1 часть (1/1)

***Какого живется с злодеем? Вы когда-нибудь задумывались над этим? Нет? Ну, я то же не особо об этом думала, да и не планировала, пока однажды, не встретилась с ним. Он привязал меня к себе. Он стал для меня самым важным человеком на планете. Он стал для меня самой планетой. Думаете все так хорошо? Нет, вовсе нет. Мистер Джей не проявляет ко мне таких же чувств, что и я к нему. Я могу клясться ему в любви день и ночь, он же и под стволом пистолета такого не скажет. Мистер Джей никогда не говорил о своих чувствах ко мне и редко их проявлял. Хотя, погодите… Он их, в общем-то, никогда не проявлял. А мне, как и любой нормальной девушке, хочется взаимной любви. Хм… А может дело в том, что я не совсем и нормальная? Кстати, именно поэтому я сейчас сижу в психушке. ?Аркхэм?. Одно это слово вызывает неприятные ощущения. А ведь когда-то я здесь работала. Психиатром. А сейчас, сижу и разглядывая каждый сантиметр стены, находящейся противоположно мне. За стеной кто-то кричит. Меня это раздражает и пугает одновременно. Самой кричать хочется. Крик женский. Крик зовет на помощь. Говорит, что он нужен ей. Что ей плохо без него. Что ей нужно помочь.Крик резко оборвался. Либо у кого-то закончилась истерика, либо вкололи успокоительное. Хотя, успокоительное в ?Аркхэме? не так уж часто и используют. Тут больше любят физическое ?успокоение?. Шоковая терапия, побои тем, чем только можно. У меня со вчерашнего дня осталось четыре синяка и расшибленная губа. Хах, неудачный побег. Чертовы федералы, поймали уже в миле от этой гребанной психушки. Как я сюда попала? Угадать с трёх раз! Чёртова мышь! Сколько раз можно меня отлавливать? Я ничегошеньки плохого не сделала! Ну, ограбили мы с Пирожком какую-то химическую лабораторию. Ну что в этом такого? Кому нужны эти реактивы, если они годами стоят на полках, никем не тронутые? Ну, да черт с ним, с этим Бэтменом. Самое обидное, что Мистер Джей бросил меня. Оставил на растерзание этой крысе, а сам куда-то исчез. В одно мгновение! ?Как хочешь, Харли, но вытаскивай свою задницу из неприятностей сама!?. Вот что он сказал мне однажды. Но, в тот день я не восприняла эту фразу всерьёз. Я думала, что он меня не бросит и никогда не оставит одну. Теперь я понимаю, как я ошиблась. Ну да ладно ее, эту психушку. Интересно, что сейчас делает Мистер Джей? Наверное, опять обдумывает свой гениальный план по захвату Готэм-сити, ну или план смерти Бэтмена. Так или иначе, его план все равно провалиться, как бы этого не хотелось говорить. Пока есть Бэтмен, Готэм не будет захвачен. Но, как бы я не намекала на это своему Пирожку, он никогда меня не послушает. У него столько планов смерти для Мышки, но я уверена, что ни один из них никогда не пойдет в ход. Мистер Джей не даст умереть Бэтмену. Мышка его главное развлечение. А вот мне он даст умереть без проблем. Я ему, наверное, не особо-то и нужна. Хотя, никому другому, ни случайному прохожему, ни своему обалдую, Мистер Джей и пальцем трогать не разрешает. Он считает меня своей собственностью. Своей игрушкой и своей куклой. ?Куколка?… Думаете – это мило? Ну, возможно, но только я то прекрасно понимаю, что это прозвище означает. Никаких собственных действий, никаких чувств, никаких желаний, никаких капризов. Мне кажется, что Мистер Джей меня и человеком не считает. Он считает меня вещью. Своей вещью, на котором стоит его клеймо. Но если эта вещь пропадет, он не будет ее искать и просто продолжит свои дела. Я, как ненужная вещь. Забытая, брошенная. Обидно, больно, но что теперь поделаешь? Такова жизнь. Я не могу его изменить, да и не хочу. Ведь если он изменится. Останется ли он моим Мистером Джеем, которого я полюбила? Нет, конечно, хочется хотя бы немножечко взаимности и внимания в свою сторону. Но… наверное больше внимания мне уделяют в ?Аркхэме?, чем Мистер Джей уделил мне за те пять лет, что мы, если можно так сказать, вместе. Но требовать внимания я не собираюсь. Однажды я пробовала, но это не совсем приятно отозвалось на моем теле ссадинами и синяками. В тот раз я даже не обиделась на Пирожка. У меня нет права обижаться. Мистер Джей говорит, что обиды, это глупости и обиды это удел дураков. Может быть, но он просто не знает, что другим людям бывает больно. А если и знает, то он наслаждается болью человека. И физической, и душевной. Ну, ладно. Попала в ?