Глава LII. (1/1)

Волнения Золотого Замка быстро перешли на столицу. ?Секретная? информация о надвигающемся походе на границу с Домом Серебра галопом мчалась со шпионами во все стороны света. Было всего два дня, чтобы передать или продать новость тем, кто в ней заинтересован. Однако никакая лошадь не была в состоянии мчаться столь быстро. К моменту, когда Вильгельм получил бы послание от своих ищеек, войска Золотого Дома были бы уже в пути. Но пока оставалось время, каждый пытался урвать больше золота. Надвигающаяся война двух государств должна была затронуть всех от мала до велика. И только один человек, который по воле судьбы оказался в самом центре развивающейся распри, всей душой желал мирного разрешения конфликта. Он не мог просить о продлении мирного договора напрямую, да и какое право он имел перечить воле Короля? Но всем своим существом Скараби пытался передать Эдмариону свое чувство тревоги. Он боялся не столько за свою жизнь или жизнь солдат, сколько был в ужасе от количества невинных жертв, которое повлечет за собой эта жестокая и совершенно бестолковая (по его скромному мнению) война. Вопреки всем стараниям Полководца, молодой Король был все больше взволнован предстоящим походом. В нем все пылало азартом и жаждой новых свершений и завоеваний. И сколько бы раз Скараби ни говорил о смертях простого народа, Эдмарион оставался глух. Политика королевств требовала радикальных мер, и Король военной Империи видел лишь одну из них. А время ускользало. Оно сыпалось сквозь пальцы, сколько бы Скараби ни пытался его задержать. Оставалось чуть более суток до выдвижения, и, конечно, это время Скар всем сердцем желал провести с Эдмарионом, наивно надеясь, что каким-то чудом сможет повлиять на решение правителя. Или утром их разбудит слуга с посланием из Дома Серебра о возврате долга или добровольном соглашении о передаче земель. Конечно, все это были утопические мечты и не более. Оставалось лишь насладиться обществом Короля и быть готовым к тому, в чем Скараби никогда в жизни не хотел участвовать ни при каких обстоятельствах. —?Скараби,?— голос Эдмариона вдруг показался Полководцу непривычно мягким. Словно Король, наконец, почувствовал его тревогу и испытал за это вину. Вину Эдмарион действительно ощущал, но совершенно по другому поводу. Скараби слабо улыбнулся и подался вперед для поцелуя. Эдмарион ответил на ласку и нежно провел костяшками пальцев по щеке мужчины. Было невозможно представить момента хуже, чтобы рассказать о своих грехах, но Эд больше не мог молчать. —?Я должен тебе кое-что сказать,?— тихо выдохнул Король. Арианец в этот момент сидел на парне и лишь опустил взгляд, надеясь, что услышит то, чего желала его душа. —?Я… я… ты знаешь, я впервые чувствую вину за это… и никогда более не посмею совершить такого,?— избежав истины, Эд стал искать оправдания, которых не существовало. —?Пойми, мне очень плохо, я сожалею, я… —?Еще не поздно все исправить,?— ответил он, про себя даже не поверив, что Эдмарион действительно способен оправдываться за желание развязать войну. —?Это уже произошло… —?с сомнением ответил Король, заглянув в глаза любовника. —?Но этого больше не случится. Раскаяние, наконец, взяло над ним верх. Холодный голубой взгляд Короля вдруг стал заискивающим и настолько виноватым, что Скараби вдруг засомневался, а правильно ли он понял суть их разговора? Внутри у Полководца все вмиг сжалось от нехороших предчувствий, которые в силу его переживаний все еще крутились вокруг военного похода. ?А не отправил ли он Ясона с армией в эту ночь???— вдруг подумалось ему. Ему было не столь важно, какой ущерб понесла бы его репутация при таком раскладе, но все же такая мысль возымела двойной эффект радости и огорчения. —?О чем Вы? —?нахмурился Скараби и выпрямился в спине. Сейчас столь интимная поза смущала и явно не располагала к серьезному разговору. Арианец хотел хотя бы сесть рядом, но Эдмарион с силой сжал бедра мужчины, не дав тому сдвинуться с места, и Скару пришлось хотя бы прикрыться шелковым покрывалом. —?Я готов поклясться, что больше такого не будет… ты для меня единственный. Я никогда прежде не чувствовал ничего подобного. Я… —?Мой Король,?— уже серьезно начал Полководец,?— что все это значит? Все недобрые предчувствия Скараби совершенным образом соединились в отвратительном чувстве, которое холодом сжало солнечное сплетение, а затем разлилось жаром в висках. Мысли о военном походе, о его репутации, о репутации самого Короля и всей Золотой Империи вдруг вылетели из круга его внимания. Истинный смысл слов Эдмариона с запозданием все же пробился в разум мужчины и прочно стал там обосновываться. —?Я не был верен тебе,?— все же выдохнул Эд и опустил взгляд, но потом резко посмотрел в глаза мужчины,?— но лишь раз! Признание обрушилось на Полководца слишком неожиданно. В голове даже промелькнуло сожаление, что тема извинений все же была далека от войны. Да и что эта измена значила в сравнении с ужасной войной?! Однако же Скараби не смог взвалить на чашу своих терзаний меньше груза, и чаша волнений о походе вдруг взмыла вверх, став слишком ничтожной перед личностным предательством того, ради кого он готов был снести любые невзгоды жизни! —?Скар… —?спустя паузу неловко продолжил Эдмарион, все еще пытавшийся углядеть в глазах Скараби прощение,?— это так терзает меня, я не могу этого выносить. Я и вообразить не мог, что все так обернется… Арианец даже не пошевелился. Он словно замер в этой неловкой позе, только его светлые брови все же двинулись вверх. В этой мимике Король углядел даже какую-то усмешку, хотя каре-зеленый взгляд Полководца с каждой секундой выражал все больше осуждения. Было слишком тихо для реакции на эту новость. Эдмарион ждал бурного скандала, хотя и не переносил все эти яркие выяснения отношений, но Скараби сохранял молчание и вряд ли желал оправдать ожидания Короля. Впрочем, оцепенение Скараби длилось всего пару мгновений, хоть Королю и показалось, что прошла целая вечность, которая заставила Эдмариона практически физически ощутить терзания совести. —?Вы не могли вообразить… —?сжато выдохнул Скар, почти высмеяв слова Короля своей интонацией. —?Откуда Вам было знать, что Вас так сильно будет мучить совесть? Или, в конце концов, что она вообще у Вас есть! Не могли вообразить! —?вновь повторил он, с горечью понимая, что от обиды готов оправдать любое подозрение на скандал. —?Но если бы Вы знали об этом, то, конечно, остались бы верны. А вот если нет, то что же? Повторяли бы это с завидным постоянством, держа меня в неведении? Я верно растолковал Ваши слова, мой повелитель? —?