ИНТЕРМЕДИЯ I (1/1)

Музыка: Discoloration — Над пропастью надежды Я открыл глаза — округу почти привычно затенял мрак, отсекая от внимания всё лишнее. Под ногами тоже ничего не было. Я ухмыльнулся — это мы уже проходили. Ощупал рукой грудь, горло — тут я был цел, ничего не болело и не тревожило меня. Передо мной стоял тяжёлый стол, покрытый потемневшим от времени лаком. Незанятый стул стоял с моей стороны — напротив, в вычурном и чёрном, как космос, троне восседала фигура, настолько плотно обёрнутая во тьму, что было видно одно лишь лицо: бледная, застывшая в угрюмой отрешённости маска. Даже мертвенно бледные губы не шевелились, не выказывая ни единого признака жизни на неподвижном лице. Я подошёл к столу, молча сел — на столешнице стояла большая шахматная доска с ещё незаконченной партией — белыми фигурами ко мне, чёрными к мрачному игроку. Рядом лежали битые фигуры и стояли монументальные песочные часы: стеклянный сосуд умопомрачительной формы в грубой тяжёлой оправе. Верхняя половина уже опустела — песок весь был внизу. И лишь едва заметная его ниточка застыла в неподвижности, чуть-чуть не долетев до вершины песчаного холмика, выросшего в нижней стекляшке. — ЗДРАВСТВУЙ. НО НЕ ПОЙМИ МЕНЯ БУКВАЛЬНО — Я УВАЖАЮ КОРПОРАТИВНЫЕ ПРАВИЛА, И ЭТО НИ ЧТО ИНОЕ, КАК ПРОСТАЯ ВЕЖЛИВОСТЬ, — поприветствовал меня странный человек необычно низким и тяжёлым, забирающимся в самую душу голосом. Человек ли? — Вовсе нет. — Спасибо. Это тоже простая вежливость. Общаться с порождением своего угасающего разума — невеликая радость. Но привет тебе, Вежливая галлюцинация. — МНОГИЕ ТАК МНЕ ГОВОРЯТ. — Да, конечно, — нервно хмыкнул я. — Что это за доска? — ЭТО ТВОЯ ДОСКА. ТЫ НА НЕЙ ХОДИЛ. — Не помню такой. И я не двигал на ней фигуры. — ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. НЕ ОТРИЦАЙ СВОИХ ДЕЙСТВИЙ. ВЕДЬ ВСЕ ТВОИ ХОДЫ ЗАПИСАНЫ. — Он достал из-за пазухи свиток и передал его мне. — Но это идиотские ходы! — Я развернул пергамент и пробежался по строчкам, сверяясь с безрадостной ситуацией, сложившейся на чёрно-белых полях. — Я бы так никогда не стал ходить! — ЛЮДИ НАЧИНАЮТ ЦЕНИТЬ СВОЮ ЖИЗНЬ ТОЛЬКО ПОСЛЕ ТОГО КАК ПОНИМАЮТ — ИХ ВРЕМЯ ВЫШЛО. — Он постучал по опустевшим песочным часам тонким, плотно затянутым в чёрную кожу перчатки пальцем. — Постой! — взмахнул я руками. — ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. МОЁ ВРЕМЯ НЕОГРАНИЧЕННО, НО ЕСЛИ ТЫ ДУМАЕШЬ, ЧТО МНЕ ДОСТАВЛЯЕТ УДОВОЛЬСТВИЕ СЛУШАТЬ ВСЁ ВРЕМЯ ОДНО И ТО ЖЕ, ТО ТЫ ОШИБАЕШЬСЯ. ТЫ НЕОРИГИНАЛЕН. — А как насчёт того, чтобы я сделал ещё ход? — ТЫ ЕГО УЖЕ СОВЕРШИЛ. ТЕПЕРЬ МОЯ ОЧЕРЕДЬ. — Я