1 часть (1/1)
Катя не помнит, когда ее история разделилась на три абсолютно разных эпизода ?Ваня?, ?Стас? и ?Макар?. Наивная романтика Вани уже давно в прошлом, она не держит зла ни на Ингу, ни на Таню (да и какие обиды, Ване вот совсем не просто с этими затеями относительно сети всесоюзных видеосалонов).Макар умный, и у Поляковой временами стойкое ощущение, что он инопланетянин, прилетевший вместо Гагарина на Землю, потому что разговаривать на одном языке с программистом бывает крайне сложно. Нет, не подумайте ничего такого, Катя дорожит Макаром с первой встречи, заботится о нем, как может, вникая в безумные идеи нового мира коммуникаций или создание игр с летающими птицами, убивающими свиней.Катя верит, однажды Макар станет великим человеком, выдаст всем по компьютеру и сделает ее своей женой. Быть домохозяйкой она сможет, уж поверьте.Она мечтательно прикрывает глаза всего на секундочку, но утюг моментально оставляет чертову дырку на марле. В принципе, ничего страшного?— новенькая темно-синяя форма бортпроводницы в идеальном состоянии, нужно только перешить некоторые пуговицы на лацканах.Полоса в жизни как никогда белая: Полякова больше не живет в общаге, у нее приличная, выматывающая работа, гладкие волосы и нет нужды отваривать индюшачьи шейки для супа, который так любил Боря.Возможно, совсем чуть-чуть ей не хватает невыносимых будней секретаря комитета комсомола, недовольного шепота на лекциях и человека, отказавшего ей в поцелуе, когда она очень этого хотела.Катя улыбается: ну что за чушь, у тебя же все почти отлично. Вот бы Ваня достал для Макара заграничные лекарства, как в прошлом месяце. И новые шторы.—?Девушка, можете принести мне стакан воды?Катя отвечает дежурное ?конечно? (за несколько месяцев работы радушных индивидуальных улыбок поубавилось, хотя Полякова сумела влюбить в себя половину экипажа), складывает ровные треугольники бутербродов в одну тарелку и едва управляется с тележкой, лавируя в проходе.—?Остался только лимонад, прости. Простите.Она смотрит на Тихоновича со страхом и едва договаривает чертово ?простите?, потому что она бы не извинялась перед ним ни сейчас, ни через сорок миллиардов лет, тем более за воду.—?Привет, Полякова.Куда же он подевался, числясь в институте в особом списке заочников (она проверяла: автоматы по всем зачетам благодаря высоким достижениям и воспитанию высокоморального духа молодежи). Тратил папины деньги? Искал себе богатую невесту из райкома партии? Ввязался в преступную американскую организацию? Катя может поверить во что угодно, даже в роман с вечной любовью Вани, Ингой, которую Катя разучилась еще в прошлом году сравнивать с собой и вздыхать от несправедливости. Они же из одного круга, из одного сидения Волги, почему бы и нет. Где ты шлялся все это время, Тихонович?Она убеждает себя, что эти вопросы никогда раньше не беспокоили ее: ни в деканате, когда она искала информацию о месте его пребывания, ни после разговоров сокурсников под гитару, мол, спился или укатил за бугор. Уж точно она не думала о нем рядом с тарелкой солянки, Макаром и его уважительным-безэмоциональным ?почти товарищ? отношением к ней.Только сейчас Катя едва ли помнит про остальных пассажиров и Машу, у которой сегодня-завтра начнутся схватки, и не дай бог Поляковой не успеть к обеду во Внуково.—?Тебе идет форма.Стас способен держать ее в состоянии полного напряжения одной милой фразой, плавно поглаживая пальцем застежку кожаного портфеля, и Кате до дурного плохо. Она не знает, врет он или нет, потому что Тихонович априори врет куда убедительнее, чем говорит правду.Но она улыбается (при всем при том не научилась его ненавидеть, да и поводов то особых не было?— он не бросил ее у ЗАГСа, не подставил по-крупному, не разбил сердце или окно в комнате; нет, просто лишь сказал, что предпочитает ей мужчин и исчез). Негласный статут советской стюардессы не позволяет задерживаться на одном пассажире больше трех минут, и ей действительно жаль.Она слышит в спину ?в субботу мой день рождения, приходи? и концентрируется на трех чистых стаканах в тележке, ей сложно ответить. А заставить себя не оборачиваться еще сложнее.Она долго решается, так долго, что начинает лихорадочно вытаскивать на кровать и прятать обратно всю уродливую одежду, до которой не доходили руки с дня переезда: четыре свитера, две рубашки и серое платье старой грымзы с партийным значком, одолженное у Гончаренко.