Десятая. Оковы бездумной жизни. (1/1)

[Сирус]: Ага, опять денёк буйного веселья... [Лейтенант Мэделин]: Веселья?[Лейтенант Мэделин]: Ты, должно быть, так шутишь.[Лейтенант Мэделин]: Мы еще до настоящего веселья не дошли![Лейтенант Мэделин]: Ты когда-нибудь вел высокодуховные беседы.[Лейтенант Мэделин]: В чём мать родила? [Юкрэ]: Ну... нет. [Сирус]: Погоди, что?! [Вы]: Да так, ничего.[Лейтенант Мэделин]: Ну для тебя, конечно.[Лейтенант Мэделин]: Я знаю, что ты у нас и не такое умеешь. [Вы]: Спасибо. [Сирус, шепотом]: Это был сарказм, Сектор...[Вы]: Поверь мне – не был. – Три-два-ноль, на орбиту пошел!! – заорал я, вылетая из врезавшейся в тяжелую каменную тумбу повозки. – Твою ма..!! Телега позади меня громко ухнула и со скрипом и треском отчаянно выбросила мне вслед добрую часть столь любовно запакованного барахла. Я тем временем собрал зубами половину мостовой, лишь чудом не лишившись ни одного из них. – ...ать. – только и сказал я, смотря на содранные в кровь ладони. – Ме-ерта. Хорошо еще, что район был не слишком многолюдный, и Карантэ смогла отвести мозги всем потенциальным зевакам. Но какой кретин поставил посреди дороги здоровый каменный блок?! Совсем уже местные власти сдурели! – Нет, ты смотри,.. – с ледяным спокойствием спрыгнула с ближайшей крыши Мэделин. Как она вообще там очутилась? Второй этаж ведь! – Ты просто погляди, – все с той же холодностью продолжила она, подходя к висевшему на стене плакату, – разыскиваются: тигр-кайдрен – кап... капец бешеный, капец злобный, капец без хвоста – и пьяный баситин: размалеван "как реальный чёрт", на правом глазу "знак его гигантской силы". Обвиняются в нарушении комендантского часа; массовом избиении ряженых в доспехи... фу-фе-лов; соблюдении законов о хождении в непристойном виде, а также в том, что просто захотели искупаться и, возможно, даже в том, что у Короля Аделаиды зачесалось левое ухо. Отчаянно кряхтя, я поднялся с затертого лапами пешеходов булыжника и как следует ощупал все тело. Вроде ничего не сломал. Наверное. Вероятно. Допустимо. Возможно. Пожалуй. Кажется. – А последнее обязательно было добавлять? – поинтересовалась Мэдди, качая головой в сдержанном восхищении. – А, Сектор? – Это все Аларик клепал, – уставился я на прикрепленный к тумбе плакат с руническим текстом. – Я за неделю выучить баситинскую письменность не могу. И ты, кстати, дочитай. – Ла-адно, – с опаской произнесла разведчица, вновь кидая взгляд на листовку. – Так. Располагающему информацией о местонахождении преступников гражданину следует немедленно плюнуть в морду генералу Альбиону Алабастеру, постольку-поскольку во всех бедах нашего великого государства виноват именно этот старый коз... козё..! На последнем слове выдержка окончательно изменила Мэделин. Баситинка скрючилась пополам от рвущегося наружу хохота, ударяя в такт своему смеху кулаком по стене. – Аха..! Ах-ха! Ха-ха! О, во имя Божества! Пожалуй, за это мне стоит простить тебе сумасшедшую гонку на повозке! – Я же сказал: это все Аларик, – скромно пожал плечами я. – Если честно, твоя выдумка со статуей этого очкастого мудреца была куда более смешной! Серьезно. У тебя талант к рисованию! – Да, так я тебе и поверила! – наконец разогнулась Мэделин, с восхищением глядя на меня. – Сектор, скажи мне, вот откуда ты такой взялся? – С Луны, – похлопал по каменному блоку я. – Кстати, почему посреди дороги вообще стоит эта дура? В ответ на очередную мою шутку баситинка покачала вечно растрепанной головой, но все же ответила: – Тут граница между женским и мужским районами. Повозкам запрещено проезжать. – Что, методы борьбы с контрабандой? – лукаво поднял бровь я. – С какой конкретно? Алкоголь? Золото? Антиквариат? Ах, стой! Я понял! Здесь у нас зона риска провоза нелегальных грузов,.. – я театрально понизил голос, – противоположного пола? Мэделин фыркнула, едва вновь не засмеявшись на всю улицу. Лишь огромным усилием ей удалось вновь обрести подобие серьезности. – Наверное! – перегнулась через