проверю список? — Я углубился в свиток. Ходы были записаны от руки: чернилами. Мелкими, выверенными буквами. Каллиграфический почерк фиксировал каждый шаг. — ТАМ ВСЁ, — бесстрастно сказал Ангел смерти. Немигающий взор бездонных чёрных глаз упёрся в меня, ожидая ответа. — Нет, не всё, — возразил я. — Я ещё не сделал свой последний ход. — ВСЕ ТАК ГОВОРЯТ. И, КСТАТИ. ПОСЛЕДНИЙ ХОД ВСЕГДА ДЕЛАЮ Я. — Боюсь, что список не верен, — сказал я, пролистав до конца свиток. — ОТЧЕГО. СПИСОК ВЕРЕН. МОЙ ХОД — И ТЕБЕ МАТ. Рука уже была занесена над фигурой. Одно движение, и король будет посажен в темницу, а затем публично обезглавлен. — Нет, не мат. — Я развернул свиток и показал его Смерти. — Посмотри, как записаны мои ходы вот отсюда. Надписи вот с этого хода, — я указал на рокировку, — идут справа налево. Зеркально отражены. Так не по правилам. — ПРАВИЛА? ТЫ ГОВОРИШЬ О ПРАВИЛАХ? — Совершенно верно. Видишь ли, я не могу играть сейчас на такой доске. Она неверно отображает ситуацию. — ПОЧЕМУ, ИЗВОЛЬ СКАЗАТЬ? — Позволь, я покажу. — Я взял ладью на A5 и переставил на H5, затем начал монотонно переставлять все прочие свои фигуры, отражая их место положения относительно оси, пролегавшей посреди доски. Между ?D? и ?E?. — Теперь верно, — сказал я довольно, передвинув последнюю белую фигуру. — МНЕ НУЖНО ОБДУМАТЬ СЛЕДУЮЩИЙ ХОД. — Ангел смерти перевернул часы, и песок потёк вниз. Но как-то странно, крутясь и двигаясь словно наискось. — Ты не мог бы ответить на один вопрос, пока раздумываешь над следующим своим ходом? — спросил я пугающего собеседника. — НЕТ, НЕ МОГ — ВЕДЬ ТЫ ЕГО ЕЩЁ НЕ ЗАДАЛ, — ответил он мне всё тем же пробирающим до дрожи голосом. Но теперь в нём сквозило жуткое раздражение. — НО МОГУ ПОПРОБОВАТЬ ОТВЕТИТЬ СЕЙЧАС, ЕСЛИ ТЫ ЕГО ВСЁ ЖЕ ЗАДАШЬ. В БУДУЩЕМ. Он звякнул пальцем о верхнюю склянку песочных часов, словно показывая, когда это произойдёт. — ХММ… — хмыкнула жуткая фигура, — Я ТАК МНОГО ОБЩАЮСЬ С КЛИЕНТАМИ, ЧТО ПОДНАБРАЛСЯ ЭТИХ БЕСПОЛЕЗНЫХ СЛОВ. ?СЕЙЧАС?. ?В БУДУЩЕМ?. ВЫ, СМЕРТНЫЕ СУЩЕСТВА, ВЕСЬМА ВОЛЬНО ОБРАЩАЕТЕСЬ СО ВРЕМЕНЕМ. БУДТО ИМЕЕТЕ НАД НИМ ХОТЬ КАКУЮ-ТО ВЛАСТЬ. НЕТ НИКАКИХ ?ЕСЛИ БЫ? — ЕСТЬ ТОЛЬКО Я, — сказал он гулким голосом, словно задвигал тяжёлую крышку гранитного саркофага. — И как долго будет длиться эта партия? — ДО ТЕХ ПОР ПОКА НЕ ЗАКОНЧИТСЯ. — Он вновь перевернул часы. — ЭТОГО МНЕ ХВАТИТ. — Там совсем немного, — осторожно пожаловался я, взирая на то, как песок стремительно ссыпается вниз. — ЭТО ОТНОСИТЕЛЬНО, — громогласно заявил Ангел смерти и щёлкнул своими длинными паучьими пальцами. Песчинки послушно воле моего собеседника