последнее вырвалось у мужчины с непростительным сарказмом, которое оправдывалось лишь бурей его негодования. Кшатрия почти трясло от обиды, ревности и какой-то омерзительной несправедливости. Ему невдомек было восхититься тем, что Король соизволил раскаяться в своем грехе, что прежде разгульный образ жизни царствующего повесы был всеми принят и никогда любовниками не возбранялся. Слова Эдмариона почти кричали о раскаянии, Король был в шаге от клятвы в верности (а смог бы он ее сдержать?), но Скараби вряд ли становилось от этого легче. Разве он не обласкан Королем свыше всех других? Да только любую ласку и всевозможные блага, которые давала ему милость Короля, Скараби готов был обменять на обычную человеческую верность, которая вымирала в этом алчном мире, как крысы дохнут от чумы, успевая заразить ею все, к чему прикоснутся. Причина его негодования и обиды, от которой щипало глаза, заключалась лишь в том, что он в своем сердце все еще бережно хранил такое умение, как верность. Он никогда бы не позволил себе предать Эдмариона не потому, что мог лишиться головы за измену, а потому что чтил их связь и любил его. Он вот как раз и не мог вообразить, как, говоря о любви, можно смотреть и желать кого-то еще?! Разве не слеп становится человек, когда действительно любит? Но Эдмарион был все еще зрячим, он мог смотреть по сторонам, мог себе позволить увлечься кем угодно! И при этом смел говорить о столь новом для него чувстве, о любви?! Что за гнусная ложь! Все это было в представлении Скараби нечестным и несправедливым и в момент отвратило его от желания провести с Королем свои последние часы перед походом. —?Скараби, я… —?тяжело выдохнув, вновь попытался объясниться Эд. —?И теперь,?— перебив Короля, продолжил кшатрий. —?Вы решили рассказать мне правду. Рассказать правду, чтобы Вам стало легче,?— закончил Скар, прикрыв каре-зеленые глаза. ?Возможно, он рассказал правду лишь потому, что был уверен, что рано или поздно до меня дойдут слухи. Во дворце всегда так. Рано или поздно любой секрет становится достоянием общественности. Он уже почти изменил однажды. Но по воле случая вмешался я. И, возможно, этот разговор случился бы намного раньше… не пойдя я в тот день на обход?,?— пронеслось в голове Скара, и парень болезненно поморщился. —?Скар, я правда казню себя за это! Ты даже не представляешь, что я чувствовал все эти дни! Но я уже не могу изменить того, что произошло!.. —?парень все же присел и попытался обнять любовника, но его попытка была предупреждена. —?А Вы даже не представляете, что я чувствую сейчас,?— болезненно улыбнулся кшатрий, не дав Королю проявить свою ласку. —?Но спасибо. Спасибо, что выполнили мои просьбу. —?Твою просьбу?.. —?Я просил рассказать мне, когда я перестану быть единственным. И Вы это сделали. Я благодарен Вам за это. А теперь… теперь прошу отпустите меня,?— сухо попросил Скар (хоть по его глазам и было видно, что он сильно переживал из-за состоявшегося разговора) и попытался подняться с Эдмариона. —?Постой,?— проговорил Эд и все же обнял мужчину, остановив его. В это мгновение Скараби стало поистине мерзко: сейчас ему были неприятны прикосновения любовника, а от того, что он его удерживал (причем в такой позе), становилось еще хуже. —?Отпустите. Меня,?— с нажимом отозвался Скар и серьезно взглянул в глаза Королю. —?Вы делаете мне больно,?— добавил арианец, точно зная, на что сейчас нужно давить. Эдмарион продолжил смотреть кшатрию в глаза, совершенно не зная, что ему нужно было сделать сейчас, чтобы получить прощение от разочаровавшегося в нем любовника. ?Он знал, что я уезжаю. И поэтому рассказал все лишь после близости. Он знал, что если он расскажет об этом в начале, то ничего не сможет получить от меня. Умно?,?— со злостью подумал Полководец и вновь приподнялся, только теперь это сделал рывком и приложил больше сил. На этот раз Король убрал руки и позволил арианцу подняться с него. Он бы не простил такого поведения никому, но Скараби постоянно сходило это с рук. Тем более сейчас, когда Эд чувствовал столь сильный укол совести! —?Прости меня,?— с тяжелым вздохом проговорил он, но Скараби молчал. Он спешно одевался, стараясь как можно быстрее покинуть покои Короля. —?Мне правда жаль… —?Мне тоже,?— двояко изрек Полководец и, натянув рубашку, повернулся к Королю. —?Скар… —?До свидания, Ваше Величество,?— коротко поклонился кшатрий и поспешил к выходу. Стоило дверям закрыться за Полководцем, Эдмарион упал спиной на шелковую постель и бездумно уставился в потолок. Ну и чего ему приспичило объясниться со Скараби? Да он бы при своем веку жизни никогда бы не узнал об этом, если бы не внезапная совестливая исповедь! Каков дурак! Эдмарион ругал себя за честность, за слабость, которую чувствовал в его лице. Но только когда мы действительно любим, любая ложь сама рвется наружу. Не это ли высшая сила богов, что наделила бренные тела людей возможностью любить? И разве любовь не самое высшее светлое чувство? Разве она не способна на всепрощение, пусть и слепое? Эдмарион раскаивался, разве этого недостаточно? Утром поход двинулся в путь. Сотни солдат торжественно маршировали под выкрики во славу Короля и Золотого Дома. Безутешные жены выстроились вдоль улиц и махали своим мужьям, братьям и сыновьям. Если война случится, многие уже не вернутся домой, и этим женщинам останется лишь гордиться отвагой своих мужчин и тихо плакать в одинокой спальне. Спальня Короля тоже стала казаться Эдмариону слишком пустой, хотя он и не допускал мысли, что Скараби мог не вернуться. Скорее Эдмарион осознавал, что долгая разлука будет играть лишь против него, что в походе у Скараби будет достаточно времени, чтобы все хорошенько обдумать, накрутить себя, отдаться с головой в совершенное предательство и усилить чувство обиды и злости еще больше. И, возможно, по возвращению Скараби в Золотой Дом, Король уже не узнает эти преданные и некогда влюбленные глаза своего любовника. Возможно, в них уже не будет ничего из этого.