погнувшийся борт повозки улыбающаяся баситинка. – Сектор? Ты уверен, что твои приборы теперь не превратились в... хлам? – Ну... в любом случае – это того стоило, – флегматично пожал я плечами. К слову сказать, из-за боли во всем теле сделать это было довольно трудно. – Может, уже уберетесь с улицы вы? – раздался в голове недовольный голос Карантэ. – Не могу долго убеждать всех, что не отличаетесь вы от камней вокруг! – Тьфу ты! – сплюнул я кровавый сгусток на мостовую. – Ладно. Давай-ка посмотрим, что у нас тут... С этими словами я нагнулся над высыпавшимися из полуразрушенной повозки вещами. ***Интермедия. Рассказывает лейтенант Мэделин Аделаида. К счастью, мастерская Аларика располагалась не так уж далеко, так что перетаскивание имущества Сектора в безопасное место было вполне возможной задачей. Возможной, но отнюдь не легкой. Честно сказать, поначалу у меня когти чесались свалить всю работу на этого безумца. Я лейтенант, а не грузчик в порту! Да и потом: Сектор же сам виноват в случившемся! Ну кто его просил устраивать этот сумасшедший заезд? Воистину рядом с этим человеком я чувствовала себя воплощением пристойности и приличий. Наверное, мне просто стоило быть собой; стоило влиться в бьющий из моего знакомого поток безумного веселья,.. но... Но... Но в моей голове крутилось столько вопросов и мыслей, требующих уединенного обдумывания, что я просто не могла быть несерьезной. Что вообще такое Комиссия? Где она находится? Правильны ли идеи Сектора? Это существо... Карантэ... почему я так его боюсь? Откуда у него столь поразительные возможности? Не предаю ли я свой народ, помогая пришельцам? На какую участь обрекаю тех, кого клялась защищать? Все эти вопросы буквально молили меня о скорейшем разрешении. Поэтому я безо всякого недовольства ринулась помогать Сектору. Не ожидавший такой прыти человек какую-то секунду смотрел на меня с открытым ртом, а затем принялся столь же быстро разгружать повозку. Видимо посчитал, что я предлагаю ему посоревноваться. После такой тяжелой работы мне сильно захотелось как следует вымыться. Кроме того, в тишине купальни можно было как следует поразмышлять обо всех тревожащих меня вещах. Женские бани в это время дня обычно пустовали, так что найти свободную комнату мне не составило труда. Привычным движением я сбросила с себя всю одежду и небрежно кинула ее в угол помещения. Последние дни были настолько насыщенными и запутанными, что о смене лапных обмоток я задумалась только в тот момент, когда увидела, во что они превратились. Удивительно, как меня еще не остановила городская стража! Отодрав от меха насквозь грязные бинты, я наскоро погрузилась в бодрящие объятья горячей ванны. Глаза закрылись сами собой; затылок плавно опустился на влажный камень бортика, и блаженство не застави... – Э-кхм, – нерешительно произнесли сверху. – А мне с тобой можно? Я мгновенно обхватила грудь руками и погрузилась в воду до самого носа. Какого хаоса он здесь делает?! – Ты..! ты..! – опустила горевшие от стыда уши я. – Да ты..! – Я, – дружески кивнул мне трижды проклятый источник вечного безумия. – А ты? – Это женская купальня! – рявкнула я, отправляя в Сектора целую волну брызг. – Живо выметайся отсюда! Естественно, он и не подумал исполнять мое требование. – Знаешь, я тоже хочу расслабиться после тяжелого дня, – в мгновение ока избавился от верхней одежды комиссар, – и провести время в приятной компании. Сдержаться я не смогла. Помните те слова, которые говорил этот шут, когда катился вместе со мной с холма? Так вот, я повторила всё до последней буквы. – ...