Аркхэм? и попала. Здесь, в какой-то степени, даже уютно. Ну а что? Где вот например вы еще такие мягкие стены найдете? И пол тут такой… Пружинистый! Ой. Я совсем спятила. Пол, у меня, понимаете, пружиниться. Сумасшедший дом. Интересно, сколько время? Просто, когда ты находишься в психушке около года, ты совсем теряешься в часах, днях, годах. Только выцарапанные ногтем на коже палочки убеждают меня в том, что года не прошло. Как это утомительно. Ждать, одной в камере. Тем более, в изоляторе. В первые несколько месяцев меня сажали в общие камеры. Потом, когда наконец-то дошло, что мне оттуда сбежать, как два пальца, меня перевели в изолятор. Тут до безумия скучно. И если бы не голоса в моей голове, то я бы давно окончательно свихнулась. А так хоть есть с кем поболтать. В животе начинает урчать. Хе-хе. Условный рефлекс подсказывает, что скоро обед. Когда живешь в психушке, в тебе просыпаются животные устои. Слышали о собаке Павлова? Вот и тут так же. Только хочется есть ни когда включается свет, а когда начинает урчать в животе. На вскидку, до обеда еще час. Но есть там особо не хочется. Как и во всякой тюрьме, или как бы место твоего заточения не называлось, кормят до отвращения плохо. Ну, зато можно похудеть и подправить фигурку. А некоторым заключенным это отнюдь бы не помешало. Час будет идти медленно, как и каждая секунда. Жизнь в психушке, не так уж и плоха, как кажется. Можно спокойно подумать, все осмыслить. Конечно, если в твои мозги не полезут гадкие докторишки. У меня за одиннадцать месяцев их было пять. Благо, я быстро ?вывела их из строя?. Уж очень слабая у них психика оказалась. Двое, вроде как, сами пациентами ?Аркхэма? стали. Один в готэмском госпитале. Один в могилке, а последний скорее всего в отпуске дома, отходит от моих очень приятных ?рассказов? о наружных переломах рук. Так что, я сейчас в ожидание своей новой жерт… Врача! Нового врача, конечно же! Обычно, сеансы проводят с шести вечера, как мне удалось однажды узнать, так что я с нетерпением жду заветного время, когда можно поразвлечься с доктором. В коридоре послышалась возня. А это значит что? Динь-дон, обед! Бинго! Дверь моей камеры открылась. Вошли два санитара, за ними три охранника. Ты гляди-ка, с автоматами. Как говорит мой знакомый, если у тебя в руках автомат – Ты авторитет. Ну да, ну да. А если у тебя в руке зажата граната, с выдернутой чекой - То ты Король! Санитары нацепили на меня смирительную рубашку. Ох, как затянули. Дышать прямо нечем! Если и дальше так пойдет и они так руки будут скручивать, то у меня все кости из суставов, к чертовой матери, повылетают! - Можно поаккуратнее, я в конце концов не резиновая! – озвучила я свое возмущение. Санитары промолчали. А вот один из охранников уставил ствол автомата мне в шею. - Шагай давай! И без фокусов! - Да не сбегу я, убери свою игрушку, - мотая головой , проворчала я. Как я могу сбежать, когда руки чуть ли не до переломов сцеплены и затянуты?! Конечно, можно и на одних ногах, но как перелазить через ограждение? Ворота, скорее всего закроют, еще до того, как я вырублю первого охранника. Хотя, нет. Сейчас же обед, а значит ворота уже закрыты, в целях безопасности. Ну, что сказать? Во время обедов часто сбегают. Я шла, подталкиваемая сзади двумя автоматами и пристальным вниманием санитаров. Хех. Наивные! Они в действительности думают, что меня остановит два автомата и три санитара с электрошокерами? Да если бы вчера, когда я бежала уже в миле от этой психушки не появились федералы, а в добавок еще и Бэтгерл вместе с комиссаром Гордоном… то я бы уже объедалась разными сладостями, смотря как мой Пирожок придумывает свои планы, перенося их на бумагу. Что меня всегда удивляло, так это то, что Мистер Джей продумывал свой план настолько детально, что, кажется, никто не может ему помешать в осуществление плана. Никто, кроме Бэтмена! У нас уж с Мистером Джеем так повелось – ему мешает Бэтмен, а мне Бэтгерл, а иногда ?Мисс задом наперед?! Все нормальные ведьмы, как ведьмы, а Заттана – нет! Неужели нельзя читать свои заклинания нормально, а не задом наперед?! Ну, это не единственные мои две ?подружки?. Есть еще Черная Канарейка, из-за которой я первый раз попала в дурацкий Отряд ?Х?, как называла его Уоллер. Жирная курица! Бесит! Так, кто там еще, не считая всей ?