*** Тем временем жизнь в других частях Света была более мирной, но не менее алчной. Переживали конфликт между государствами все, но они же и надеялись на мирное урегулирование конфликтов. Больше всего на это уповал даже не король Серебряного Дома, что можно было ярко представить по всей логике обстоятельств, а король Каур, который хотел браком своей племянницы с принцем Серебра не только выгодно обосноваться в тылу врага, но и решить вопрос с надвигающейся войной. Вопрос был столь щепетильный, что на его решение уходило слишком много времени, которое было в дефиците. Как бы не прогадать с этой помолвкой? Ему, конечно, хотелось урвать как можно больше привилегий для своего Дома, для будущей королевы Серебра, в чьих жилах текла чистая кровь его семьи. Но все письменные переговоры с Вильгельмом или долгие беседы с его послами были столь запутаны, что Каур тянул с выплатой обещанных денег. Ко всему прочему и до Бронзы дошло известие о скорой кончине наследника. Выплата такого количества золота вперед помолвки при таких обстоятельствах была недопустимой ошибкой! —?Эти тревожные новости вставляют палки нам в колеса. Остается лишь молиться за благое разрешение этого недуга,?— озвучил Каур на собрании, на коем Гильрее присутствовать было не положено. Но так как девушка не упускала ни одной новости о ненавистном браке, то без труда нашла проход, из которого было не только слышно каждое слово, но и видно часть круглого стола через вентиляционные прорези в камне, сделанные при строительстве не столько для циркуляции воздуха, сколько для шпионажа. —?Ох, дядюшка, я то помолюсь за его здоровье,?— пропыхтела Гильрея, удерживаясь одной ногой на выступе в стене, другой на старой деревянной лестнице. Новость о смертельном недуге принца Серебра так вдохновила молодую графиню, что она при всей своей честности могла молиться за здравие несчастного бонвивана только с суровостью проклятий. Ни одна женщина, даже обиженная скоротечностью любви принца, не желала ему смерти, особенно с такой яростью и верой в Божью кару. Однако вопреки молитвам, просьбам и проклятиям, которые графиня Бронзового Дома отправляла на небеса или в преисподнюю, молодой наследник Серебра с каждым днем шел на поправку. Его самочувствие не было хорошим, но стабильное выздоровление возвращало краску его нездоровому лицу. В один из дней Вилмар решил устроить пышный ужин, пригласив ко столу не только своих верных друзей, но и Биргера с сыном. —?Зачем? Что за акт невиданного почтения? Ты слишком слаб для празднеств, да и с кем? —?Лазарию такая перспектива пришлась не по душе. —?С их казнью нельзя тянуть, мы обязаны с уважением отнестись к их последнему дню. —?Что? —?не понял маг. —?О чем ты? Ты снова бредишь? —?Нет же,?— тяжело выдохнул принц,?— отравленное вино им должны подать в конце ужина. Они не должны знать. Никто кроме нас не должен знать. Пусть их смерть будет для всех внезапной в приятный вечер… —?Это… довольно неплохая идея,?— чуть задумавшись, протянул Лаззарий, удивленный таким желанием принца. —?Однако столь внезапная смерть, должно быть, удивит не только Биргера и его сына. Это невероятно напугает слуг, ты так не считаешь? —?изрёк маг, которого на самом деле в самую последнюю очередь волновал страх прислуги. Его больше волновала реакция Тадэуса и то, как именно стоит подать отраву. —?Ничего страшного, они это переживут. Я озвучу, что такой способ был бы самым безболезненным для них, потому что есть эффект неожиданности. Тадэус должен оценить, хотя и будет недоволен… —?Мне казалось, Тадэус ценит только те казни, где жертва бьется в агонии хотя бы с пол минуты,?— с сарказмом протянул Ларра и перевёл взор прозрачных глаз на Вила. Вилмар слабо поджал губы и пожал плечами, не зная, что ответить магу. Тадэус действительно не отличался Божьим великодушием. —?Потому я и сказал это лишь тебе. Для Тадэуса все должно быть так же неожиданно, как и для всех остальных. Иначе он может во время ужина снизойти до милости и сказать что-то вроде ?ваше вино может быть отравлено, не стоит зря радоваться?… —?Да, тут ты прав,?— усмехнулся колдун. —?Тогда, раз ты уже все решил, то лучше отравить кубки нашим гостям, нанести отраву на дно и стенки. Класть яд в кувшин с вином, не предупредив об этом остальных, опасно. Мы же с тобой прекрасно знаем, что Инис, прислуживая на пирах, съедает чуть ли не половину еды с подноса. Я бы не хотел такой участи для нашего прожорливого друга,?— добавил маг и слабо улыбнулся. —?Да, согласен… да и мы сами можем отравиться,?— серьезно задумался принц,?— я знал, что ты правильно скорректируешь мою задумку. Осталось дело за малым. Лазарий, тебе нужно сварить яд. —?Ну, мой принц,?— ощерился Ларра, положив ладони Вилмару на плечи,?— это ведь моя работа, корректировать Ваши идеи и планы. А уж насчёт яда не беспокойся. Я управлюсь за один день. Все должно пройти гладко и, надеюсь, без осложнений.*** Пока королевская свита радовалась выздоровлению принца Вилмара, жители Северного замка боязливо ожидали участи своих настоящих хозяев?— Биргера и Магнуса. После череды казней прислуга боялась лишний раз попадаться на глаза любому из представителей Дома Серебра, а ведь впереди обитателей замка еще ждало как минимум три изуверства. Люди были напуганы. По мнению слуг, в скором времени все должно было в корне измениться. Как известно, простой народ всегда боялся перемен и новшеств. Так и сейчас, перед недалеким людом встало сразу несколько вопросов, на которые им пока никто не желал давать ответы: ?Кто будет править Севером после смерти наместника и его сына? Насколько еще задержится на континенте принц и его свора? Есть ли вероятность, что Вилмар станет полноправным хозяином Северных земель? И как все эти события коснутся простых смертных?? Конечно, были и те, которые видели в наследнике и его соратниках спасителей и смотрели на происходящее с некой надеждой на лучшее: вдруг после смены верхов Север расцветет так, как никогда еще не цвел? Но пока во дворце расцветала лишь тревога. Азарис при всем этом чувствовал себя крайне неуютно. Парень будто находился ровно посередине всех этих распрей (хотя сложно было назвать происходящее настоящей распрей?— ведь бунтовать никто из слуг даже и не думал, а любое негодование Тадэус мог убить на корню одним лишь взглядом. Однако атмосфера была весьма неприятной и напряженной). Из-за своих обязанностей вору приходилось чаще остальных общаться с прислугой, а следовательно, он был в курсе всего, что так волновало народ. С одной стороны, отношение к разбойнику у прислуги не поменялось, с другой, все прекрасно понимали, на чьей стороне на самом деле находился рыжий. А постоянные расспросы ?что же еще предпримут господа?? и ?кого вздёрнут следующим?? и вовсе выводили Иниса из себя. Конечно, все это никак не могло благоприятно отразиться на и так подавленном состоянии Зуара. Парень продолжал переживать из-за разногласий с Инквизитором (разговор между мужчинами так и не состоялся), а также разбойника не покидало чувство вины. Сколько Инис ни пытался успокоить себя тем, что поступил правильно?