Сентиментальность (1/1)

Порою случается такое, что человек сходит со своего уклада, удела. Можно было бы сказать, что это взросление, но это далеко не так, хотя, по внешним признакам и кажется, что оно схоже между собой.Человек становится рабом разума. Никаких мечтаний, никаких раздумий о том, что могло бы произойти.Таких часто обозначают просто ?машинами? и махают рукой. Неисправимые люди, для которых результат — превыше всего. Не сказать, что это прямо плохо. На самом деле, если бы стоял выбор, стать машиной, или же рассадником сентиментальных идей, то большинство выбрало бы первое.К сожалению, Марабу был таким же.Он всегда шел против чужих убеждений. Никогда бы не позволил себе сдаться на полпути. Даже когда его врагом становилась целая армия...Он бы не позволил себе сдаться перед лицом превосходящей силы.Тупым камнем на земле крошил бы кости, горсть пыли под ногами стала бы отличной дымовой завесой, дефектными зубами бы рвалась вражеская плоть. Сломав в процессе зубы — вцепился бы ногтями. Оставшись без рук, прокричал боевой клич и забрал бы еще одного врага.Так было до того момента, когда Марабу, несмотря на все убеждения, что сам себе и строил...Сдался.Когда ты обречен на целые века... Не умирать и продолжать забирать чужие жизни, теряя, но не окончательно, свою...Это сложно. Это раздавило бы человека.Это раздавило и его.— Я никогда не хотел быть тем, от кого что-то зависит, но меня вырвали из привычной среды обитания.Забавен тот факт, что как раз-таки ту, привычную среду обитания, вспомнить и не удается.Однако, даже не это сбило с него настрой.Не бывает вечно бодрых людей, как и не бывает бессмертных.Реинкарнация никогда не считалась и не будет считаться бессмертием.Это проклятие.Толку от постоянных побед, которых ты, вечно восстающий, добьешься, если по пути потеряешь себя?А он знает... Толк состоит в том, чтобы не бросать тех, кто тебе доверился. Это ведь так просто, — не умирать и не бросать. Верно?Плюйте в лицо тому, кто скажет подобную чушь. Это сложнейшее из всех вещей в этом мире. Любой Бог скажет вам, что нет такого человека, что вплоть до последней буквы сдержит свое слово.Все постоянно юлят. И Руна тоже юлит.В прочем, это лишь очередной показатель неполноценности рода людского. Всей той злобы, обреченности, горечи и несправедливости, которую этот засранец, господь Бог, щедро разбросал по планете.И именно в тот момент, когда чаша всего гнилого мироздания... Переполнится... Тогда на сцену и выйдет более ужасающее, беспредельно отвратительное зло, что заставит бывших злодеев переметнуться. В тот момент, когда мир начнет трещать по швам, придет он, способный привести все в порядок.Он — воплощение ночных кошмаров и легенд, приводящий людей в ужас, отбирающий у них самое дорогое, восстанавливая тем самым порядок в мире.Это странно? Более чем.Далеко не всем известно, но когда темная сторона в человеке перевешивает светлую, то она начнет захватывать не только его самого, но и окружающих его людей.Именно тогда и приходит время начинать шевелиться ему.Ведь люди подумают, — ?Неужели я тоже могу стать таким??Грустно осознавать, что многие ими и становятся, если не приходит он, чтобы остановить это...***Свесив ноги с толстого бревна, спокойно умещающего двух людей на высоте пяти метров, Марабу подставил лицо небольшому, сквозящему ветру, гуляющему по лесу. Ближайшее дерево, по виду — дуб, охмелев от приятного ветра, плавно раскачивала свою верхушку, наклоняясь все ниже.Это действительно приятное и, в какой-то мере, полезное действие. Приятное в том смысле, что после постоянного солнцепека, что палил голову среди скал, натирающих кровавые следы от колодок и жары кузни, просто остановиться посреди летнего леса — умиротворяющее действо.А полезно оно тем, что пока один ?инвалид? морально и физически восстанавливается, другой может придумать, как же вертеться далее.— Ну, и что дальше?— А что дальше?— Не понял?— Смотри, — раскрыв пергамент на толстой ветке, ткнул в нее Зецу, — это, условно, географическая карта мира.