замерли, струйка, казалось, застыла — неподвижно зависла в часах, — И ТЕМ НЕ МЕНЕЕ ОНИ ПАДАЮТ — ЭТО НЕИЗБЕЖНО. — Мой вопрос — раз ты согласился на него ответить. Как долго будет идти партия, если число клеток будет стремиться в бесконечность? — УТОЧНИ ЧИСЛО ФИГУР. ТВОЙ ВОПРОС ЛЕЖИТ ВНЕ ПРЕДЕЛОВ ФОРМАЛЬНОЙ ЛОГИКИ. — Потому я его и задаю. Кому как не тебе знать о бесконечности. — Я ЗНАЮ. НО ЛЮБАЯ ИГРА ЗАКАНЧИВАЕТСЯ. — И всё же? — Я НЕ ОПЕРИРУЮ ПОНЯТИЕМ ?БЕСКОНЕЧНОСТЬ?. Я ЗАНЯТ КОНЕЧНЫМИ ВЕЩАМИ. — Неужели? — БЕСКОНЕЧНОСТЬ — ЭТО ПРОСТО. СЛОЖНО ТО, ЧТО ИМЕЕТ НАЧАЛО И КОНЕЦ. Я взял руки тяжёлую и холодную склянку. Свет застывал, искривляясь и пульсируя в сложном искажении, где-то в устье песочных часов. Стекло было неровным, выгнутым, словно попало под струю жаркого пламени — сосуд расщеплял свет, создавая внутри себя крохотную радугу. Немного цвета в чёрно-белом мире. Я заворожённо развернул пространство, мысленно разгибая кольца света — ох, не всё так просто! — Не люблю застой — люблю движение, — весело сказал я. Встряхнул её, и песок вновь заструился. Но при этом число песчинок в нижней половинке убавлялось, а в верхней же — росло. — ЧТО-ТО НЕ ТАК, Я МОГУ ПЕРЕСЧИТАТЬ КАЖДУЮ ПЕСЧИНКУ, ЗАКЛЮЧЁННУЮ В ЭТОТ ГЛУПЫЙ СОСУД, НО ОНИ ДВИЖУТСЯ НЕ В ТОМ НАПРАВЛЕНИИ. ВСЁ БЫЛО В ПОРЯДКЕ, ПОКА ТЫ НЕ ЯВИЛСЯ СЮДА! СМОТРИ: ЧАСТЬ ПЕСКА ДВИЖЕТСЯ ВВЕРХ. ТАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ, — громогласно заявил Ангел смерти. — Искривления пространства, — пожал я плечами. — Должно быть в этой вселенной такое в порядке вещей. — Я НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ ИХ ПЕРЕВОРАЧИВАТЬ. ТЫ ПОСТАВИЛ МЕНЯ В НЕЛОВКОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. ВСЁ ШЛО ТАК, КАК НУЖНО, ПОКА ТЫ НЕ СБИЛ МЕНЯ С ТОЛКУ С ЭТОЙ ДОСКОЙ. МОШЕННИК. — Смерть в неловком положении… — я развёл руками. — И я не вижу чего-либо, в чём следовало бы раскаиваться. — ВПРОЧЕМ, МНЕ НЕ ИЗВЕСТНЫ СЛУЧАИ, КОГДА КЛИЕНТ ПРОПУСТИЛ НАЗНАЧЕННУЮ СО МНОЙ ВСТРЕЧУ. ЕСЛИ ЭТО ПРОИЗОШЛО, ТО ТАК ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ, — решил Смерть. Фигура облокотила бледный подбородок на кожу перчаток, уставившись своим немигающим взором на стекло сосуда. — С этим не поспоришь. Тебя ещё что-то беспокоит? — ЧТО-ТО? СЛУЧАЕВ, КОГДА Я ПОБЕСПОКОИЛ КОГО-ЛИБО БЕЗ ДОЛЖНОГО НА ТО ПОВОДА, Я ТОЖЕ ПРИПОМНИТЬ НЕ МОГУ. ЭТО НЕПРАВИЛЬНО. — Привыкай. Там, откуда я и эти часики родом, такое случается постоянно. Кстати, а почему шахматы, коль скоро ты не скажешь мне ничего о бесконечности? — ОНИ ПРЕДСКАЗУЕМЫ. И Я НЕ ЛЮБЛЮ АЗАРТНЫЕ ИГРЫ. — Кстати, а где твоя коса? — не смог