1 часть (1/1)

Вильхельм старается заботиться о Фридхельме ровно настолько, насколько ему позволяет его положение вышестоящего по званию. Настолько, чтобы другие не уличили Вильхельма в фаворитизме и не стали цепляться к Фридхельму ещё и из-за этого. К младшему Винтеру и без того цепляются слишком часто, так часто, что для этого не нужно и повода. Лейтенант смотрит на брата и видит в нём того мальчугана, которому он обрабатывал разодранные в кровь коленки, почти видит тот открытый, чистый взгляд, когда Фридхельм смотрит на небо в облаках, но стоит Фридхельму посмотреть на брата, как он снова становится просто уставшим солдатом. Наваждение в виде хилого мальчика растворяется так же быстро, как его взгляд становится взглядом загнанного в клетку зверька.— Мы просто животные, Вильхельм, как ты не понимаешь, мы просто скот, который с восторгом тащится на убой.— Просто заткнись и спи.Глаза Фридхельма выразительно сверкают в темноте. Я рыба, которая бьётся об лёд. Взгляд тухнет, как последние угольки костра. Они одни, поэтому младший позволяет себе не то что такие разговоры (такие бахвальные речи — нет, но цепкие комментарии, за которые получает удар под ребра — постоянно), позволяет себе такой тон.— Это приказ? — сухо роняет он, а затем, не дождавшись ответа, отворачивается к стене, пока другие не пришли слушать эти речи, которые хочется обозвать речами труса. Потом Вильхельму будет казаться, что единственным трус здесь он, потому что так долго не мог повернуться к правде лицом, но это будет после.Вильхельму становится тоскливо, ему бы самому хотелось обернуться тем мальчиком, каким он был, схватить брата за руку и бежать. Он давит в себе эти полудезертирские мысли, и на секунду ему кажется, что он давит в себе голос брата, который так и жужжит где-то на задворках сознания, но ровное дыхание Фридхельма говорит о том, что он спит. И что прошло довольно много времени, потому что все подчиненные (подопечные) разложились по своим местам и сопят. Выдох. Темнота заберёт эти мысли, и на рассвете будет только пустота и долг. А сейчас нужно выпутаться из склизкого, отравляющего страха, а не то они почувствуют, другие солдаты.Вильхельм старается задушить в себе отчаяние, которое скрывает и которое видит в нём брат, как бы он не прятал эту непозволительную роскошь. Как обычно, Вильхельм вспоминает, как выглядит Чарли. Образ ярко вспыхивает перед глазами. Он старается не представлять её в медицинской форме, но это не стереть даже усилием воли. Он видит, как она танцует и улыбается. Вспоминает, как у неё от искренней улыбки образуются морщинки возле уголков глаз. Глаза светятся так, что становятся цвета зелёной травы в утренней росе, настолько сильно в них видится свет. Так бы сказал какой-нибудь поэт, ворошить которых так любит Фридхельм. Зато на рассвете будет не так тяжело раздавать приказы. Потому что когда они будут наступать, лейтенант не будет думать о Чарли, даже сейчас ему это кажется кощунством, хотя не может объяснить, почему. Здесь только война и долг, откуда тут взяться кощунству? Всё Фридхельм и его едкие, выразительные взгляды, которые разгадать у него нет времени. Времени не всегда хватает на сон, поэтому он гонит прочь все сомнения так, как это вообще возможно. Ему нужны силы для предстоящей атаки, больше ничего. Важно только это. Вильхельм думает без усилий о родных глазах, когда, наконец, перед самым рассветом засыпает, мысленно проговаривая, как и все предыдущие разы перед сном лаконичное ?Спокойной ночи, Чарли? и это почти успокаивает его.Почти.