1 часть (1/1)

НЕ БЕЧЕНО!Часы всегда начинают отсчет в полночь, и это словно удар под дых. Такое чувство, словно кто-то изнутри со всей силы метнул в тебя бладжер. Прицельно так метнул, наслаждаясь моментом твоего пробуждения. Я всегда представлял, что этот невидимый кто-то сидит в кресле со своим поганым попкорном и, затаив дыхание, ждет, когда же ты почувствуешь и осознаешь, как весь твой мир рушится с наступлением обратного отсчета. И, вероятно, у него времени достаточно, чтобы получить садистский оргазм от этого зрелища. Да, у этого извращенца впереди явно не годы?— столетия, в отличие от всех нас. Мои часы начали отсчитывать секунды сразу после того, как мы с Роном и Гермионой сбежали со свадьбы Билла и Флер. Вот мы трансгрессируем на Тотнем-Кортроуд, в спешке пытаясь скрыться от пожирателей смерти среди толпы маглов. А вот, Рон затаскивает меня в неприметный проулок, что-то крича мне в лицо, пока я ловлю воздух губами, словно выброшенная на берег рыба. Я не был готов, хоть и готовился. Одиннадцать месяцев назад мы так же пытались привести в чувство Гермиону, а весной, в самом начале марта, и Рона. Мне казалось, что я все понял, что со мной-то будет иначе, но, как итог; из-за меня нас чуть не выследили пожиратели смерти, верные цепные псы Волдеморта. Сложно сказать, сколько я приходил в себя, бездарно тратя на самобичевание самый дорогой ресурс нынешнего мира, однако ни Рон, ни Гермиона не торопили меня, понимая, что я чувствую. А чувствовал я только панику. Она словно яд впиталась в каждую пору, просочилась в сетку венозных сосудов по всему телу и с каждым ударом бешеного сердца, отравляла мозг, заставляя метаться по комнате Сириуса на площади Гриммо, 12. Я срывал руками плакаты, опрокидывал мебель, кричал во все горло. А потом вспомнил про зеркало?— тот осколок, что я хранил в носке, как единственное напоминание о, так скоро покинувшем меня, крестном. Момент, когда я правой рукой с остервенением раздирал себе кожу на левой пытаясь уничтожить часы, застала Гермиона. Она, к слову сказать, не растерялась и уверенно направила на меня палочку. Обездвиженный и беспомощный, я смотрел на нее, не в силах сдвинуться с места. Да я даже не мог разжать пальцы, чтобы выпустить из рук свое оружие. Поэтому, с ее позиции картина была явно впечатляющая: полумрак комнаты в легкой дымке от выкуренных сигарет, открытые бутылки огденского виски на полу среди хлама и осколков разбитых стаканов, и я в центре грандиозного разгрома с окровавленной рукой и неосознанным взглядом. Конечно, она влила в меня флакон снотворного и дежурила потом несколько суток, ночуя на трансфигурированной из кресла кушетке. Рон тем временем собирал информацию по министерским служащим, ища подходящие для дела кандидатуры. Как потом призналась Гермиона, она в тот вечер поднялась ко мне, чтобы рассказать про чашу и медальон, которые падла Наземникус украл и продал Амбридж. Сука. Сука. Сука. Я ненавижу эту тварь также сильно, как ненавижу Волдеморта. Из-за него мы разгромили единственную нашу надежду на спасение. В банке Гринготтс, на самом нижнем уровне, хранились временные капсулы Малфоев, Лестрейнджей, Яксли, Кэрроу, Розье и всех тех, кто состоял в рядах двинутых на чистокровности и принадлежащих к ?Священным двадцати восьми? семьям. Мы, в случае победы, планировали реализовать эти капсулы на всех нуждающихся, а таких в послевоенное время будет добрая половина магической Британии. Но чертов дракон сжег хранилища, превращая в пепелище будущее нескольких поколений. Лишая и его будущего?