Было бы хорошо готовиться к экзаменами и наконец-то разделаться с чертовым надувным спасательным жилетом в указанное время, а не тонуть в нем по уши. Было бы еще лучше, если бы Катя не помнила адрес Стаса или решила, что натянутые до предела отношения с Макаром пугают ее точно также, как банки с жуками от Бори или фирменный азербайджанский фингал под глазом у Вани.—?У меня нет времени, езжай сама.Макар отвечает сухо, холодно, в спешке переписывая очередной программный код в старую рабочую тетрадь, как будто ему все равно, куда и к кому она едет. По сути, эта его ?бесчеловечность??— уже набившая оскомину особенность, и Полякова каждый день пытается не зацикливаться.?Он любит меня, просто не умеет показывать?. Скорее всего, у Кати просто судьба такая?— встречать неподходящих парней, что тут скажешь. Она верит, у Макара просто нет времени на глупую романтику и слова, все образуется. Верит вплоть до того момента, когда Стас пропускает ее в прихожую и нейтрально спрашивает о дожде. Тихонович сонный, его рубашка расстегнута на все пуговицы и он спешит это исправить.—?А где все?Признаться, Полякова ожидает шумную компанию, праздник же все-таки. Катя смотрит на одинокую пару туфель, и ей почему-то неловко. Стас интересуется, будет ли она коньяк и отвечает что-то похожее на ?сдались они мне, я тебе умоляю?. И она кивает, настолько в его стиле. Видимо, сдалась только она (самонадеянно, тем более с неприятным налетом общаги, ее тогдашней ужасной прически и их не состоявшихся поцелуев на подоконнике).—?Слышал, ты живешь с парнем. Программист, неплохо,?— Стас улыбается и выпивает залпом. Он делает это так красиво, что Катя чувствует зависть к рюмке в его пальцах.Поляковой нет смысла врать: да, живет, да, программист. Она отпивает совсем немного, коньяк слишком крепкий, и пытается выглядеть счастливо-беззаботной, но выходит откровенно говоря вымучено:—?Он не смог приехать, работает. Представляешь, когда меня не было неделю, он питался одним компотом в столовке, хотя я оставила записку на холодильнике и даже Ваню попросила следить, чтобы он ел три раза в сутки.?Как же я устала, Тихонович. Достаточно даже просто сидеть с тобой на кухне и знать, что ты меня слушаешь, смеешься, как будто мы не теряли связь, а не переставляешь в голове логарифмы и корни квадратные?.—?Зато он смог отпустить тебя одну.Катя молчит, потому что он не имеет права его отчитывать, не должен. Она же смирилась. Но Стас как рентген-аппарат на профосмотре, ничего не скроешь. И если у Вани есть практически такая же функция, Ваня деликатно меняет тему, не вгоняя в еще большую неловкость.—?Полякова, зачем ты усложняешь себе жизнь.Кто даст гарантии, что с тобой будет лучше. Мне будет еще хуже.Катя сникает, но так удачно вспоминает о пакете, театрально вздыхает и быстро тараторит ?с днем рождения?, касаясь его холодных раскрытых ладоней. Она бы вручила подарок еще в дверях, если бы не засмотрелась на рубашку.—?Надо же, мне как раз не хватало желтого свитера в синюю полоску,?— не понятно, издевается он или нет, но сразу же натягивает через голову. —?Спасибо.Стас долго роется в портфеле и достает квадратный прозрачный пузырек с черной цифрой пять на этикетке:—?Это Шанель. Мне всегда казалось, что они должны тебе подходить. Ну, то есть, никакой Красной Москвы и гвоздик.Катя вспоминает вчерашний вечер и четыре красные гвоздики, которые Макар оставил в прихожей. Дарить их в знак примирения было бы уже слишком?— можно было бы увидеть хоть какую-то ранимость или того хуже, намек на сердце.Нет, Стас еще сложнее, она бы даже не пыталась разгадать, что он планирует. Но Полякова почему-то знает, что он выбирал духи с дотошностью, перебрав десяток вариантов. Что он мог бы надевать этот свитер каждый раз, если бы она просила (только дома, не обольщайся).Она сжимает флакон в руке и почему-то хохочет. Стас не совсем понимает, но чуть пьяно кружит ее в такт антикварного граммофона дедушки. Он не должен этого делать, не вовремя так.Но это же Тихонович?— и Катя не думает его останавливать.Макар не в курсе, но Полякова снова начнет глупо улыбаться в такси и не сможет прекратить даже на следующее утро, протирая влажной тряпкой антресоли и пол под его ногами.