ты в задницу Алабастера! – закончила я ругань, одновременно ища, чем бы запустить в настырного человека. К сожалению, из имеющегося под рукой была только вода, не производившая на уже вымокшего насквозь Сектора ни малейшего впечатления. – Слушай, я пришел за твоей душой, а не за твоим телом, – спокойно отправил остатки одежды в ближайшую лужу этот клоун, – и последнее, что я хотел бы видеть в тебе – это озабоченную половыми процессами самку. Ты выше этого, ты умнее этого, Мэдди. Так будь мне другом, прошу. – Опять шутки шутишь? – чуть менее злобно отозвалась я. – Ты хоть понимаешь, что перешел сейчас все мыслимые границы приличий? Не знаю, как там у тебя в родном... месте принято, но лично мне..! – Мою мать изнасиловали и убили, когда мне было шесть лет, – понуро опустился в ванну Сектор. – Сестра и брат погибли от голода в первый год Серых Войн. А я... я отправился на фронт. Каждый день там приносил кошмарную жатву. Тысячи хрипящих, обожженных, искалеченных тел. Я был помощником хирурга в полевом госпитале... Я замерла, не зная, что ответить. Руки мои сами собой опустились и я рухнула на дно ванны, забыв обо всех приличиях. – ...очередная сопливая история, правда? Так сказал бы любой из моих сослуживцев, насквозь зачерствевших за годы войны. Вот только ты так не скажешь, Мэделин. Твоя душа еще жива. Она сочится болью и раскаянием за содеянное. Не стану спрашивать, что конкретно ты совершила и в чем твоя вина. Это уже неважно. Двумя пальцами Сектор медленно провел по гигантскому шраму, пересекавшему его грудь наискось. Я изо всех сил пыталась не опустить взгляд ниже. Как он там говорил? Смущение и стыд подстегивают половые... процессы...? Запретный плод сладок? – Ты стыдишься моего присутствия? Зря. Мы оба с тобой видели, как течет пролитая кровь. И... мы оба проливали её сами. Вот, чего нужно стыдиться. Я молчала. Частично из-за смущения, а частично из уважения к проявленной Сектором откровенности. Инспектор Комиссии. Интересно, сколько миров, подобных моему, он перевидал за свою жизнь? Сколько ему лет на самом деле? – Как ты сюда прошел? Почему никто не остановил тебя? – наконец спросила я. Не из любопытства, а просто для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. – И после того, что я поведал тебе, ты хочешь узнать лишь об этом? – с тоской опустил глаза человек. – Впрочем, ты права, Мэделин. Ты права на все сто процентов. О да. То, что творится у меня в душе, все мои метания и все мои страдания, они... Они лишь мешают делу. Они отнимают время и приносят боль другим, когда я выплескиваю их наружу. Мне стоит быть менее зависимым от эмоций, от Программы. – От кого? – привычным жестом подняла я уши в знак любопытства. Сектор без стеснения окинул взглядом мое тело и заметив, что я снова смущаюсь, накинул на глаза невесть откуда взявшееся полотенце. – После того, что я видел на фронте; после того, что я видел в этом мире, мне к дьяволу не сдались твои сиськи и дыра между ног. Столь грубое выражение почему-то прозвучало из уст человека, как извинение за посягательство на личное пространство. Я в который раз задумалась, насколько же все-таки это существо отличается от тех, кто окружал меня всю жизнь. Между тем объект моих размышлений продолжил свою речь: – ...вернемся к теме. Эмоции, чувства и настроения являются фактором, определяющим твое поведение. Или, иными словами, тот набор параметров, который описывает тебя, как физико-химическую систему. Чтобы не усложнять, скажу одно: Программа – это заданные в обход твоей воли алгоритмы действий и поступков в различных ситуациях. Возникающие в тебе эмоции обеспечивают выполнение этих самых алгоритмов. – Еще проще, – нетерпеливо отмахнулся Сектор в ответ на мою попытку вставить слово, – твое тело управляет тобой. Ха-ха. Твоя реакция на мой приход сюда – не что иное, как вбитая воспитанием установка. Понимаешь? Это не ты решила, как относиться к моему визиту. Все решили за тебя! Общество, организм, испытанный стыд! Еще не дошло? Ты с рождения живешь под контролем! Окружающая среда совместно с законами природы выстраивает в твоем теле сложнейшую систему, роль которой – тотальное управление поведенческими, социальными и психологическими функциями! Высказав все это, Сектор с фырканьем опустился в воду с головой. Полотенце медленно всплыло наверх и принялось лениво странствовать по пышущей паром ванной. Я задумалась. Если