семейки? Бэтмена? А! Пауэр Герл! Вот так забавное местечко! Она меня то же раздражает. И вот только не надо – вы же с ней работали вместе и бла-бла-бла! Не работала я с ней, это она ко мне привязалась. Ой, да ну их! Если я начну перечислять всех своих врагов, то у меня мозг вскипит! Ведь враги есть не только среди ?добродетелей?… Не совсем я в ладах с Двуликим и Пингвином. С Пугало я тоже, скажем так, не в лучших отношениях. Ну, в общих чертах, живу я сложно. Но все же есть и друзья. Например Плющик! Вот кому я могу поплакаться в плечо в любой ситуации, и у кого спрятаться от любых проблем. Айви, пожалуй, самая лучшая подруга, о которой только можно мечтать! Еще есть Кошка. Но, чаще всего нас приходится разнимать той же самой Айви. У нас с Селиной немного разные вкусы, мягко говоря. Так, кто еще у меня в списке друзей? Дайте-ка вспомнить… Ой, вспомнила! Дэдшот! Хороший напарник и отличный стрелок! Интересно, как там Ковбой? До сих пор в ?БелльРиве?? Хотя, нет, по-моему я слышала что-то о его побеге. Ну, как бы не охранялась тюрьма, сбежать можно откуда угодно. Даже из Ада! Проверено на личном опыте! Пока я раздумывала о своих друзьях, меня привели в общую столовую комнату. Вот тут начинается самое интересное! Один из охранников, по-моему, его зовут Фил, усадил меня на стул. Я чуточку откинулась на стул и выжидающе уставилась на охранника. - Чего расселась? – грубым, басистым голосом прогремел он. Такому только оратором революции быть! – Не первый раз, сама знаешь, что делать! Мне стало смешно. На лице сразу же засияла улыбка. Конечно, я знала, что делать! Почти год уже тут гнию. Я всунула ноги в подобие железных ботинок, крепко привинченных подошвой к полу. Фил застегнул крепежи. Для чего это? А, чтобы, понимаете ли не сбежала! Быстро осматриваю ноги других находящихся в помещение. Раз… два… Пять… Всего одиннадцать таких же ?везунчиков?, как и я. Потенциально опасные ?беглецы?! Ха-ха! Возле остальных просто расхаживают охранники, помахивающие своими дубинками. Вот почему, кому все, а кому ничего?! То есть те придурки не могут захотеть убежать, а мы так и рвемся на свободу? Оу, вижу Пингви. Как-то он злобно на меня поглядывает! Неужели до сих пор дуется на меня, из-за своего фургона?! Да сколько можно? И так, несколько раз попадала из-за этого. Сколько можно сердиться? Или он на меня из-за Мистера Джея дуется? Ну, так пусть на него и сердиться, я то здесь причем? Пока что отвлеклась на этого любителя селедки, пропустила тот момент, когда передо мной поставили тарелку, с непонятно какой по консистенции, кашей, стакан разбавленного чай и ложку. Вся посуда пластиковая. Пф… Да если мне понадобиться и пластиком могу неплохо морду покромсать! Главное уметь подобрать необходимое применение! Вот например той же пластмассовой ложкой можно запросто выколоть глаз! Так, о чем это я? Ах да! Обед же! Но вот что-то совсем есть не хочется. Жду, пока этот неловкий охранник стянет с меня эту чертову смирительную рубашку. Ох, да неужели?! Каких неуклюжих стали в персонал набирать. Потянулась вверх. Дабы размять успевшие затечь руки, как тут же почувствовала на затылке холодный ствол. - Спокойно, мальчики, просто растяжка. Похоже мои слова их ничуть не успокоили, так как ствол остался в нескольких сантиметрах от моей головы. Вижу злобный оскал Пингвина. Злорадствует, тварь. Ну я ему еще покажу! Дай только выбраться!***Да приветствуют меня вновь стены камеры! Охранники заталкивают сквозь узкий дверной проем в серое помещение. Смирительную рубашку не снимают. Эх, наверное им не понравилась моя шутка с ложкой и отправленной в нахмуренной лицо одного остолопа тарелка с слипшемся месивом, которые они смеют называть кашей. Шутку не оценили. Новый лиловый яркий синяк вдоль всей спины. Незадачливым шутникам всегда достаётся от тех, кто не понимает юмора. Это истину я запомнила навсегда. Ведь она прозвучала для меня впервые от Мистера Джея. Бесцеремонно захлопнутая дверь и я вновь остаюсь одна. На едине со своими мыслями. Но это не надолго. Скоро ведь сеанс с мозгоправом. Когда-то.... Ах да, я уже говорила об этом. Хех, совсем память не к черту. И как тут люди годы выдерживают? Мне тут после первого месяца осточертело. Хотя, когда ты пациент в психиатрической лечебнице, счет дней тебя почти не интересуют. Так, есть некоторые особи, у которых ? каждая секунда на счету?… Время течет медленно-медленно, как на картине Сальвадора Дали ?