— Северуса. Он узнал о произошедшем одним из первых, прибыв в Гринготтс, в качестве правой руки Лорда. Нищий полукровка, не имеющий за спиной ни одной капсулы с несчастным годом в запасе. В прочем, как и я. Он понимал, что является расходным материалом, который полезен, но от которого рано или поздно избавятся. Если бы не наш поступок, то он смог бы достать временную капсулу. У него даже был план, как это сделать. Мы его вместе придумали. Всего-то нужно было проникнуть в сейф Лестрейнджей и оставить там на хранение поддельный меч Гриффиндора, мимоходом прихватив одну из капсул. Но я все испортил. Твою мать! Северус помог мне пережить смерть Дамблдора, когда первое, чего мне хотелось после того, как пришло осознание?— шагнуть следом с Астрономической башни. Я помню, как смотрел на обнулявшийся циферблат директора и осознавал, что ничего не могу сделать. Я даже обездвижить его не мог, потому что находился сам под действием этих проклятых чар. А он так неловко оступился, смотря на меня застывшим взглядом, и рухнул вниз в темноту. Мой немой крик в тот момент оглушил меня. И да, Северус оказался рядом. Ума не приложу, как узнал, что я там. Он всегда узнает. Всегда находит. Он нашел нас и на Гриммо, 12. Просто постучал в дверь, трансгрессировав на последнюю ступеньку. Я не ожидал его увидеть и сразу растерялся, но Северус решительно вошел, тут же схватив меня за запястье левой руки. По забинтованному предплечью он догадался что случилось и в его черных глазах было столько боли, что я захлебнулся воздухом от увиденного. Мне казалось он сейчас вспыхнет в этой пыльной прихожей, только для того, чтобы навсегда погаснуть. Я именно тогда осознал, что не могу потерять его. Кем бы он не был, я просто не могу. Северус столько лет был рядом, как старший наставник, как злобный профессор – как защитник. Он тот, кто помогал мне жить. В его руках было мое будущее, которое он всеми силами делал беззаботным. А я своим нелепым планом все разрушил, сжег, не оставив и надежды на спасение. Единственный человек, кого я еще мог спасти была Гермиона. Ее будущее и будущее Флер, было в наших с Роном руках, в прямом смысле этого слова. Потому что, как только Волдеморт пришел к власти он ввел плату на магию. То, чего мы так опасались случилось на следующее утро после уничтожения чаши Пуффендуй. Он почувствовал, что потерял часть себя, просто не мог не почувствовать. И пока мы с Роном репетировали план похода в министерство, а Гермиона заканчивала с оборотным зельем, нас до смерти перепугал истошный крик Флер. Вбежав в дом, мы с Роном сначала растерялись, но стеклянный взгляд Флер, направленный на левое предплечье, сразу все расставил по своим местам. Дело было в них?— в часах. Флер с ужасом смотрела, как секунды отсчитывают ее последние мгновения. Она даже старалась реже дышать, словно это поможет. Благо Рон сориентировался первый, в несколько шагов преодолев разделяющее их расстояние. Он отдал ей неделю и если бы не Билл, вихрем залетевший с улицы, то отдал бы больше. Потому что юная миссис Уизли носит под сердцем его племянника, который ни в чем не виноват. Как и Гермиона ни в чем не виновата. Разве только в том, что родилась раньше меня и Рона. Ведь ее время также неуловимо утекало, обнуляя года, часы, минуты. Я отдал ей месяц, решив, что на ближайшее время этого хватит, а позже мы обсудим, как распределить остальное. И мы распределили, сразу, как получили медальон. На тот момент у нее осталось десять дней, у меня чуть больше полугода, у Рона полтора месяца. Все расчеты провела Гермиона, с учетом расценок по заклинаниям, которые отбирали пять минут за бытовые, десять минут за световые, двадцать минут за стихийные заклинания и так далее. Самые дорогие были атакующие и защитные заклинания, которые уменьшали счетчик на час и сразу на три при использовании. При таком раскладе, после скандала и вечера пьянства, мы все-таки сравняли наши шансы. И зря, скажу я вам. Потому что когда выяснилось, что даже после обнуления я не могу сдохнуть из-за гнилой части души змееголового в моем теле, мне хотелось выть в голос. Потому что мы все были готовы