— Символично. — хмыкнул Марабу, смотря на пустой лист.— Цыц. — ответил Зецу, отколов кусок дерева и раскрошив его. — Здесь, — рассыпал он небольшую часть опилок в форме круга, — находится Коноха. Диаметрально ей располагается водоем. — провел он полосу из опилок до другого конца пергамента, где нарисовал еще один круг, который сдул подувший ветер. — Приличных размеров водоем... Нам туда.— Постесняюсь спросить, — встал на ноги Марабу, чуть при этом не свалившись из-за последствий прошедших дней, — воу. Так вот. Постесняюсь спросить, а на кой черт нам туда?— Птички напели, что там клад невиданный...— И чье-то лицо не чищенное?— И красота неписанная!***Долгий путь, который мог бы послужить дорогой длинною в жизнь человеку, обошелся в десяток долгих, сменяющих друг друга часов для пары. Конечно, общая усталость, как физическая, так и моральная, навалившаяся на Марабу после долгого заключения не давала спокойно передвигаться, но передышка, восстановившая некую гармонию определенно сглаживала углы. В такой ситуации боец из него — никудышный. Ему бы больше подошла роль координатора или наставника, чем смертоносного Воина Руны. Сейчас ему и как магу не реализоваться. Конечно, в жизни всякое бывает, но в конкретно этом случае им не следует вступать в какие-либо конфликты.Сейчас они наблюдали за тем, как солнце скрывается за последней горой, но вскоре скрылось за их спинами, так как сбавлять скорость из-за какой-то там усталости совершенно не выгодно.Где-то на границе со страной Огня и страной Риса пробегали Марабу и Зецу. Довериться в этой ситуации они могли только памяти Зецу о здешних землях, Марабу же был чуть более, чем бесполезен.— Как я понимаю, там ваша... ?База?? Подходящее название?— Не сказал бы, что подходящее, но пусть будет. — покачал головой Зецу, остановившись. — Это граница. Дальше не пойдем, по крайней мере не сейчас. Я, конечно, сомневаюсь в наличии у Звука своих патрулей, но возможности этого исключать нельзя.— Я понял. Значит у Звука есть свои крутые дядьки, на которых нам лучше не лезть.— ?Крутых дядек? у них нет. Ну, или они в дефиците... Невероятно остром и всеохватывающем дефиците.— Тогда чего нам бояться? Боец из меня сейчас аховый, конечно, но путь-то я продолжать могу.Марабу действительно не понимал, почему нельзя продолжить путь до океана, если им ничего в общем-то не угрожает.— Да ты тут причем? Сейчас сюда должны будут подойти. А пока возьмемся за тебя... — присел Зецу, поджав края мантии. — Сразу этого делать не следовало, глядишь и развалился бы, немощный ты наш. Но сейчас... Я очень сомневаюсь в том, что заключение на тебя не повлияло. В глобальном смысле. Перескажи, что там происходило?— Кроме постоянного унижения? В целом, ничего.— Я имею в виду, что происходило именно с тобой? Может быть ты пытался давать отпор, но тебя ставили на место?— Ну, это было, да.— Понятно. Бойцом тебе уже не быть.— Чего это?— Моральная травма. Видишь ли, те земли и без того обладают дурной славой, а после того, как там поселились твари, обмазанные зеленой жижей, оно и вовсе стало рассадником всевозможных слухов. А как ты, возможно, знаешь, истина зарождается в спорах.— А это тут причем?— Какой ты тугой. Место, обрастающее слухами, преобладает свойствами этих же слухов. По твоему состоянию можно сделать вывод о том, что оно мало того, что накладывало некие ограничения на тебя. В противном случае ты бы так долго там не задерживался... — постучал пальцами по поверхности Зецу. — Не задерживался... Скрылись последние лучи, вода более не отбрасывала от себя свет. Небо окрасилось в черный цвет. Наступила ночь.Во всей этой атмосфере выделялись лишь два красных облака, наблюдаемые на спинах двух идущих силуэтов. Несмотря на общую немоту Марабу, тот не дожил бы до своих лет, если бы не почуял приближения людей.Обернувшись, тот встретил до боли знакомое лицо.— Учиха.В темноте блеснули два алых глаза, лежащие над впалыми скулами мужчины.