Постоянство времени?. Нет, нет в этом мире ничего постоянного. Вот, например, месяц назад я счастливо (в какой-то степени) жила рядышком с Мистером Джеем, а теперь... Теперь он наверно даже и не думает обо мне и как всегда занят своей работой, которая, как и прежде важнее меня. Всегда так было, - будет и сейчас, - в этом и заключается оно - постоянство... И все же обидно до сжигающей боли. Неужели я ему совсем не важна, что он даже не попытается меня вытащить из этой дыры? Неужели он просто забыл обо мне, и совсем не хочет вспоминать? Неужели он... не скучает? В голове будто что-то заклинило. Все здравые мысли, которых и без того было мало поглотил Мистер Джей. Даже не находясь рядом он заставляет меня страдать. Это его способность, применимая только ко мне. Не знаю, что на меня нашло, но я без сил, будто их выкачали в одно мгновение, рухнула на пол. Голова соприкоснулась с мягкой поверхностью. Я поджала ноги к груди и закрыла глаза. Неужели один день в го-ду да-же Джо-кер не мо-жет по-быть че-лове-ком, не убу-дет с не-го? Почему хоть раз нельзя отойти от своих кривых принципов? В груди словно сжимается пружина. Но не произвольно. Ее сжимают руки. Чьи-то бледные, холодные, со множествами шрамов, с тонкими и длинными костлявыми пальцами. С изодранными, сбитыми костяшками. Руки Мистера Джея. Но сейчас мистер Джей только одно слово. Мистер Джей - это воспоминания. Немного с радостью, немного веселые, но с множеством крови. синяков, побоев, обид и грусти. С толикой гнева, ярости и неудержимой злости. Но ни капли его любви. И, как бы мне не хотелось, последнее я никогда не увижу в его зеленых глазах, которые всегда смотрят на меня с отвращением и презрением, с ненавистью. Конечно, я ведь для него всего лишь жалкая затворница, которая выполнить любую прихоть хозяина, любой приказ. На то оно и "Куколка". Из глаз текут слезы. Соленые капельки заполняют глаза, заставляют все вокруг расплываться. Потом громадными горошинами скатываются по щекам, вдоль переносицы, по губам, по подбородку. Потом путь разветвляется. Некоторые слезы катятся по шее, продолжая свой короткий путь до воротника смирительной рубашки, а некоторые сразу падают на пол, звонко разбиваясь возле моего уха. А дальше... Дальше все как в тумане. Как в темной-темой комнате. Помню лишь то, как начинаю биться головой о пол, но даже это не доставляет мне боли. Пол мягкий. И стены тоже. Нет ничего, чем бы я могла причинить себе физическую боль, что смогло бы хоть немного заглушить душевную. Я бьюсь в истерике. Мое тело содрогается от конвульсий, происходящих вместе с всхлипами, идущих откуда-то глубоко из груди. Так, что больно становится. Воздух кончается, но я продолжаю громко рыдать. В глазах начинает темнеть. Крик на секунду замолкают. Успеваю набрать полную грудь воздуха. В голове что-то защелкивается. Понимаю, что крики утром были мои. И не из соседней камере, а в моей. И снова из-за упоминания в моих потерянных мыслях о Пирожке. "Пирожок"... Он ненавидит, когда я его так называю. А может, ему и нравится, но он просто не хочет этого показывать. Он не позволяет спускаться себе к таким нежностям, ведь, - Джокер. Сколько раз на мне оставались раны и синяки из-за простого слова, - "Пирожок". Но не могу отучиться. И поэтому продолжаю. Мистер Джей иногда называет меня мазохистской. А я, - я ведь ненавижу боль. И я вовсе не кукла, которой хочет и видит меня Мистер Джей. Но, когда кто-то тебе внушает одну и туже вещь на протяжение пяти лет, ты начинаешь верить в нее сам, будь это даже самая очевидная ложь. Ты становишься заложником этого, ничего не можешь с этим поделать. Он хотел видеть перед собой куклу, - я постепенно, но все больше и больше ей становлюсь. Да только проходит это, когда его нет рядом. Совсем проходит. И я чувствую боль заново. И я снова трясущаяся от страха наивная, глупая дурочка, которую силком вытащили из ее сказки. Но моя жизнь вовсе не сказка. Я понимаю это сейчас, но не понимаю рядом с ним. Я фантазирую. Убираю плохие моменты и приукрашиваю хорошие. И вот, уже совсем стирается грань между реальностью и моими собственными иллюзиями. Я становлюсь открытой для всего. Для его ударов, для его колких и едких слов. Для него самого. А он... Воспринимает это, как должное. Ведь я его собственность. Его игрушка, без воли, без чувств, без характера. Марионетка, которой очень легко управлять, потому что марионетка любит, не смотря на синяки, ссадины, предательства и оскорбления. Слезы все текут