опустить кучу непонятных слов, то получается, что я... животное? Он только что сравнил меня с кайдрен?! Так, стоп! Если я сейчас обижусь на это, то тогда... Как он сказал? "Эмоции обеспечивают выполнение"... программы? Остановиться и подумать. Кто решает, что мне делать? Эмоции, или я сама? Если решение мое собственное, то я не должна ругать Сектора только потому, что испытываю чувство обиды! Может, я совсем не хочу сердиться на него! Эмоции... Разве не благодаря им я встала на путь убийцы, желая стать такой же, как моя мать? Желая доказать, что я –настоящий баситин? – Знаешь, что означает "мор бала?тен"? – вынырнули из воды губы Сектора. – "Не имеющий воли". Тот, кто руководствуется Программой, на чём бы она не стояла. На эмоциях ли, или на каких-нибудь компьютерных... транзисторах. – И что ты хочешь всем этим сказать?! – мгновенно сократила дистанцию я и как следует тряхнула человека за плечо. – Что у меня нет воли, что я просто поступаю так, как удобнее моему телу?! Сектор медленно поднял из воды верхнюю часть туловища и принялся пальцами выгонять из глаз попавшую туда влагу. – О, приступ стыда уже прошел? – осведомился инспектор, окидывая взглядом мое лицо. – Ну ладно. Попробую объяснить то, что ты просишь, не прибегая к полному цитированию всего курса молодого комиссара... Осознав, насколько близко ко мне находится с абсолютно голый представитель противоположного пола, я резко отпрянула назад. Со стороны Сектора раздался презрительный смешок и легкий всплеск. – Ты в курсе, что вода, вообще-то, абсолютно прозрачная? – с явной иронией осведомился человек. – Я... не кайдрен, чтобы сидеть рядом с тобой вот так, Сектор! – сделала запоздалую попытку отмежеваться от своего же поступка я. – Детей иметь тоже не будешь? – еще более неприязненно щелкнул пальцами инспектор. – Да, нет, другое? Правильный ответ "да", если что. – Ты... Погоди, что ты вообще сейчас несешь?! – Зависеть от процесса пихания одной белковой фигни в другую белковую фигню – это, согласись, не те-ма. А еще беременные женщины отвратительно выглядят. А еще дети – это организмы, зачастую индифферентные к породившим их биологическим единицам. А еще приводить ребенка в этот мир против его воли – преступление. – Это всего только твое мнение, знаешь ли! – обижено фыркнула я. Слова человека вызывали во мне мучительную неприязнь. Но вместе с тем они были... правдивыми? В ответ Сектор безмолвно согнул все пальцы правой руки, кроме среднего, в кулак и вытянул получившуюся фигуру в направлении моего лица. – Мор бала?тен, – более ясно обозначил он свою позицию. – Если бы ты знала весь масштаб и бездушность Процесса, ты бы так не говорила. Биологию учить надо было в школе, в конце-то-концов. Или тебе мало мира, где дети родятся на свет лишь ради того, чтобы произвести кучу себе подобных, которые затем сгниют от болезней или перережут друг друга в войнах? Выплюнув последнее слово, комиссар вновь погрузился в воду. Довольно скоро его овеянное роем пузырьков тело достигло дна и застыло там без единого движения. Я вновь задумалась. Если в начале нашего знакомства мне было легко относиться к Сектору, как к товарищу и даже другу, то теперь... святое Божество, что же это он такое говорит?! – Слушай, подруга! – со свистом вдохнул воздух вновь вынырнувший инспектор. – Счастье и радость материнства это, конечно, очень хорошо, но подумай о тех, кому приходится платить за пир! Почему-то восторженная мать никогда не думает о них; лишь о своем чаде! Тебе не кажется, что это очень хитрый механизм обмана тех, кто приходит в этот мир, не зная законы его функционирования? Сказал, и опять ушел на дно. Каким сложным он сделал мой мир! Если раньше всё было более-менее понятно, однозначно, последовательно... то теперь... теперь... Теперь все ранее сказанные комиссаром слова воспринимались по-новому. Глубже, яснее, неотвратимее. Чего я еще не знаю об этом человеке, чье нутро прячется за грубой маской шута? Его слова у капсулы... о корне всех