие послезавтра, но я…– Достаточно убедительно попросил открыть двери сокровищницы модернизма писателю-кокаинисту и взбалмошной американской студентке. Браво, Фредерик! – сказала я и умчалась вверх по лестнице навстречу залам музея. Пикассо и Кандинский, Дали и Матисс. В полумраке выставочных залов видеть их работы было сродни тому, чтобы побывать в комнатах театра Гарри Галлера. Тут даже проводника с опиатами не надо было, чтобы впасть в почти мистический транс. Яркие краски и сюрреалистичные формы будоражили воображение, а ощущение того, что вся эта красота принадлежит только мне одной, пьянило. Можно было подолгу всматриваться в каждое полотно или бегать из зала в зал, снова возвращаться к уже увиденным полотнам. Да я могла развалиться прямо на полу, переполненная ощущениями, и галлюцинировать не хуже Степного волка.– Может, сбавишь темп? – Фредерик наконец-то настиг меня. – Твоя лихорадочная беготня сбивает с толку. Мы точно пили одно и то же вино?– Мое было с примесью абстракционизма. Это оно?Мужчина только покачал головой.– Тогда тебе не мешало бы проветриться.Он повел меня к окну и открыл балкон, вытолкнув меня наружу. – Если я упаду отсюда, то мой папа обязательно поинтересуется, чей это недосмотр, – сказала я в закрывающуюся дверь.– Я в этом деле профан, – он склонил голову и покорно отправился в ссылку следом за мной, – все время забываю, что за сумасшедшими нужен глаз да глаз.– А то вдруг с Гете заговорю и начну буйствовать, утверждая, что здесь он какой-то ненастоящий.Я вспомнила рекламу Лео Каракса с говорящим ?Мыслителем? Родена и поняла, что совершила грубейшую ошибку, надо было завернуть подобающую аллюзию, сменив главных героев более подходящими месту.– И куда это ты собралась, Степная волчица? – Он схватил меня за талию и оттащил от решетчатых перил балкона обратно к окну. – Суицидальные мысли в духе Галлера в голову ударили? А как же папочка?– Скорее мысли о глупейшем мироустройстве и метафизике. Ты ничего не знаешь, Джон Сноу.– Я за последние два дня это уже успел выучить. Придумай что-то новое.– То же самое можно сказать и о твоем опусе о ?Степном волке?. Ты из тех ребят, которые видят в творчестве Кафки пророчества ужасов Второй мировой, а Гессе ставят диагноз кризис неопределенного возраста. – Жалкие материалисты… – поддакнул Бегбедер. Я ткнула его локтем в бок, нечего смеяться, когда я только вернула себе остатки утраченной где-то в залах музея серьезности.Некоторое время мы стояли и смотрели на Париж. В ночь умчалось несколько такси, асфальт, влажный от недавно закончившегося дождя, вспыхивал от ярких фар, а деревья недовольно шелестели от холодного ветра. Я тоже поежилась и опять вспомнила Каракса. В такую ночь закурить тянет больше, чем от крепкого кофе.– Мужчина – он живет рывками: ребенок родится, умрет кто – вот и рывок; купит ферму, потеряет свою ферму – еще один рывок. А у женщины жизнь течет ровно, как речка. Где немножко воронкой закрутит, где с камня вниз польется, а течение ровное… бежит речка и бежит, – я нарушила молчание, вспоминая ?Гроздья гнева?. Фредерик вздрогнул от неожиданности. Не одна я ушла в собственные мысли. – Так же и ты воспринял роман, рывками. А Гессе писал в гармонии со своей Герминой, женской половиной, потому воспринимать его надо более духовно. Плавно, словно реку, через которую переправлялся его Сиддхартха. Священные воды Ганга… – прошептала я и, вновь опершись на кованые перила, уставилась в небо, словно мистическая река Гессе текла где-то там, меж звездами.Он молча набросил свой пиджак мне на плечи и сжал их, наклоняясь ближе. Его щетина мягко покалывала шею, а теплое дыхание заставляло мое замереть. Неожиданная близость вызвала смешанные чувства и целый рой вопросов, на которые разбежавшиеся мысли не способны были ответить. Что делать дальше? Позволить или запретить? Фредерик оставил нежный поцелуй на моей шее. Я позволила, тем самым создав точку невозврата. – Не меняйся, Элис, – прошептал он, – так и оставайся плавной женщиной Стейнбека.