— ведь вор единственный кто проникся состраданием и, нарушив правила, покончил с муками бедняжки?— он все равно приходил к выводу, что по большому счету просто хотел, чтобы женщина замолкла. Ему было страшно слушать ее вопли, вот он и заставил ее заткнуться?— все просто, вот и вся добродетель. От этого становилось еще тошнотворнее. И вскоре на смену страху пришла неведомая доселе меланхолия. Зуару хотелось бы с кем-то поделиться своими переживаниями, но у Вилмара сейчас своих проблем было по горло, и взваливать на его неокрепшее тело груз еще и своих треволнений рыжий просто не мог. Оставался еще один вариант?— поговорить с Тадэусом. Но тут Азарис сталкивался уже со второй проблемой. Он не хотел этого делать. Он не мог понять, что именно поменялось в Инквизиторе после того рокового дня, но, казалось, Инис теперь даже смотрел на мужчину по-другому. Зуар не хотел говорить с Тадэусом, подсознательно чувствуя, что Первосвященник не сможет понять его. Впервые за все их знакомство плут не верил в то, что Дэус сможет помочь ему. Да и как может помочь человек, который сам же загнал вора в эту чертову клетку, сотканную из душевной агонии? ?Вот именно?— никак. Он может сделать лишь хуже?,?— уверял сам себя разбойник, чувствуя, что подобные мысли причиняли еще больше боли. Инис не хотел разговаривать с Первосвященником, видеть его тоже не было никакого желания. Поэтому, загнав самого себя в оковы одиночества, Зуар пытался как можно сильнее занять себя работой. А когда картежник начинал себя чувствовать совсем потерянным, он поднимался в покои Вилмара. Однако при встречах с принцем Азарису становилось все тяжелее и тяжелее держать себя в руках. Приходилось вымученно улыбаться, шутить, рассказывать какие-то нелепые истории, лишь бы повеселить Вила, а при этом застрявший в горле тяжелый ком душил и убивал все силы. Порой звонкий голос шута будто ломался и становился хриплым, а кривой оскал в сочетании с совершено тоскливыми глазами смотрелся донельзя нелепо. Тогда даже Вилмар, нахмурившись, спрашивал, все ли в порядке с его другом? Инису хотелось бы обсудить все, что его терзало, но он не мог. И если в первом случае Зуар сам не хотел рассказывать Вилмару об убийстве женщины, то во-втором это было не его дело. Принц хоть и знал о связи Инквизитора и разбойника, но Тадэус хорошо обучил вора, и давать лишних поводов для обсуждений их личной жизни Инис не имел права. Это давным-давно надо было обсудить с самим Тадэусом, но при нем лишний раз даже рта открывать не хотелось. Завершающим этапом сложившейся картины стала новость о том, что в скором времени Северный замок вновь содрогнется от ряда казней. О сожжении Норда Инис узнал лично от Вилмара. Принц хотел поквитаться с тем, кто чуть не убил его и хотел, чтобы виновник страдал также, как Вил страдал все эти дни, борясь со смертью. Отчасти Зуар понимал желание принца, и Норд несомненно заслужил жестокую казнь. Но мысли об огне все равно заставляли разбойника болезненно морщиться. О двух других предстоящих казнях Азарис неожиданно узнал от кухарок, которые во время приготовления обеда решили немного посплетничать. Откуда именно прислуга была осведомлена об этом вор так и не понял, но предположил, что или кто-то из личной охраны принца проболтался или Паскаль с дуру что-то ляпнул, не подумав. —?Их собираются отравить,?— тихо шепнула полноватая женщина своей помощнице, а затем обернулась через плечо, дабы убедиться, что никто из господ не мог их услышать. Инис, который сидел совсем неподалеку и нарезал овощи для рагу, был не в счет. Женщины ему доверяли, тем более они лично видели, как парень избавил от мук несчастную, что не могло их оставить равнодушными. —?Точнее, им дадут выбрать,?— шептала кухарка,?— они могут принять яд или умереть на виселице. Конечно, и то, и то ужасно! Но уж лучше яд, чем болтаться со сломанной шеей. —?Так разве это не проявление милости со стороны принца? Ведь… наместник и его сын виновны! Их вину доказали. Они должны были в любом случае понести наказание. Их могли сжечь, как… ну, ты знаешь, о ком я… А им дали выбор. Яд?— это подарок,?— задумчиво изрекла помощница. —?Милая, запомни, никакая из смертей не может быть подарком. Любая смерть одинаково ужасна,?— нахмурившись, запротестовала главная по кухне. —?Но не будем об этом. Лучше вообще лишний раз не открывать рта. А то ненароком наступит такой день, когда и нашу казнь будет также обсуждать прислуга. Азарис, случайно подслушав чужой разговор, тяжело вздохнул. ?Когда же все вернется к спокойной жизни???— задавал сам себе вопрос плут. Замок вдруг в одночасье из склепа превратился в эшафот. Но, возможно, так было только для вора. Однако тот костер произвел неизгладимое впечатление не только на Иниса. Ведь кухарки даже имя обвинённой произнести боялись. ?Мог ли я что-то исправить? —?вдруг пронеслось в голове рыжего,?— мог ли я как-то помочь ей до начала казни? Дэус бы не позволил. И слушать бы меня не стал. Значит… не мог? Да и кого я обманываю? Меня бы и вовсе не заботила судьба женщины, если бы я не видел самой казни. Абсолютно все было бы по-другому, если бы я пришел чуть позже. Я бы все также беспечно бегал по замку, радуясь тому, что Вилмар встал на ноги. Тадэус оставался бы для меня все тем же добрым и заботливым человеком, которого впору носить на руках. Так может быть… может быть дело во мне и Тадэус тут совсем не причем? Возможно, мне так плохо именно потому, что я убил ту женщину? Убил по своей прихоти, чтобы облегчить лишь свои муки? Может, меня не отпускает чувство вины именно из-за совершённого греха? И как теперь жить с этим чувством? —?в своих раздумьях Зуар даже отложил овощи в сторону. —?Маменька как-то говорила, что избавиться от грехов можно лишь исповедавшись. И она часто посещала Храмы после краж и наших афер. Может, и мне следует так поступить?? Наконец, у Азариса появились хоть какие-то мысли о том, как исправить сложившуюся гнетущую ситуацию. Конечно, разбойник не мог слепо верить в то, что исповедь исправит все, что произошло за последние недели. Но даже если мошеннику станет банально легче?— это уже будут первые шаги на пути к победе. Но как это сделать? Зуар искренне не хотел выкладывать все, что есть у него на душе, послушникам Тадэуса. Он им просто не доверяет. Единственный, которому он мог открыться, был Тадэус. Но Тадэус?