4. Необратимые процессы (1/1)

Отель довольно среднего класса, мне такие нравятся. Из тех, что в комнатах всегда убрано и проветрено. В них может с удовольствием остановиться клерк или иностранец, приехавший в Нью-Йорк по делам. Условия приличные, чувства острой брезгливости не возникает, до метро пешком пара минут, можно даже похвастаться приятным видом из окон номера. Беру у портье ключи от номера, мне предлагают показать путь, на что решительно отказываюсь: как-нибудь сам. В лифте установлено зеркало во весь рост и несколько ламп искусственного освещения по его периметру. У меня к таким штукам боязнь еще с детства. Даже если вы безупречно красивы и обладаете идеально гладкой кожей, в отражении в лучшем случае увидите непропорциональные черты лица и не пойми откуда взявшиеся прыщи и покраснения на коже. И это в лучшем случае. Я считаю себя привлекательным, по крайней мере, в определенных кругах привлекательным, и перед ?свиданием? настроение портить не собираюсь. Но все равно случайно бросаю взгляд на ?инструмент пыток красавиц? и тут же отворачиваюсь: брр! Больше не буду, честное слово!Номер довольно просторный, сажусь в кресло и из заднего кармана брюк извлекаю зеркальце. Да, на нем все не так плохо, как виделось в лифте.А я, оказывается, любитель острых ощущений. Жил себе жил – и к двадцати трем годам узнал. Такие вот сюрпризы. Это ж надо, притащиться вечером на встречу с незнакомым мужиком для бесплатного секса на одну ночь и параллельного консультирования о гомосексуальных проблемах, зная, что я у него буду первым. Дурдом, но заводит. Наливаю вина из бара в углу комнаты и вспоминаю мой первый раз. Что ж, этому парню определенно повезет со мной. Мне же тогда кошмарно не повезло…***Из носа льет ручьем, коленка разбита, запястье вывернуто и начинает синеть, хорошо, если на лице только один фингал. Поговорили, называется. Джон сидит примерно в таком же состоянии на расстоянии пары-тройки метров. Тупик в одной из подворотен, дышим тяжело, двигаемся резко, пахнет кровью и потом. Джон злится, я его таким видел за всю свою жизнь от силы два раза. А опыт у меня большой – мы с Джоном с детства лучшие друзья. Вернее, были лучшими друзьями. А сейчас, кто знает? Просто Джон все видел, и мне очень стыдно, и жаль, что так вышло. Но так уж вышло, и притом, все равно, рано или поздно, он бы узнал.Джон видел меня с Анри, этим взрослым парнем, с которым мы познакомились пару месяцев назад. В плане секса Анри классный. Хотя мальчиков у меня до него не было, но, то, что было с ним, было здорово. Мы встречались по выходным, вместе зависали в клубах, ночевали у Анри. У него собственная квартира на окраине, очень просторная. Самое то для сексодрома. Мы запасались выпивкой и молодым задором, включали фильмы – по большей части порнуху – и экспериментировали на широком, мягком, немного скрипящем диване. Впрочем, до анального секса пока так и не дошло, несмотря на частые попытки Анри склонить меня к данному виду деятельности. Попыток было много, да и носили они такой настойчивый характер, что, думаю, дело к тому и шло. С Анри было весело и легко. Он всегда отшучивался: ?С меня выпивка и гондоны?, и я, в тон, отвечал: ?А с меня – хорошее настроение?. Про хорошее настроение было правдой только отчасти. Потому что когда я был с Анри, я ни о чем не думал, а вот когда я оставался один… Один на один с этим большим гомофобным мегаполисом, это было страшно.В тот раз Анри был особенно настойчивым, но я, получив напоследок шикарный минет, чмокнул его в щеку и прошептал на ухо: мол, в следующий раз буду готов. Анри окинул меня взглядом ?буду ждать, сладкий мой?, ущипнул за задницу и выпроводил за дверь, предварительно поцеловав взасос на пороге. Так что я мечтательно спускался по лестнице, когда встретил Джона. Джона, который, черт побери, приперся к очередной своей девушке. Почему, почему он оказался здесь? И, да, по тому, каким было выражение его лица, стало понятно: он видел нас с Анри. Джон схватил меня за рукав и, сообщив срывающимся голосом ?Нам надо поговорить!?, вытащил меня куда-то в подворотню. А потом мы договорились до состояния обессиленного отчаяния, пока не облокотились на кирпичную стену, тяжело дыша, перепачканные пылью и кровью. Джон был моим лучшим другом, и раньше я не замечал за ним такой острой неприязни к геям. Может быть, дело было во мне? И я с ужасом осознавал, что с данного момента моя жизнь круто изменится. Джон заговорил уже более спокойно, но по-прежнему зло: - Нет у тебя девушки, так, значит, Майк? Как низко! – Видимо, чтоб показать как именно, сплевывает кровью на асфальт. Хорошо, хоть не зубом: он все же мой лучший друг. - Низко? Низко, это когда за деньги. Низко, это когда в постели девушка тебе заливает, что у нее лучший в мире оргазм, а сама думает: ?Уж поскорее б он кончил?. Если это было бы низко, я бы почувствовал, Джон. Но я чувствую, что все нормально. В моей жизни все нормально, слышишь! – Не выдерживаю и срываюсь на крик. Мне тупо больно, в теле и где-то на уровне сердца. Потому что они поселились на этом уровне вместе – и Анри, и Джон.