и текут. Сами по себе. Но, вот, подступает новая стадия истерии, и моя камера разражается моим же смехом. Визгливым и громким. Смех смешивается со слезами. Не знаю, - как это остановить. Почему никто не приходит? Почему нельзя вколоть мне успокоительного? Мне плохо, они это видят, - я знаю, - но не обращают внимания. Им не важно мое состояние, им важно, что бы я находилась за решеткой, как зверек. Только для них я не миленький котенок. Я - зверь. Они так считают. И я в это поверила. Людям надо давать то, что они хотят. Господи, пусть я потеряю сознание. Пусть я умру. Только не заставляй чувствовать меня все это. Я слабая, - я не выдержу. Он услышал. Надо же... Веки наливаются свинцом. В глазах темнота. а разума больше не существует. Я в тьме. И все вокруг, - во тьме...***Глаза медленно и тяжело разлипаются. Вновь зажмуриваюсь из-за чертовой лампочки, свет которой лезет в глаза. Несколько секунд сижу с закрытыми глазами. Пытаюсь понять, что произошло. В носу чувствуется запах нашатырного спирта. Чихаю и уже широко открываю глаза, испуганно зыркаю по сторонам. Вижу, как мужчина с ватой и пузырьком в руках, проходит справа от меня, недовольно и устало вздыхая, и тяжело садиться за стол, положив руки на стол и сцепив их " в замок". Он внимательно разглядывает мое лицо, мои шрамы, на лбу и немного открытой шее. Посреди мертвезно-бледной кожи темные рубцы особо выделяются. Вижу, ка его взгляд скользит по моей всклокоченной прическе. Пакли черных и красных волос свисают, дотягиваются до поясницы. Волосы не на шутку отрасли за одиннадцать месяцев. Я внимательно изучаю внешность сидевшего напротив меня мужчины. Уже посидевшие от времени волосы, которые чуть, пушком, скрывают лысину. Мой новый психиатр уже в годах. Давно за шесть десятков. Его лицо, приютившее на себе много старческих морщин, открытое и доброе. Не такое, как у других мозгоправов. Глаза, с жалостью смотревшие на меня, ясно-голубые, уже успевшие познать все тяготы и несправедливость этого мира. Не понимаю, - почему, - но его хочется выслушать и послушаться. - Здравствуй, Харли, - спокойным ровным голосом начинает он. - Я Доктор Фрейдиз. Если удобно, - Мистер Фор. Я кивнула головой. Говорить пока не буду. Хочу послушать его. - В твоем деле сказано, что ты тут почти год сидишь, - вкрадчиво начал он, словно боясь нарушить невидимую грань моего спокойствия. - Не расскажешь мне, как ты сюда попала? Я вновь кивнула, но ничего рассказывать не торопилась. Его спокойный голос снимал мою усталость. Я понимала, что если начну рассказывать, то у меня вновь начнется истерика, и тут мне уже вколют успокоительного, вновь унесут в камеру. - Ну же? - совсем не настойчиво, как обычно делают другие, попросил он.- Или ты не хочешь со мной говорить?Отрицательно махаю головой. - Хочу, - собственный голос кажется мне чужим и незнакомым. Нет в нем обычной истеричность и звонкости. Нет обычной визгливости, нет нотки издевательства и смешинки. Абсолютное спокойствие. - Тогда, давай начнем. Как ты сюда попала? - вновь повторил Доктор свой вопрос. - Мы грабили с Мистером Джеем химическую лабораторию, но как всегда помешал Бэтмен, - я тяжко вздохнула. - Мистер Джей, - это Джокер? - уточнил Доктор Фрейдиз. Я вновь кивнула. Поворачиваю немного голову и вижу окно. За окном светит солнышко, что удивительно для Готэм-сити. Такое редко бывает. - А какой сейчас месяц? - неожиданно для Доктора меняю тему, в тот момент, когда он кажется хотел спросить, что-то еще. - Май, - после недолгой заминки ответил Мистер Фор. - Май... - полушепотом вторю я. На лице расплывается легкая и непринуждённая улыбка. - Люблю конец весны. Все цветет, пахнет... - в голос закрадываются нотки грусти. Я то не вижу той красоты. И вряд ли ее отсюда увижу, даже если меня выведут во двор. - Согласен, - поддерживает тему Доктор. - Но в Готэм-сити совсем не то, что за городом. Леса намного красивее. - Возможно, - соглашаюсь я. - Давно не была в лесу... Вспоминаю уютный маленький домик Айви, в который она часто перебиралась, чтобы отдохнуть от города, от городских выхлопов и от людей. Иногда я наведывалась к ней. Долгими зимними вечерами, когда в Готэме совсем не остается растений и Плющик перебирается сюда, - поближе вечно к зеленым величественным елям, чтобы чувствовать себя комфортнее среди растений, - мы сидели с ней на большом мягком диване, распивая горячий травяной