— чертов палач, из-за которого изначально был совершен грех. Апофеозом всех переживаний Зуара стал кошмар, в котором он вновь встретился с убитой. Женский силуэт бесцельно бродил по саду, который находился на заднем дворе замка и около которого и было сожжение неверной. За всей этой картиной Инис наблюдал из окна темницы, искренне молясь всем богам, которых только знал. Однако казненная все равно заметила разбойника и, резко подскочив к оконцу, схватила плута своей обгоревшей рукой за горло. Благо, уже в следующую секунду Азарис проснулся. Тяжело отдышавшись и рефлекторно схватившись за горло, парень в немом страхе подтянул к груди колени. Сейчас он даже пожалел, что спит один, потому что стало как-то совсем дико и страшно. —?Так и с ума сойти не долго,?— тихо прошептал рыжий, разбив хотя бы своим голосом давящую тишину. В эту ночь Инисом было решено, что покаяться в своем грехе и сходить на исповедь ему все-таки стоит. Зуару бы очень хотелось, чтобы на исповеди его голос не был узнан. Но также он понимал, что на это до безумия глупо надеяться. Этим же днем Инис простоял около двери в исповедальню неприлично долго. Если бы он сейчас развернулся и ушел, Тадэус даже не узнал бы о его жалкой попытке раскаяния. Никто не будет осуждать вора, кроме его самого. И если быть искренним, то Зуар очень слабо верил, что исповедь успокоит его душу. Как это может сработать? В конце каждой исповеди священник отпускает грехи человека, уверяет, что Бог простил его, и теперь все будет хорошо, главное, идти по верному пути и больше не сворачивать с дороги Веры. Но ведь грех отпускает священнослужитель и, по всей видимости, Бог… Но не человек. Неужели банальный пересказ своих мерзких деяний в итоге освобождает душу и избавляет человека от вины? Как это возможно? Сомнений у парня было явно больше, чем веры. Так зачем он тогда пришёл сюда? Зачем околачивался в Храме уже битый час? Казалось, самым логичным было уйти. Уйти и, возможно, попробовать утопить чертово угрызение совести в бутылке вина или на дне кружки с ромом. Может, после Азарис смог бы хоть выспаться хорошенько, кто знает? Однако в сердце картежника все ещё была надежда. Она уже дотлевала, стремясь вовсе погаснуть. Но пока она все ещё позволяла Зуару допустить мысль, что исповедь ему поможет. ?Мне поможет Тадэус!? Потому вопреки всему Инис все же прошмыгнул за тяжелую и плотную красную штору, оказавшись в этом святом ?гробу? в первые в жизни. Азарис с силой выдохнул и аккуратно присел на небольшую скамейку. Воцарилась тишина. Инис почему-то ждал, что Тадэус заговорит первым, но потом понял, что даже банально не оказал уважение к Первосвященнику и не поздоровался. Да и с чего служитель Храма должен лезть к нему со своими расспросами? Это ведь он изъявил желание покаяться. В том, что его присутствие не осталось незамеченным, рыжий не сомневался: мужчина за тонкой деревянной стеной зашевелился, возможно, отложил книгу, выпрямился и приготовился внимать речам очередного грешника. Сам Азарис пытался сидеть как можно дальше от решетчатого окошка, через которое он спокойно видел уставший и даже скучающий вид Тадэуса. ?А чем еще заниматься Инквизитору, пока он ждет очередного гостя, если не чтением очередной религиозной сказки???— мимолетно пронеслось в голове разбойника. —?Здравствуйте,?— неуместно официально выдавил из себя плут и тут же поспешил исправиться. —?Святой отец? Я… согрешил? —?обе фразы Зуар произнёс неуверенно, будто бы вовсе сомневался в сказанном. Отчасти это было так. По крайней мере насчёт Святого отца Инис помнил, что именно так стоит начинать исповедь. Но ведь перед ним был не простой священник, а Инквизитор и представитель главного Храма?— Первосвященник. Уместно ли было так называть Тадэуса? В любом случае, Азарис решил не вдаваться сейчас в столь неуместные подробности. —?Инис? —?с удивлением отозвался Тадэус. Уж кого-кого, а голос Азариса он точно не ожидал услышать в исповедальне. Вор поначалу осекся, услышав родной тон, но затем все же продолжил, решив довести свое дело до конца. —?Недавно я первый раз в жизни убил человека. Я убил… —?тяжело начал вор. Тадэус удивленно выгнул брови. Мужчина был сильно потрясен уже тем, что Инис вообще пришел исповедоваться, да еще и к нему (ведь все это время он избегал его всеми возможными способами), и даже не понял, о каком убийстве идет речь. —?Убил женщину,?— продолжал Инис,?— убил, прикрываясь благородным поступком. Она сгорала и молила о смерти. Я облегчил страдания женщины и выстрелил ей в грудь из лука,?— вор пересказывал тот злополучный день так, будто Дэус и не присутствовал на казни, будто не он ее устроил. —?Но на самом деле я просто хотел, чтобы она замолчала. Я хотел облегчить свои муки. Мне было очень страшно. Она так дико кричала… В один миг мне показалось, что, если это все не прекратится, я просто сойду с ума. Я так испугался… Во всей этой истории мои чувства, мой страх… они были для меня на первом месте. Тадэус нахмурился и даже на мгновение сжал переносицу. Он знал, что им предстоит этот разговор, но точно не ожидал, что он случится в виде исповеди. Мужчина не перебивал парня, который, наконец, созрел для этого выплеска. Ему оставалось лишь слушать, хотя несколько раз у него почти вырвалось ?Это не твоя вина?. —?Да! Конечно, мне было искренне жаль ее! Конечно, я считаю, что она не заслуживала такой пытки! Никто такого не заслуживает! —?с запалом продолжал вор, который уже не мог и не хотел останавливать этот поток слов. Он уже начал, глупо было сейчас замолкнуть или начать мямлить что. Он говорил и хотел донести до Тадэуса свой страх, причину своего поступка, свое раскаяние. —?Это слишком ужасно… адски больно… безумно жутко… Но все равно. Я все равно чувствую на душе чертов камень, с которым только идти топиться,?— Инис опустил голову и, облизнув пересохшие губы, с дрожью выдохнул. Возвращаться назад, к тому чудовищному событию, оказалось тяжело. Соединив руки вместе и чуть потерев их, будто они замерзли, парень продолжил. —?Ее образ не оставляет меня. А чувство вины не позволяет дышать спокойно. Я не знаю, как мне избавиться от этого чувства. Не знаю, что делать… Поэтому я прошу помощи у Вас. Я знаю, Вы посчитаете все это чушью и ересью! Ведь по Вашему мнению ничего ужасного не случилось. Но это ужасно. Для Вас все произошло ровно так, как должно было произойти. И Вы видите меня виновным лишь в том, что я сорвал казнь. В том, что я пошёл поперёк Вашему слову и приказу. Но… страшно же быть человеком, который в адских муках других видит Божью волю,?