Джон закашливается, с силой сжимает и разжимает ладони. Такая знакомая реакция, такое знакомое лицо, и такие чужие мы. Впервые настолько чужие. - На меня свалилась потрясающая новость. Мой лучший друг – педик. – Невесело хмыкает и продолжает, пожав плечами. – А узнал я об этом в без малого семнадцать лет, застукав его лижущимся с каким-то левым типом на лестничной площадке. Кто знает, может, коль не застукал, так не узнал бы никогда. А он продолжал бы притворяться нормальным классным парнем, которым я всегда восхищался. И украдкой дрочил бы на мою фотографию одинокими темными вечерами. Скажи Майк, ведь дрочил?Я… Я впервые за разговор растерялся. Я – с Джоном?! Да хоть и мысленно – никогда! Как-то раз, когда только я только осознал свою ориентацию, я пытался представить себя с ним. И вынес абсолютно точный вердикт: никогда. Ни-ког-да. Джон друг, и этим все сказано. И еще, раньше я мог доверить ему все, что угодно… А теперь?По-видимому, мое замешательство чем-то его раздражает. Джон неожиданно встает и пинает меня ботинком в живот. Ну да, он провел все выходные не на диване Анри – и запас сил, соответственно, гораздо больше. Он избивает меня методично и слишком уж бесчувственно, словно бы пинает бревно. А когда я не могу уже сопротивляться, валяющийся на асфальте, запрокинув назад голову и раскинув по сторонам руки, Джон стягивает с меня брюки. И как только у него встало на мое разбитое тело? Наверное, от злости. Он удерживает мои ослабевшие руки, кусает и прокусывает нижнюю губу – наподобие поцелуя. Раздвигает мне ноги. Вырываюсь изо всех сил, заранее зная, что битва проиграна. Наблюдаю как будто со стороны.

Голова раскалывается, перед глазами все теряет очертания и покрывается белой дымкой, в ушах шумит пульс, из носа, кажется, идет кровь. Запоздало ноют коленки и запястья, я ненадолго отключаюсь, пока в тело не врезается новая, заполняющая всего меня боль в заднице. Немеют ноги, глухо ноет позвоночник, и выворачивает наизнанку все внутренности. Рыдаю и кричу. По ходу действа несколько раз теряю сознание, и снова прихожу в себя от резких болезненных толчков и вкуса крови во рту. Глаза видят какой-то серый туман, то ли небо, то ли слезы, не разберешь.Когда Джон ушел, я еще несколько часов провалялся на асфальте до тех пор, пока не нашел в себе сил подняться на ноги. Тогда уже стемнело, и я медленно плелся пьяной походкой в сторону дома, потому что клятвенно пообещал родителям, что сегодня ночую у них.Они подумали, что меня избили грабители, волновались, расспрашивали. Когда поняли, что ?ничего ценного не украли? и ?я ничего не помню?, в полицию решили не заявлять. И только брат, который мыл меня совершенно ослабевшего, заметил следы крови и спермы на бедрах. Он молча обработал раны, уложил меня под теплое одеяло и в самом конце, когда я было начал уже засыпать, угрюмо спросил: ?Кто??. Я ответил: ?Джон?; не знаю, почему я ответил. Я просто прибавил: ?Но он не виноват?, и забылся тяжелым, беспробудным сном.А потом, спустя неделю, побитым щенком я все-таки добрался до Анри. И мы, наконец, полноценно переспали, правда, спустя две недели: Анри сказал, чтоб все зажило. И мне даже было приятно, несмотря на то, что делал я это исключительно из упрямства. Анри оказался хорошим парнем, понимающим.Наверное, именно из-за этого своего упрямства я так и остался геем. И даже ни разу не попробовал близости с девушкой, о чем, впрочем, не жалею. Ну разве что самую малость – и только о том, что брат все-таки так накостылял Джону, что оный с месяц провалялся в больнице. А когда он выздоровел, мы даже почти помирились. Почти. Знаете, на подсознательном уровне, человек никогда ничего не забывает.Во рту появляется легкий привкус крови – это память подсовывает ощущения из прошлого. А я, двадцатипятилетний и здоровый, сижу в гостиничном номере и жду партнера, первый раз у которого будет гораздо лучше моего. Гарантирую.***На улице резко потемнело, и я зажег небольшую настольную лампу. Свет стал красиво ложиться на скромную обстановку комнаты, заливая пространство теплом. Стол был уже сервирован и манил содержимым тарелок и закрытой бутылкой бренди. В воздухе пахло паленым, и это показалось мне довольно странным. Решив проветрить, я подошел к окну и приоткрыл его. С этого места было видно небольшую тихую улочку, по которой время от времени проезжали легковые машины. Вниз по улице располагалось здание банка, на котором висели часы, показывавшие половину седьмого. ?Клиент? должен был вот-вот прийти. И только я об этом подумал,как дверь, соединявшая номер с коридором, заскрипела, и послышались размеренные шаги входящего. Я обернулся, пытаясь сфокусировать зрение, которое было еще настроено на сумеречный свет с улицы и отказывалось работать в искусственном освещении. Должно быть, меня, стоящего спиной к оконному проему, тоже видно было не достаточно. Поэтому я едва успел уловить еле заметное движение в районе выключателя, прежде чем комната резко озарилась всеми ста десятью вольтами электрического света. И мы увидели друг друга. В последовавшие за этим секунд тридцать у меня отключились все функции: дыхание, речь, мышление и, кажется, даже сердцебиение. Это была очень качественная неожиданность. На пороге стоял человек по прозвищу Седри, мой персональный секс-символ.