чай, который не совсем мне по вкусу. Делимся новостями, обсуждаем людей, иногда планируем налеты на ювелирные магазины, банки, ну или лаборатории и музеи, в которых вечно находятся какие-то яды и химикаты, нужные Рыжику. Мы с ней любили такие моменты. Тогда нам было хорошо и весело. - Харли, Вы не думали о том, чтобы встать на путь исправления? Вас бы в скором времени, возможно, отпустили, - проникает сквозь воспоминания в уши Харлин вопрошающий голос Доктора. - Нет, не думала, - пожав плечами отвечаю я. - Да и зачем? Примерным заключенным я быть не смогу долгое время, а потом станет еще хуже. - Ну, - Мистер Фор добро усмехнулся, - примерным заключенным может и нет. А вот примерной заключенной, - голосом он выделил окончание последнего слова, - сможете! Улыбаюсь. Все его слова такие легкие. Их не надо понимать, в них не нужно вслушиваться. Ты просто слышишь, - и все. И становится также легко на душе. - Любите шутки, - констатирую я. - Мистеру Джею это бы понравилось...- Он в тот день был с Вами? - Да... - Почему он вас бросил? - морщинистая рука тянется к диктофону и выключает его. Красная лампочка перестает гореть. - Он... - запинаюсь, пытаюсь придумать оправдание, но в голову ничего не лезет. - Всегда так делает? - будто спрашивая, - правильный ли ответ, - отвечаю я. Доктор кивает головой. - Значит это не первый раз? Были похожие случаи? Неуверенно кусаю губу. - Да, - словно клешнями из самой себя вытаскиваю такое простое словечко. - Тогда почему Вы с ним? - поправив толстую оправу очков, продолжает расспрос Доктор. - Потому что люблю, - обреченно шепчу я. Уверенна, по другому и не скажешь, по другому и не объяснишь. Но всем моим поступкам есть простое объяснение, - три слова, - потому что люблю. Любовь, - мой психический диагноз. Самый болезненный, в то же время и самый приятный. Мистер Фор глубоко вздыхает, словно сочувствует и жалеет меня. Тонкие пальцы снимают очки с прямого носа. Теперь открытые глаза смотрят на меня. Рука доктора исчезает под столом, шебуршит чем-то в кармане, потом вновь появляется над столом, - ладонь, сжатая в кулак, что-то таивший в себе. - Мисс Квинн, понимаю, что не должен этого делать, но уже год вижу, как Вы страдаете. Но мне кажется есть чем Вас обрадовать. Вопросительно смотрю на моего Доктора, совершенно не понимая всей сути происходящего. Мистер Фор разжимает кулак. Вижу на его ладони свернутый в несколько раз клочок бумаги, но не до конца понимаю, что это. Доктор Фрейдиз разворачивает, как мне казалось клочок бумаги, который на самом деле игральная карта. На лице расплывается широкая улыбка. Щеки болят, но я улыбаюсь. Я прекрасно знаю, кому принадлежит эта карта. И понимаю. что эта карта означает. Для меня, - путь к свободе. Для работников Аркхэма, - наказание за причинённую мне боль. Ведь только Мистер Джей имеет права делать больно своей игрушке. Ведь только он имеет право прикасаться к своей куколке ***До шести вечера я просидела в своей камере. С моего лица не сходила улыбка. Я могла только представлять момент долгожданной встречи. Надеялась, что он настанет совсем скоро. Но он не наступил не через день, не через неделю, не через месяц и даже не через два. Я совсем уныла. Улыбка насовсем пропала с моего замученного, исхудалого лица. Тень улыбки не появлялась даже в тот момент, когда Мистер Фор пытался угостить меня печеньем с чаем, или же пытался развеселить. Не знаю, можно ли так сказать, но Доктор стал моим другом и единственным развлечением в этом проклятом месте. Доктор Фрейдиз немного помог мне смириться с тем, что Мистеру Джею я не нужна. Понять то, что я всегда была обузой для него и, что сейчас он избавился от надоедливой влюбленно дурочки в моем лице. Док не говорил об этом прямо. Я делала выводы сама. И понимала, - эта правда. Сейчас я сидела в уголке своей камеры, обхватив руками колени и тихонько напевала песенку. За хорошее поведение, а точнее за его отсутствие с меня сняли смирительную рубашку и перевели в обычную камеру. Стены были из железных плиток. Пол, - обычный, бетонный, холодной. Одна стена стеклянная, пуленепробиваемая. К одной стене с помощью болтов и цепей прикреплена кровать, застеленная белыми накрахмаленными простынями. Неподалёку, к противоположной стене хитрым образом привинчена раковина. Я часто подумывала о том, что бы разбить раковину и осколком керамики перерезать вены, ну или артерию на