— голос парня дрогнул, а под ребрами мерзко заныло. —?Азарис,?— тихо выдохнул он, вглядываясь в лицо парня в тени исповедальни,?— это не твоя вина. То, что ты сделал, даже если из собственных интересов, говорит лишь о том, как сильно ты боишься сожжения и как сочувствуешь тем, кого постигла эта участь. Тебе не в чем раскаиваться. Зуар замолчал, словно все обдумывая, а затем устремил янтарные зеркальца на небольшое окошко, вглядываясь в лицо Инквизитора. В мягком свете исповедальни их взгляды все же пересеклись, потому что никто не прятал своих лиц. —?Тадэус,?— понизив тон до шепота, хрипло позвал рыжий,?— мне жутко страшно осознавать, что мое сердце принадлежит человеку, который с нескрываемым удовольствием всматривается в то, как заживо сгорает женщина. Я не хочу верить в то, что на моей казни ты бы также… с самодовольной улыбкой наблюдал, как я в судорогах задыхаюсь, пытаясь вдохнуть чертов воздух ещё хотя бы один проклятый раз. Я не хочу. Но знаю, так бы и было. И мне страшно,?— наконец Азарис озвучил то, что действительно не давало ему покоя. И наконец он смог признаться сам себе в том, что так долго пытался отрицать: Тадэус не благородный заступник и никогда им не был. Слова Иниса обрушились на мужчину словно приговор. Он знал о его страхе, но даже не догадывался, что он принял такую форму. Что могло быть для него хуже, чем казаться изувером в глазах того, для кого он хотел быть доблестным воином? Да и почему казаться? Тадэус действительно был таким, к чему лукавить? Не найдя слов сразу, Тадэус лишь глухо вдохнул, а потом тяжело выдохнул. Этот разговор должен был состояться тет-а-тет, но явно не здесь! —?Так бы и было,?— не стал врать мужчина,?— так бы и было, но лишь в то утро, когда тебя должны были казнить. Я не буду настаивать на том, что во мне больше милосердия, чем в любом другом лишь потому, что верю в Бога. Я, к сожалению, чаще обращаюсь к жестоким Его путям, потому что считаю, что это действеннее. Вера слишком слаба в людях, если ее не закрепить страхом. Это не самый верный путь, но я иду по нему столько, сколько себя помню. Зуар зажмурился. Он хоть и озвучил то, что его беспокоило, но ответ Тадэуса не принес ему ровно никакого успокоения. Напротив, парень в ужасе осознал, что точно не хочет продолжать исповедь. Но если Тадэус его выслушал, теперь было бы странно сбегать, не выслушав его самого. —?У меня случается изжога лишь от вида неверных,?— очень тихо продолжал мужчина,?— и если детей еще можно просветить, то взрослые люди не оставляют мне выбора. Но ты, Азарис, ты делаешь меня терпимее. Я ни одного дня не верил, что ты захочешь обратиться к Богу, хотя такое условие я тебе выставил, а ты его принял. Но что-то в тебе… что-то после того ужасного унижения, которое тебе пришлось вытерпеть… —?теперь была его очередь исповедоваться, но не пустоте и небесам, а впервые живому человеку,?— я так остро осознал свою вину перед тобой, Азарис. Я поклялся, что больше не проявлю к тебе такого насилия, но каждый раз я не оставлял тебе выбора. Это мне нужно раскаиваться, и я раскаиваюсь в своем поступке каждый день. И не было бы для меня дня ужаснее, чем смотреть или, что еще хуже, быть организатором твоей казни. Я не святой, Азарис, и тоже грешен, как и любой другой, и пусть я с улыбкой смотрю на смерти тех, кого приговорил, в день твоей казни я бы потерял последнее, что заставляет меня верить в людей. Азарис,?— чуть громче произнес Инквизитор и нетерпеливо сдвинул решетку окошка в сторону, наконец, полноценно посмотрев в глаза застигнутому врасплох вору,?— мне больно и страшно представлять себе такой исход, я потеряю рассудок от горя, если такое не дай Бог произойдет. Прошу, не представляй меня столь бесчувственным, ведь ты значишь для меня так много… Азарис смотрел Первосвященнику в глаза, будто пытался уловить в них что-то ещё, что-то помимо сказанного мужчиной, хотя и казалось, что и этого признания предостаточно. Конечно, вор никогда бы не поверил, что Тадэус хотел причинить ему боль или страдания намеренно. Только не сейчас, когда, казалось, они наконец прониклись друг к другу и стали чуть больше понимать. Зуар не сомневался в Инквизиторе. Да, возможно, иногда боялся, считал неправым и даже жестоким. Но несмотря на это, он не сомневался в нем. Именно поэтому он доверил ему свою исповедь, ведь разбойник искренне верил, что Тадэус ему поможет. По крайней мере, рыжему и правда стало как-то легче. Хотя бы по той причине, что он наконец смог выговориться. Теперь парню осталось лишь одно: принять то, что Тадэус?— это не символ (пусть подобное и казалось очевидным), а живая душа, которая мечется между выборами также, как и он сам. И Инис знал, он это примет. Но ему нужно больше времени, совсем немного. А пока он просто дико устал. Молчание парня в ответ заставляло Первосвященника нервничать еще больше. Он не был красноречив, как тот же Вилмар, который каждому своему поступку мог придумать невероятную историю, да так ее приукрасить, что любая ошибка иной раз выходила даже очаровательной, хоть и вызывала у Тадэуса недобрую иронию. Но сейчас он даже позавидовал этому умению находить слова в любой ситуации, ведь больше всего ему хотелось оказать Инису поддержку и по возможности хоть на немного ему вернуть веру в него, в Тадэуса. Но все слова застряли тяжестью еще в легких. Зуар с силой выдохнул и, опустив голову, уткнулся лицом в ладони. Внутри что-то дрогнуло и словно надломилось: ему просто было погано, по-человечески плохо. —?Дэус,?— хрипло выдавил плут, сдержав еле заметную дрожь в голосе. —?Мне так плохо. Прошу, сделай что-нибудь… отпусти мой грех,?— не подняв головы, просил разбойник скорее уже от безысходности. —?Азарис, здесь нет твоей вины,?— повторил мужчина и тяжело выдохнул,?— но если ты чувствуешь тяжесть на душе, то Бог, Отец милосердия, посредством святого дома его на Земле, храма и церкви, дарует тебе свое прощение и мир. И я отпускаю тебе грех твой во его имя. Совершив знамение креста, Тадэус не стал ждать от Иниса того же. Парень, конечно, знал, что это нужно сделать, но был так потерян, что так и продолжал сидеть, уткнувшись лицом в ладони. Мужчина так же не стал давать ему епитимию, посчитав, что сама исповедь для него уже была поступком покаяния. И, конечно, Инквизитора даже немного радовала мысль, что в своей душе вор нашел место слабому отголоску веры, что Бог сможет избавить его от тяжести горьких раздумий. Инис поджал губы, выслушав отпущение, что даровал ему Первосвященник и Бог, которого он до сих пор порой просто не понимал (хотя в этом скорее были виновны люди, которые трактовали писания каждый по-своему), и прикрыл глаза. Конечно, он не ждал чуда и даже не надеялся, что ему в мгновение ока станет лучше. Но парень теперь знал, что попытался хоть как-то искупить свою вину. —?