умирать втроем, как герои, мать вашу. Да-да. Такое святое самопожертвование, которое в итоге сыграло со мной злую шутку. Потому что я остался жив, а они нет. Рон с Гермионой погибли в Тайной комнате, уничтожив чертов медальон клыком Василиска. Их найдут позже, когда будут развешены ярлыки на героев и преступников. Луна расскажет мне, что они улыбались, обнимая друг друга. Улыбались… Как же я давно не видел их улыбок, и больше никогда не увижу… Пока Хагрид нес меня в замок, заливаясь животным воем, я не знал, что будет дальше, и когда Невилл сказал свою вдохновляющую речь, вытягивая из старой шляпы меч Годрика Гриффиндора, мне хотелось кинуть ему свою палочку и с улыбкой идиота подставиться под лезвие. Потому что какой я герой? Я не смог спасти никого, кто мне дорог. Я получил в наказание семьдесят лет на свои часах от Дамблдора, который запрятал маленькую капсулу в снитче. И теперь должен как-то существовать, предварительно убив Волдеморта. Хотя его и убивать не пришлось, потому что, как только голова Нагини подкатилось к его ногам, время повернулось вспять. Я первый раз видел такое ужасающее и мерзкое зрелище: белая, с легким оттенком синевы кожа лопалась то тут, то там, обнажая иссыхающие мышцы и оголяя кости. Рассыпаясь прахом, Волдеморт раскрыл в немом ужасе, а я рухнул на колени, закрыв лицо трясущимися ладонями. Жить не хотелось совершенно. Я слышал, как упало несколько тел за спиной?— кто-то из ?Отряда Дамблдора? тоже ?обнулился?, а я, словно трус, не мог повернуться, чтобы посмотреть кто это был. Потери, сплошные потери окружали меня последнее время. Я бы отдал все на свете, чтобы раздать каждый час на своем циферблате тем, кто стоит сейчас позади меня, но я не мог. Ведь пока Хагрид нес меня, я не раз украдкой пытался отдать ему хотя бы год жизни, но все попытки были тщетны. Списания не происходило. Я не видел этого, но чувствовал, что ничего не получается. Дамблдор, сам того не ведая, подарил мне ад. Избранный?— так меня называли последние годы, делая ставку на мою победу в борьбе со злом. А по факту, моя роль в этой игре состояла только в своевременной смерти, ничего более. Вот, например, Рон был замечательный стратег, который тщательно подготовил поход в министерство. Гермиона была реализатором его же задумок, она занималась зельями, заклинаниями, историями. Северус вообще играл на два лагеря, проживая каждый день, как последний. Вот они погибли героями. Не я. Они. Даже сейчас, стоя напротив входа в Воющую хижину, я не могу найти в себе смелость, чтобы переступить обшарпанный, отсыревший порог. Я знаю, что найду его там, среди паутины и обветшавшей мебели. Вероятно, он сидит на уцелевшем кресле, с фильтром от скуренной сигареты между пальцами, потому что Лорд всегда оставляет тридцать секунд на последнюю блажь. У Северуса ею было курение. Он любил тонкие длинные сигареты с ментолом, которые так гармонично дополняли его изящные пальцы, когда он зажимал ими фильтр. Я нахожу его внизу, в подвальном помещении, только сидит он не в кресле, как я думал, а прямо на полу, запрокинув голову на какой-то ящик. Его поза так и кричит о смирении: тело расслаблено, одна нога вытянута, вторая согнута в колене, руки опущены вдоль тела, а в одной из их зажаты остатки выкуренной сигареты. Он словно задремал в ожидании, но это не так. Нули на его потухших часах говорят о том, что он уснул навсегда, навечно. А я, как всегда, не успел. Я много чего не успел сделать в жизни: не успел закончить школу, не успел увидеть племянника Рона, не успел попрощаться с Дамблдором, потому что на его похороны я не попал, и я не успел сказать Северусу, как же он мне был дорог. Я так и не раскрыл свои чувства к нему, понимая, что связь преподавателя и ученика недопустимы в школе. Я все думал, что у нас будет это зыбкое ?после?, которого не случилось.