шее. Но, сеансы с Доктором меня от этого оговаривали. Ну или почти... Навязчивая идея, - оно же как? Привяжется и никак не выгонишь из головы. И ходишь с этой идеей в голове, мучаешься, страдаешь. Но не сейчас. Сейчас, как уже упоминалось выше, я сидела в уголке своей тесной камеры и смотрела куда-то в никуда. Знаю, звучит абсурдно. Но ведь так и есть. Мой взгляд рассеивался за пределами стекла. Казалось, я смотрю куда-то в одну точку, но на самом деле я не понимал, на что я смотрю, куда я смотрю, зачем вообще смотрю. Я смотрела, но не видела. Не видела, как к камере подошли двое охранников. - Подъём, дамочка! - постучав по стеклу кулаком, хрипло проговорил тот, что был пониже и покоренастей, чем стаявший с ним и возвышавшийся на добрых полторы головы, охранник. - Время прогулки на свежем воздухе! Тот, который выше, с помощью пропуска-ключа открывает дверь. Оба охранника заходят в камеру. Понимаю, что если не встану, то новых ссадин мне не избежать. Медленно поднимаюсь с пола, подняв руки. Второй охранник странно ухмыляется, подходит ко мне, закручивает руки за спину и зацепляет на тонких белоснежных запястьях, сквозь которые отчетливо видно синие трубочки вен, по которым пульсирует кровь, наручники. Если бы не кости ладоней, наручники бы запросто свалились с моих рук. - Ну?! - вызывающе кидает через плечо коренастый, предоставляя право вести меня длинному. - Пошла, не стой столбом! Охранник, тот который высокий, подталкивает меня к выходу из камеры, я как тряпичная кукла, подаюсь вперед от малейшего прикосновения. По инерции. Сегодня воскресенье. Охранников и санитаров в "Аркхэме" меньше чем обычно. Один охранник позади, другой впереди. Если бы я захотела, я могла бы сбежать. Попробовать? Может и стоит, может и получится. Но зачем? В заброшенном луна-парке меня никто не ждет. Меня, в общем-то, нигде никто не ждет. Может быть, только Рыжик. Но зачем я ей? Я знаю, как только увижу ее сразу разрыдаюсь. А ей больно видеть мои слезы. Я это вижу в ее глазах. Нет, уж лучше буду здесь. Тут я никого не достаю, тут я никому не мешаю придумывать и выполнять злодейские планы. И здесь я не смогу причинить неудобство и боль единственной подруге. Так что, здесь для меня самое подходящее место. Уже не обращаю внимания на пялящихся на меня психов из-за стекол других камер. Не обращаю внимания и на серые длинный коридоры, с высокими потолками, - уже приевшиеся и надоевшие до твердого кома в горле. Вот меня грубо выталкивают в огражденный дворик "Аркхэма", в котором строго по кругу, в одной линеечке медленно вышагивают другие заключенные. Меня каким-то странным образом ?вбивают? в этот ряд. Знаю, что это будет продолжаться пол часа. Больше не дано. Идущие позади психи наступают на пятки, грубо толкают, поэтому приходится вышагивать круг за кругом. Чувствую себя так, будто прохожу девять кругов ада. Я шагаю, как безжизненная кукла, - еле-еле. На лице не возможно прочесть ни одну эмоцию. Я совсем ничего не чувствую. Я стала деревяшкой, - на двух ножках, пенек такой. Я очерствела. Я теперь - кукла. Такая, как он и хотел. Но его рядом нет. Мистер Джей наверное забыл о моем существование... Может, мне тоже пора забыть о нем?.... ***Прошел еще один год. И вот, я сижу в кабинете главврача. Тот перечитывает мое дело, делает последний осмотр, проводит заключительную беседу. Звонкий шлепок, и на моем деле стоит красная печать. "Здорова" - вызывающе повествует она. Мне мало в это верится. Но красная печать убеждает мой разум в обратном, и он нехотя, но принимает это. - Поздравляю, Мисс Квинзель, - поправив очки, радостно говорит Доктор Аркхэм. Конечно, ему радостно. Еще одно успешное дело в картотеке больнице. Когда теперь такое еще появится? Сдержано киваю головой. Пусть думает, что я здорова. Я-то знаю, - безумие не лечится. Выхожу из "Аркхэма". Прощайте, старые стены психушки, да здравствуй свободная и пустая жизнь. Не знаю, куда и зачем иду. Все равно идти мне некуда и я могу свободно подчиняться желаниям своего мозга. Понимаю, куда несут меня ноги только через полчаса. Останавливаюсь перед старым, заброшенным луна-парком. В горле встревает большой ком. Почему-то не горит привычными яркими и большими зелеными неонами вывеска "JOKER’S FANNIE LAND". Была не была. Но я должна увидеть его лицо. Может перед своей смертью, может в последний раз, но должна. Должна увидеть насмехающийся взгляд, полной