Спасибо,?— тихо отозвался Зуар, так и не сдвинувшись с места. На самом деле, он и не собирался куда-то уходить в ближайшее время. —?Благодари не меня, а Бога,?— мягко ответил Тадэус,?— тебе нужно побыть наедине со своими мыслями и молитвами, если они есть. Я буду только отвлекать. Ты можешь посидеть здесь, если тебе угодно. В это время, да и в целом… каяться на Севере не привыкли,?— проговорил он и задвинул деревянную решетку на место,?— я очень рад твоему поступку. Теперь побудь один, а после, если захочешь, мы можем поговорить или помолчать вместе. Ты знаешь, где меня найти. Азарис даже отнял руки от лица и уставился на мужчину через задвинутое окошко. В любой другой ситуации он бы остановил Тадэуса, уверив, что он точно ему не мешал, но сейчас, даже учитывая сосущее чувство тоски и печали, он мог лишь согласиться. Здесь, в этой деревянной коробке, Азарис неожиданно для себя нашёл укромное место, где его никто не потревожит. Да и разговор с Тадэусом все же облегчил его ношу. Ему действительно не мешало бы побыть наедине с собой, чтобы успокоиться. Тадэус со своей стороны никак не хотел навязывать свое общество, к тому же после исповеди рекомендовалась долгая молитва, а не тяжелый разговор по душам. Он тихо покинул исповедальню, оставив Зуара наедине с собой. —?Бог тут ни при чем,?— тихо выдохнул Азарис, откинувшись спиной на стенку, и бездумно уставился на плотную штору,?— в тебя я верю больше, чем в него…*** В этот раз нелегкая судьба занесла пиратов в самый сносный городок, где их пребывание было вне закона, но в черте терпения. Тамерлан не любил причаливать в таких портах, потому оставил корабль за косой горы в близости от нейтральных вод. Часть команды отправились на шлюпках в прибрежный городок. Грести было прилично, но каждый понимал причину: при неблагоприятных последствиях они могли потерять корабль, если бы нарвались на стражей порядка. Всем было дано указание вести себя тихо, и пираты быстро смешались в рядах бедных моряков. Тибиль единственный, кто не выделялся среди местного населения. Внутри мужчина испытывал приятное и вместе с тем тревожное волнение. Ведь в этот раз они посетили земли Бронзового Дома. Возвращение на родину было для него невероятно захватывающим моментом, ведь долгие годы они всегда проплывали мимо. Тамерлан не любил бывать вблизи своего отчего дома, хотя никто бы уже не смог его узнать. Да и как его могли узнать люди, которые никогда его не видели? Мужчина предпочитал порты сторонних государств, пропащие и бедные городки, где можно было спокойно переждать какое-то время. Но в этот раз вопреки всему шлюпки причалили к берегу спокойного морского городка. Остановка планировалась долгой. Пираты должны были сменять друг друга раз в несколько дней, чтобы стеречь корабль, и снять себе меблированные комнатушки. У них не было четкого плана, хотя многие приценивались к месту, чтобы кого-нибудь все-таки ограбить, и были предоставлены самим себе. Ферросу не было никакого дела, кто чем решил заниматься. Его интересовал в этой ситуации лишь кузен, который в первый же день на суше побежал в местную церковь. Вместе с ним из поля зрения пропал и Асмиль. Скривив губы от раздражения, мужчина лишь плюнул в сторону. Его раздражало неповиновение Асмиля, а ведь он четко дал ему понять, чтобы он держался от Тибиля подальше! Да и с чего вдруг эти двое спелись? Разве кузена не раздражал Дон? И плевать бы на все это, но Тамерлан изводил сам себя. Если бы Дон нашел себе другую жертву, ему было бы все равно. Однако вступивший в эту игру Тибиль изменил все на корню. Мужчина не боялся за сплетни или откровения, которые Дон мог бы ему открыть, ему даже было плевать, что пират мог испортить кузена (давно пора), но раздражение откуда-то брало свое начало. Естественно, Тамерлан понятия не имел, откуда росли ноги. Чтобы хоть как-то отвлечься, он снял неплохие комнаты недалеко от порта для себя и Тибиля. Они были удобными, неприметными, вблизи увеселительных заведений. Тибилю вообще без разницы, где жить, он все равно целыми днями будет ошиваться в церкви или где-то рядом. А на ночь в комнату, чтобы Ферр мог за ним присматривать. Так мужчина думал, ведь на самом деле младший кузен присматривал за ним, стараясь стерпеть все неудобства выбранных ему комнат. Тем временем сам Тибиль без умолку рассказывал о Бронзовом Доме Дону. Вблизи церкви, которая обозначалась центром города, дома были зажиточными. Мужчина показывал и рассказывал, что, несмотря на отдаленность этого городка от столицы и его общую бедность, архитектура построек все равно похожа. В Бронзе сложно встретить дома, построенные в стиле других государств. —?А если бы я захотел построить дом в стиле Золота? —?спросил Асмиль. —?Это же мой дом! Я его строю на свои деньги! —?По закону нельзя. Бронза должна быть едина во всем. К тому же каждый город имеет свои нюансы, но в целом все очень похоже. Если же посреди Бронзы воздвигнут ?золотой? дворец, хозяина обложат высоким налогом. Это невыгодно, к тому же считается дурным тоном. Каждый человек, который может позволить себе платить высокий налог, все равно не станет строить что-то другое. Это не модно,?— отвечал Падре,?— и его не допустят в высшее общество, а каждый туда стремится. —?Но это нечестно! —?Почему бы не построить дом на территории Золота? —?поинтересовался Тибиль. —?Но коли хочешь жить на благословенной земле Бронзового Дома, нужно принять порядки и правила. Со своим уставом в чужой монастырь не ходят, слышал о таком? —?А ты все о монастырях,?