Заплутавший (1/1)

— Трахни меня.В плавящихся карамелью глазах – откровенная провокация, и у Джина звенит в ушах от одного вида неотрывно смотрящего в упор Каме. Внутри крылышком бабочки щекочет тёмное, запретное, посылающее мурашки от кончиков пальцев до стоп. Он нервно оглядывается и неосознанно делает шаг вперёд. — Трахни меня. Голос совсем тих, с отчётливо севшими нотками, а кончик языка бесстыдно скользит по пересохшим губам. Джин мечтает смять их поцелуем, но остатки благоразумия продолжают противиться безумию. Снаружи полдень, в агентстве полно людей – не самое лучшее время и место для затеянных Каме игр. — Трахни меня. Лицо Казуи неожиданно оказывается совсем близко, и дуновение обжигающе горячего дыхания на коже срывает остатки тормозов. Джин берёт инициативу в свои руки и резко вталкивает Каме в ближайшую дверь, захлопывая её за собой и на всякий случай подперев первым попавшимся под руку стулом. Момент нерешительности пройден, и сейчас внутри кипит дерзкая решимость, а насмешливые искорки в обращённом на него взгляде лишь укрепляют её.Несколько шагов в странном подобии танца – и Казуя зажат между жалобно пискнувшим роялем и распалённым им же самим Джином. Скрипит кожа брюк от соприкосновения с гладкой поверхностью, а нетерпеливая рука пробегается беспрепятственно от полусогнутого колена к паху. Жарко, откровенно, дерзко. Хочется всего и сразу, и чопорный антураж выбранной случайным образом комнаты лишь способствует желаниям. Отполированная крышка рояля так и манит, и он толкает Каме в грудь, ощущая под ладонью вибрирующий глубоко внутри смех. И откуда у засранца подобные повадки? Идеальнее места и не придумать, и лишь задеваемые время от времени клавиши рояля жалобно всхлипывают от их беспорядочных телодвижений, словно аккомпанемент наполнившим тишину сорванным вздохам. Они жадно целуются, путаясь в пуговицах и застёжках и буквально впечатываясь друг в друга, ведомые сжигающим самумом напряжением. Каме протяжно стонет на пике, и Джин отвечает ему упругим выдохом, наконец отпуская ведшую его жажду. Стекает на пол, бросает по сторонам затуманенный оргазмом взор и… просыпается. — Чёрт, — роняет он в пустоту то ли с раздражением, то ли с досадой, убедившись в полном одиночестве своих бесстыдных видений. Отбрасывает прочь впечатавшиеся в помятую щеку нотные листы, кривится едва заметно от тоненько скрипнувшего под локтем рояля – уснуть здесь не самая лучшая мысль. Кажется, на коже остались не только контуры клавиш, но и чужие прикосновения. Ноздри всё ещё жадно втягивают аромат того, кто недавно приходил к нему во сне. Казуи здесь нет, да и быть не может, но в сонной тишине разлито ощущение странной общности. Они давно не вместе, но он всё равно рядом.