ко мне ненависти и злости, ухмылку - едкую и сокрушительную. Ядовитую. Протискиваюсь вдоль старых коридоров лабиринта, стараюсь с точностью вспомнить, - где нужно поворачивать, куда лучше не стоит, если не хочешь попасть в смертельную ловушку. Вот, останавливаюсь перед нужной дверью. Обветшалой. С железной поверхности облупливается потухшая, когда-то ярко-желтая, краска. За дверью не слышаться голоса "псов", ни голоса мистера Джея. Не понимая, почему в змеином гнезде, в котором всегда царил шум и гам, веселье и анархия, теперь стоит тишина и уныние, открываю дверь. Та, тяжело скрипит, но все же поддается. Взору открывается небольшая развлекательная комната. Стол, возле него четыре стула: два опрокинуты, один повернут и поставлен на стол, последний стоит правильно, за столом, как и положено. На полу валяются газетные вырезки, листы со статьями из журнала. В углу комнаты валяется раздолбанный бильярдный стол, возле которых два кия, окровавленные, один сломанный, другой целый. По полу раскатаны бильярдные шары, несколько коробок из под динамита. Неподалеку от моих ног коробочка. Знакомая вещица. Таких у Мистера Джея много. Пинаю по яркой желтой коробке. Оттуда, почти сразу выскакивает клоун на поржавевшей пружинке, сдавленно смеется. Батарейки ели работают. Окислились. Смех заводной игрушки становится все грубее и тише и вот совсем затихает. Осторожно прокрадываюсь по полу, стараясь не наступать на вырезки из газет, вдруг что-то важное. Прохожу через следующую дверь, поднимаюсь по лестнице, которая хрустит под ногами, готова, кажется, проломиться при резком толчке. Вот, стою перед знакомой деревянной дверью. Она двухстворчатая, с обшарпанным лакированным покрытием и позолоченной ручкой. Глубоко вдыхая воздух. Становится не по себе. Слышу за дверью еле различимый шорох бумаг. Сердце трепещет, словно у школьницы на выпуском. Не знаю, что я чувствую и чего хочу. Просто увидеть, не больше. Большего не нужно. Нерешительно стучусь в дверь, но не дожидаясь ответа просовываюсь в дверь. ― Пирожок? ― проговариваю робко. Поворачиваюсь лицом к столу. Но вижу того, кого не ожидала совсем. Джонни Фрост курил сигарету, клубами выпуская дым, перетаскивая сигару из одной стороны рта в другую. ― Его нет, Харли, ― усталым, но крепким голосом отвечает Джонни. Он смотрит на меня с сочувствие и с жалость. А я не понимаю, почему его взгляд так глубоко проглядывает мне в душу. ― Тебя долго не было. ― Что произошло? ― пытаюсь удержать себя в рассудке, хотя на глазах почему-то наворачиваются слезы, а к горлу подкатывает большой ком горечи и желчи. Фрост тяжело вздыхает. Садится в кресло Мистера Джея, открывает ящик и достает оттуда газету. Бесформенный выпуск кидается на стол. Я подхожу ближе, на ватных, не гнущихся ногах. Выпуск был от четвертого августа поза-позапрошлого года. Получается через месяц после моего пребывания в "Аркхэме" ?Клоун-Принц преступного мира, - Джокер, - мертв?. Finita la Comedy... В ступоре смотрю на газету. Не могу вникнуть в суть написанного. Как-только мой мозг понимает, что произошло, из глаз начинают густым потоком течь слезы. Но взгляд бессмысленный и пустой. Опустошённый. Finita la Comedy... Слова газеты словно несколько свинцовых пуль, прошли через грудь прямо в сердце, прошли насквозь, оставив в нем несколько огромных дыр. Настолько огромных, что даже сердце не осталось. Finita la Comedy... Ноги уже не удерживают, а руки не способны опираться на что-нибудь. Медленно сползаю на пол прислонившись виском к холодной ножке стола. - Думал, ты знаешь. Я передавал тебе карту через старого знакомого. Там еще "Джокер" был, такой, черно-белый. В душевной агонии мне удается качать головой. На той карте был цветной "Джокер"... Фрост уходит, выбрасывая догоревший "бычок" на пол, понимает, что его компания мне ни к чему. Finita la Comedy... Начинаю смеяться. громко, истерично, визгливо. Смех срывается на хрип, а хрип перерождается в отчаянные рыданья. Он меня не забыл. Просто не мог прийти. Просто не мог... А я... Жалкая собачонка. Эгоистка... Кукла, нитки которой кукловод обрезал, разорвал связь с шарнирами, а две пары перекрещенных палочек выбросил. Куда-то в бездну. В темноту. Под шесть футов под землей. Одна кукла ничего не может. Все. Это ее конец. Куклу отобрали у хозяина, разделили их невидимой, но непреодолимой преградой... Всё... Конец... Finita.... Finita la Comedy