Генеральная уборка и её последствия (1/1)

Монсли проснулась в ужасном настроении. И правда, чего приятного в том, чтобы проснуться от собственного будильника в выходной?Летчица во всем любила порядок. И будильники у нее стояли на всю неделю вперёд. А тут – бац, и неожиданный выходной. И разумеется, Монсли забыла отключить будильник, заведённый на семь-ноль-ноль.Летчица поворочилась в кровати, но заснуть так и не удалось. С горя девушка поплелась на кухню варить кофе и завтракать. С недосыпу все валилось из рук. Монсли обнаружила, что сгущенки осталась одна ложка, а значит, придется идти в магазин. Кофемашина сказала "Memento mori". Летчица не придумала ничего лучше, чем сварить кофе прямо в банке с остатками сгущенки. Получилось на удивление ничего, и у Монсли даже улучшилось настроение.Напевая какую-то песенку из очередного аниме, Монсли поползла в комнату выгонять всех и делать уборку. Сегодня была ее очередь. Вооружившись шваброй и ведром, летчица отпинала всех, а точнее, Нику и Юлю из комнаты. Юля, которая отчаянно сопротивлялась, была сдернута с кровати вместе с одеялом и выдворена на кухню. Ника за пять минут кинула в рюкзак какие-то тетради и сбежала в консерваторию. Из представителей непрекрасного потолка дома был только Гренгуар, но он сидел у себя в комнате и не отсвечивал: может, спал, а может, писал стихи.С истинно армейским остервенением Монсли отдраила всю комнату. Наводящая порядок летчица была беспощадна – ни одна вещь, лежащая не на своем месте, не уцелела. Монсли не щадила ни красивых фантиков от конфет, ни огрызков карандаша, которые, по словам художницы, "ещё могли бы на что-нибудь сгодиться", ни даже пушистый помпон от шапки. Впрочем, поразмыслив, летчица передумала уничтожать пушистик, и тот радостно перекочевал в карман летного комбинезона.Спустя час уборка была закончена. Ужасно хотелось чего-нибудь вкусненького. "Все равно надо в магазин, – решила Монсли, – не буду откладывать, пойду сейчас".Летчица написала список на скорую руку, не забыв сгущёнку и вкусняшки, и направилась в магазин неподалёку от дома. На то, чтобы найти все что нужно, ушло без малого полчаса. Тем более, что надо было найти заказы остальных. Гренгуар хотел зелёных яблок (как обычно), Ника просила купить глазированных сырков, а ещё коньячок Штирлицу, а ещё печеньки для Юльки... Наконец, нагруженная по самое некуда, Монсли отошла от кассы. Через пятнадцать минут она была уже дома. Конечно, тут же объявился Гренгуар. За яблоками, разумеется. Выбрав самое крепкое и спелое, поэт с наслаждением захрустел. Монсли пошла в комнату...– Юля-а-а!!! Какого хера?!Перед глазами летчицы предстал самый ужасающий разгром. Даже скорее РАЗГРОМИЩЕ. По полу раскиданы краски, заляпанный холст, листы бумаги, кисти вперемешку с карандашами...– Твою мать, Юля! Ты здесь сатану призывала или что? Какого хрена я всю комнату драила утром?! – Ну-у... – пыталась оправдаться незадачливая художница, – я просто неудачно все это поставила, а потом шла и споткнулась...– Споткнулась?! Об собственный мольберт?– Ну да...– Твою ж дивизию, Юля! Все, убирай это все нахер! Я второй раз горбатиться не буду.Художница уныло поплелась за шваброй – отмывать краску, пока не присохла. Монсли удалилась на кухню.***– Так и будете сидеть? – уныло спросил Гренгуар.– Ага...Юлька и Монсли сидели в разных углах комнаты. Друг на друга девушки не глядели и разговаривать не хотели. Гренгуар посередине задумчиво грыз яблоко. – Юль... Может помиритесь, а? – протянул поэт.– Пусть она первая извинится! – возмутилась художница.– Это почему я? – подала голос летчица.– А кто первый орать начал? Не я же. – А кто первый срач развёл?– Как будто я специально!– А мне пофиг!– Девочки, хватит! – взмолился Гренгуар. – Право же, сколько можно?– Шел бы ты, Греня, – беззлобно заметила Монсли.– Да, Пьер, не думаю, что тебе стоит и дальше тут с нами сидеть, – добавила Юля.Гренгуар тяжело вздохнул и поплелся из комнаты. "Надо их помирить, во что бы то ни стало", – подумал поэт. Однако мысли не шли в голову.Раздумья поэта прервал звук открываемой входной двери. Пьер вышел в коридор. Это вернулись Ника из консерватории и Штирлиц с работы.– Одновременно! Вы сговорились что ли? – заулыбался поэт.– Ага! – Ника обняла поэта и легко чмокнула в щеку. Тот слегка покраснел.Штирлиц с видом заговорщика вытащил из чемодана бутылку хорошего советского шампанского. – Начальство из Москвы прислало. В качестве извинений за то, что отпуск не дали. Ник, иди открывай!Ника не заставила просить себя дважды и умчалась на кухню. Штирлиц наконец повесил на вешалку кожаный плащ и офицерскую фуражку.– Поэт, зови девчонок что ли... Гулять так гулять!– Да-да, сейчас... – и вдруг обернулся:– Макс, они там... Война у них, короче.– Поссорились что ли? – удивился Штирлиц.– Ага. С утра не разговаривают.– Ох... Ну ладно, пошли вместе. Счас мы их и помирим.Разведчик и поэт вошли в комнату. Девушки все так же сидели по разным углам. – Девушки, идите на кухню! – жизнерадостно позвал Штирлиц.– С этой змеёй зелёной не пойду, – обиженно заявила Юлька.– Видишь, Исаев, чё делается? – пожала плечами Монсли. – Ладно, пошли."Зелёная змея" поднялась с кровати и мимо насупленной художницы вышла из комнаты. Юлька осталась одна. Но общительной художнице уже через пять секунд надоело сидеть, и она тоже вскочила и поперлась на кухню. Пришла она вовремя. Ника уже открыла бутылку, Пьер по-быстрому сообразил какую-то закусь. Разлили шампанское по стаканам и бокалам. – Ну, за нас! Зазвенели бокалы. Монсли сделала глоток, затем ещё. Стало легко и приятно. Шампанское пузырилось, сверкало и золотилось в бокале. Захотелось петь, шутить и смеяться. И летчица обернулась к художнице.– Юль...– Да?– Юльчик, прости меня. Я не со зла орала, честно.– Да ладно тебе! – художница заулыбалась. – Ты тоже прости меня. Развела тут беспорядок...– Да ладно, ничего страшного! Мир?– Мир!Девушки крепко обнялись. Штирлиц улыбнулся Гренгуару. – Видишь, помирились! А все советское шампанское виновато, – разведчик рассмеялся. – Надо бы ещё на Мюллере проверить...