я не спросить Смерть. Может и глупо — но я так её и не увидел. — КОСА? — маска, лишь напоминавшая человеческое лицо, вперила в меня чёрные провалы глаз. — Я ПОХОЖ НА РЕТРОГРАДА? Я указал взглядом на раритетно выглядевшие песочные часы. Уж они-то точно выбивались из всего антуража. — УЖАСНО НЕТОЧНОЕ АНАЛОГОВОЕ УСТРОЙСТВО, ОНО НЕ ОТСЮДА — ТАКЖЕ КАК, ВПРОЧЕМ, И ТЫ САМ. ПО ПУТИ СЮДА С НИМ ЧТО-ТО ПРОИЗОШЛО, И ТЕПЕРЬ ОНО ОБМАНЫВАЕТ МЕНЯ, — недовольно и оттого ещё более жутко прогрохотал голос. — ПОЭТОМУ САМ Я ПОЛЬЗУЮСЬ АТОМНЫМИ ЧАСАМИ — ТЕРПЕТЬ НЕ МОГУ РАБОТАТЬ С НЕ ЛИЦЕНЗИОННЫМИ ЖИЗНЕИЗМЕРИТЕЛЯМИ, ДАЖЕ НЕ ПРОХОДИВШИМИ ЗДЕСЬ УСТАНОВЛЕННОЙ ПРОЦЕДУРЫ ПОВЕРКИ. — Зато нагляднее: Прошлое, Настоящее, Будущее — сама метафизика времени отражена этими часами. Аналоговая структура не только придаёт наглядности процессу, имеющему начало и конец, но и удаляет его от грубого, физического способа измерения времени. От того, где есть оси и точки отчета — стрелки и циферблаты, точно рассчитанное будущее и измеренное прошлое. Здесь же ясно видно самое главное: Сейчас, стремительно бегущее из Будущего в Прошлое, — сказал я, рассматривая падающие и кружащиеся в вихре песчинки. Частички самого времени. — СЛОВА. У ТАКОЙ КОНСТРУКЦИИ ЕСТЬ НЕИЗБЕЖНОЕ РАСПРЕДЕЛЕНИЕ ПОЛЯ ВЕРОЯТНОСТИ — НИКАКОЙ ТОЧНОСТИ, СПЛОШНАЯ АБСТРАКТНАЯ НЕОПРЕДЕЛЁННОСТЬ. ОТВРАТИТЕЛЬНО, — прогудел Смерть. — ЧТО НАСЧЁТ КОСЫ, СМЕРТНЫЙ… ДА, ЕСТЬ ЕЩЁ НАСТОЯЩИЕ ФАНАТЫ РЕМЕСЛА... Я ИСПОЛЬЗУЮ БОЛЕЕ ЦИВИЛИЗОВАННЫЙ ИНСТРУМЕНТ. — В руках Смерти загорелся слепяще-белый клинок светового меча. Затем погас. — ХОТЯ МНОГИЕ МОИ КОЛЛЕГИ ДАВНО УЖЕ ОБЗАВЕЛИСЬ ЦЕЛЫМИ КОМБАЙНАМИ. Я ТОЖЕ РАЗДУМЫВАЛ НАД ТЕМ, ЧТОБЫ ПРИОБРЕСТИ АРМИЮ ДРОИДОВ — ПОСЛУШНЫЕ ИНСТРУМЕНТЫ, МНОГО, ПОД СТАТЬ НАСЕЛЕНИЮ ЭТОЙ ГАЛАКТИКИ. НО ЭТО УЖАСНО ГРУБО… СТАВИТ ПОД СОМНЕНИЕ САМУ СУТЬ РУЧНОЙ РАБОТЫ… НЕ МНОГОВАТО ЛИ ВОПРОСОВ ДЛЯ ТОГО, КТО НАХОДИТСЯ В ТВОЕЙ СИТУАЦИИ? — Ты сам сказал, что не испытываешь проблем со временем. — ТЕПЕРЬ МОГУ НАЧАТЬ. ТВОЕЙ МИЛОСТЬЮ. ТЕБЯ НЕ ДОЛЖНО БЫЛО БЫТЬ ЗДЕСЬ. ТЕБЯ ВЫРОНИЛИ. — Выронили? — КОГДА-НИБУДЬ ТЕБЕ ОБЪЯСНЯТ. НЕ Я. Я НЕ ЗНАЮ, КТО. — Почему не ты? Почему ничего не хочешь мне говорить, а постоянно увиливаешь? Вдруг, ты хотя бы знаешь, зачем это? — Я показал выжженный пульсаром знак на левой руке. — НЕТ. — Ты хоть что-то знаешь? — расстроился я. — У МЕНЯ НЕТ ЗНАНИЙ. — А может, ты скрываешь всё от меня? — У МЕНЯ НЕТ НИКАКИХ ТАЙН. — Тогда этот разговор лишён смысла. — ЕСЛИ ТЕБЕ НАДОЕЛО ЗАДАВАТЬ ВОПРОСЫ — ВОЗВРАЩАЙСЯ. Я БУДУ ИДТИ ПО ТВОЕМУ СЛЕДУ. ВСЕГДА. — Я счастлив это услышать, — сказал я с дрожью в голосе. — ДО ВСТРЕЧИ.