наших проблем... Сектор!? – Сектор! – позабыв о приличиях, толкнула я лапой лежавшее на дне тело. – Что ты предлагаешь? – О чем ты? – резко вынырнул из воды инспектор и недовольно затряс мокрыми волосами. – Куда слагаю? – Воду из ушей вытряхни! – хлопнула я комиссара по плечу. – Я спрашиваю: что ты предлагаешь делать? – Делать с чем? – с искренним недоумением округлил глаза человек. – Снова шутишь? – злобно поинтересовалась я, сжимая когтями бок приятеля. – Я вообще-то серьезный вопрос задаю! – А! – тут же озарилось пониманием лицо Сектора. – Это очень просто. Ты помогаешь мне связаться с Комиссией; эта планета исчезает в огне Д-бомбы; я отправляюсь дальше делать свою работу, а ты... А ты можешь присоединиться к нам. Либо отправиться в вечное ничто. Поверь: ты ничего не успеешь почувствовать. Или – если ты такая вся правильная героиня и спасительница своего народа – можешь попробовать меня остановить, а потом наслаждаться очередной войной и убийствами на почве межвидовой ненависти. Может статься, что через пару десятков лет вас под корень выкосят те самые тамплиеры из Ордена. А может будет наоборот. Разница, поверь мне, собачья. – И нет, – неожиданно добавил человек спустя пару секунд очень напряженного молчания. – Что "нет"? – спросила я, все еще не в силах поверить, что планы инспектора действительно таковы. Это что, его очередная шутка?! – Я не шучу. И не сошел с ума. Пока еще нет, – просто ответил Сектор. – У тебя выбор. Убить всех быстро и без боли, закончив цикл насилия и конфликтов, либо оставить все как есть. Поверь мне: нет ничего лучше, чем ничто. И прости за тавтологию. – Ты считаешь себя тем, кто вправе решать судьбу целого мира?! – открыла я рот в диком удивлении. – Да ты... как ты...?! – Ах, прости, – иронично процедил комиссар, – я забыл тебе рассказать, в чем состоит работа инспектора Комиссии. Мы ищем планеты, на которых имеется риск зарождения жизни, подобной той, что когда-то существовала на Земле. Если планета уже заражена, то вниз высылается инспектор, чья задача – поставить нужную печать на основании... – "Заражена"? "Печать"? Сектор впился тяжелым взглядом в мое лицо. Вот сейчас я в полной мере ощутила, что передо мной – не шут и не какой-нибудь самодовольный злодей вроде Алабастера. В глазах инспектора отражалась бесконечная боль и усталость. – Стандартные биологические формы, – ровным тоном начал говорить Сектор, – более известные как "СБФ", наиболее примечательны тем, что не имеют собственной воли. Они существуют согласно вложенной законами природы программе. Я это наверное уже чёрт знает сколько раз повторил, но до мор бала?тен всегда очень медленно доходит то, что не связано с приятными ощущениями или практической выгодой. Знаешь, в чем беда твоего народа, Мэделин? Они рабы. Рабы своей жизни, своих эмоций, своих ценностей, своего эгоизма, своего тела. Рабы самих себя. И в этой покорности они творят самые страшные вещи; причиняют боль и насилие; умирают и плодятся, как зараза, как вирусы, как машины. Зачем? А затем лишь, чтобы снова причинять боль и насилие; развиваться и плодиться дальше. Слава всем проклятым богам, на моей планете этот процесс удалось задушить прежде, чем он выплеснулся в космос. В тот день я поклялся, что больше ни один мир не изведает тех страданий, которые достались моему. – И да. Я вправе решать судьбу твоего мира, Мэделин. Потому, что сам он решать ничего не может. Он безволен, он слеп и бездумен. Знаешь, я не герой и даже не благородный спаситель. Я просто умею видеть за пределами своего внутреннего мирка и своих эмоций. Желаю тебе научиться тому же прежде, чем ты будешь меня судить. Прощай. С этими словами человек с шумом поднялся из воды и, не глядя на меня, исчез за дверью купальни. – Ты одежду забыл! – с полным неверием в какой-либо успех крикнула я. – Сектор?! И что теперь? Это он так обиделся? Или ему действительно плевать, на каком по счету посту его остановят? А мне теперь что делать?! После таких-то откровений?!