Somebody to. Чживон, Чжунхэ, Юнхён. (1/1)

- Рыцарское время - очень странное время, - выдает Юнхён, захлопывая книжку. Чживон считает, что это Юнхён с такими мыслями вслух странный, но молчит тактично. Кому-то для нервной разгрузки надо уматывать на детские площадки в неминучих неменях, чтобы писать там стихи, кому-то жрать как слон, а потом блевать в туалете, кому-то читать классическую европейскую литературу... нет, Юнхён, всё-таки, самый странный. - Иногда складывается впечатление, что для рыцаря главное, чтоб было за кого сдохнуть. За короля там, за родину, если была война, если не было - за даму. Больные. А вот это уже не честно. У Чживона дергается под ребрами то, что уже тысячу лет не дергалось. Чживон прошел через столько дерьма, столького добился. И вот это подленькое "somebody to die for" казалось бы, с кем угодно, но не с ним, оставим наивным идеалистам и, мать его, спасибо, Юнхён, рыцарям. - Почему? - голос Чжунхэ из-за спины как наждачкой по позвоночнику, - что плохого в том чтобы иметь что-то значимое в жизни, за что и умереть не жалко? Он так не думает. Сам он не думает. Это в нём мог бы хмуро говорить Ханбин, но не сам Чжунхэ. Чжунхэ лезет просто потому что ему скучно и он по натуре своей сука та ещё: есть возможность доебаться до кого-то - грех не воспользоваться. Чживон морщит нос. Сука ты, Ку Чжунхэ. Юнхён дискутирует с ним. Очень по-взрослому, очень цинично и спокойно, так как только он и умеет. Чжунхэ нравится, у него такое выражение лица, будто интеллектуальный оргазм. У Чживона внутри шевелится что-то резонансом, улыбнуться хочется. Такой Чжунхэ ему даже нравится. Даже больше чем тому же Ханбину или Чжинхвану. Чживон, конечно, лучше собственный язык проглотит, чем в этом признается, но. Рыцарское время - очень странное время. Чживон не рыцарь. В это он верит с упрямством, достойным лучшего применения. А если бы и был, то был бы рыцарем для Ханбина. Как там? Отдать жизнь за своего короля? Ага, с радостью. Он помнит этот момент (задокументированный в шоу, при желании можно ткнуться посмотреть на себя хрупкого какого-то слишком и ведомого Ханбином), когда они выбирают третьего сожителя в комнату, и Ханбин шепчет ему на ухо "Чжунхэ". Помнит, что не протестует, хотя вот честно, лучше бы это был Чжинхван. Мелкий наседка-хён, которому так хорошо было утыкаться лицом в плечо, когда больше не было сил, когда тоска по матери грызла изнутри и выворачивала наизнанку, до злых слёз. Чжунхэ смотрит на них напряженно, сам не верит оглашенному приговору, радуется почему-то страшно, улыбается глупо и по-детски. Чживону он тогда впервые невольно настолько нравится. Так что внутри нехорошо. Неправильно. Как быть не должно. Только не с Чжунхэ. - Нам не неловко друг с другом, - фыркает Чжунхэ на камеру презрительно, - да, хён? - Да, - говорит Чживон, а Чжунхэ для него самый неловкий человек на планете и, пожалуйста, только держись от меня подальше, я тебя умоляю. Так будет лучше для всех. - ...с прекрасными дамами вообще бред какой-то, - Юнхён морщит нос, - не жены, абстрактно недосягаемые леди, которым посвящать красивые поступки, победы на турнирах, песни, вздохи. Долбанный романтический идеал. Идеалистический идеал, не побоюсь тавтологии... Юнхён достал, правда. - То есть, если никакого профита - то это дерьмо бесполезное? - Чжунхэ ухмыляется ядовито. - Не в профите дело, - Юнхён вздыхает, - эта идеалистичная любовь такая фальшивая. Чжунхэ выглядит обескураженным, а Юнхён добивает его ехидно: - Это как ты воешь чувственные баллады, посвящая фанаткам. Чжунхэ вспыхивает и ещё полвечера орет, что он, вообще-то, совершенно искренне посвящает и воет свои баллады прочувствованно, и вообще, что за переход на личности. Юнхён просто издевается, просто потому что дразнить ужасно гордого и заносчивого Чжунхэ прикольно. Чжунхэ такой слоненок доверчивый, что правда – прикольно. Но у Чжунхэ рана во всю гордость и обида до небес и обратно. Чживону так страшно хочется его обнять, что пальцы больно. Утром Чжунхэ режется пока бреется, и из ванной на всю квартиру такие маты-перематы летят, что сонно тупящему в потолок в ожидании своей очереди Чживону искренне смешно. А потом в пустую черепную коробку прилетает мыслью: из Чжунхэ откровенно так себе дама сердца. Просто посвящать свою победу, песню, жизнь или смерть даме, которая закладывает такими конструкциями… Он от этой мысли дергается внутри, и просыпается окончательно резко. Такое странное не-рыцарское время. Из Чживона тоже так-то дерьмовый рыцарь. Даже если за Ханбина. Но почему-то хочется вдруг, наверное, ошметками сна, чтобы ?somebody to die for?. Чтобы Чжунхэ. Глупая тоска по чему-то светлому.