— хохотнул Асмиль, который поддерживал спор лишь для того, чтобы Тибилю было что отстаивать. Он с таким запалом рассказывал о Бронзе и так восхищался церковью (стоит отметить, что она действительно выглядела симпатично), что парню было интересно его слушать. Редко можно увидеть Тиба в таком возбуждении. Он, наверное, единственный из команды, кто хотел бы жить все же на суше, а не странствовать с места на место на кораблях. Молодой мужчина продолжал что-то рассказывать, приходил в восторг от городских лавок, которые очень отличались от привычных Асмилю базаров. Здесь не было рядов торговцев, на одной мощенной камнями дороге было всего несколько лавок: булочная, откуда по всей улице тянулся аромат свежеиспеченного хлеба; лавка обувщика, где Тибиль заказал себе новые сапоги взамен украденных; и зеленная, где можно было купить свежие овощи и фрукты, а так же молоко, сыр и яйца. Чуть погодя мужчины наткнулись и на мясную, где предлагали баранину и птицу (куры кудахтали в большой клетке за спиной у мясника). Прогулка по городу Асмилю очень понравилась. Он сам давно уже не видел такого аккуратного городка: домики были в два-три этажа, но не перекошенные временем и бедностью, без бесконечной ?паутины? плесени и грязи. Дома были выкрашены в голубые, бледно-зеленые, розоватые и другие цвета, окошки были с красивыми реечными ставнями. Они прошли мимо прачечной зоны, где женщины стирали белье и одежду. Тут же недалеко Асмиль сам увидел небольшую лавку с одеждой, в которой три молоденькие и прехорошенькие девушки выбирали себе шелковые ленты. Девушки очень смутились таким посетителям, даже напряглись: городок маленький, местные жители знали друг друга, потому чужаки сразу бросались в глаза. Асмиль никакого смущения не чувствовал, он бесцеремонно потрогал все мужские одежды, которые предлагало это местечко. Только Тибиль, впервые за долгое время встретив достойных девушек, очень смутился и, чтобы хоть как-то скрыть свое смущение, купил себе сразу несколько рубах, штаны и ночную одежду. Оба вышли из лавки с обновками. —?Вижу, ты не хуже девицы любишь принарядиться,?— хохотнул рулевой. —?Моя одежда давно истрепалась. К тому же куда приятнее носить свое, чем украденное,?— отозвался Пастырь, пихнув шуршащие от бумаги свертки покупок в свой дорожный узел. Асмиль только плечами пожал. Иной раз с кораблей ему доставались такие вещи, какие он никогда бы не смог купить. Ведь по факту каждый из пиратов копил на беззаботную жизнь, но стабильно пропивал и проигрывал все в карты. Асмиль имел кое-какие сбережения, но иногда одежда всяких зажравшихся вельмож стоила и того больше, чем он скопил за всю жизнь. —?А девки как тебе? —?улыбнулся Морской Черт. —?Все эти шляпки, платьица, башмачки! Давно такого не видел! —?Девки в порту, Асмиль,?— с укором выдохнул мужчина, а потом отвел взгляд в сторону лавки,?— а это благовоспитанные девушки. —?Благовоспитанные? И чем это измеряется? Красотой одежды? —?фыркнул Дон. Любую девку можно нарядить так, как были выряжены дамочки в лавке. —?Манерами,?— терпеливо продолжил Пастырь, открыв завесу простой истины для Асмиля. —?Портовая девка уже висла бы у тебя на шее и заговаривала зубы. А эти благородно молчали и с любопытством нас осматривали. Молчание, знаешь ли, считается благодетелью, которая недоступна невоспитанным и вульгарным женщинам. —?Эстет,?— с усмешкой протянул Дон и махнул рукой, закрыв эту тему. Тибиль тоже не рвался ее продолжать, потому что обсуждение женщин его невозможно смущало. Они прошли дальше, свернув в кривенький и узенький переулок, где решительно не было людей. Между домов были протянуты веревки, на которых сушилось белье. Затем они вышли на другую улочку, и Асмиля привлекла выкрашенная в лиловый цвет табличка, на которой белой краской были выведены слова. —?Сдается комната,?— прочитал он вслух абсолютно бездумно. Тибиль улыбнулся, глянув на своего ученика с гордостью. За короткое время ему удалось научить Асмиля читать. Какие-то короткие тексты парень читал довольно быстро, но в книгах все еще терялся среди огромного количества букв. Оставалось дело за малым, научить его писать. Почерк у рулевого был настолько нечитаемый, что Тибиль почти никогда не понимал его сочинения. Забава в этом была в том, что через пару дней и сам Асмиль не понимал написанного, говоря, что курица и та бы написала понятнее. —?Я очень горжусь тобой, Асмиль,?— выдохнул Пастырь с улыбкой,?— видишь, как здорово уметь читать! Тебе же нужна комната, верно? Почему бы не посмотреть эту? Очень милая улочка. —?Да, читать порой действительно полезно,?— согласился молодой пират и ещё раз оглядел улицу, на которой находилось предполагаемое новое жильё. —?Район вполне благоприятный. Но в любом случае мне надо посоветоваться ещё с кем-то перед тем, как я решу снимать комнату… Я стараюсь не жить один, как ты помнишь. На двоих всегда дешевле выходит съем, да и не скучно,?— пояснил брюнет и, вздохнув, добавил,?— предложу Зире. Вдруг она все же решит покинуть корабль. —?Не думаю, что она захочет,?— пожал плечами Тибиль и отвел взгляд в сторону,?— погулять здесь возможно, но не жить… —?Да почему? —?Да потому что, как ты заметил, здесь почти нет чернокожих людей. Пока мы гуляли, я ни одного не видел, только на пристани и то… те заняты тяжелой работой. Ей будет неприятно. Бронза настолько одухотворенная империя, что даже богатый черный человек будет чувствовать себя не в своей тарелке. Это же раса рабов, хоть я и против такого определения! Асмиль заметно нахмурился и тяжко выдохнул: Тибиль был прав, Зира останется там, где ей будет комфортнее и безопаснее. —?Значит… мне надо будет найти другого сожителя,?— слабо ощерился Морской Черт. Парень уже мысленно начал перебирать в голове всю команду в поисках того, с кем бы он согласился делить ночлег, да и кто сам был бы не против его персоны. В итоге Дон смог насчитать таких человек пять от силы. Раньше ему было намного проще: пират или делил койку с капитаном, или селился в ближайшем от него месте, чтобы было недалеко бегать ночью. А теперь что? А теперь у него был выбор между Жако, к которому чаще всего в комплекте прилагалась Рокси, или еще несколькими пиратами, которые почти не храпели ночью. —?Тебе вон хорошо,?— прервав свои размышления, вновь подал голос Дон. —?Тебе братик небось уже нашёл шикарные апартаменты под боком у себя с не менее прекрасным видом на город,?— Асмиль говорил это не с завистью, скорее просто констатировал факт. —?Да,?— не стал спорить Тиб,?— но в этом есть и минусы. Он выбирает ближе к порту, а там полно ваших питейных. Так что не говори о шикарных апартаментах. Здесь комната,?— мужчина кивнул в сторону таблички,?— намного лучше, уверен. Но здесь и вести себя нужно тихо, все же центр города. Узнают, кто ты, сразу сдадут. В портовой части с этим легче, там много моряков, да и удрать можно быстрее… —?Хах, ну, конечно! Как же не поселиться у трактира или борделя,?— едко усмехнулся рулевой. —?Ведь ?папочке? после долгой дороги и тяжелой работы нужно хорошо расслабиться,?— протянул Дон, уже после осознав, что он сейчас ляпнул и перед кем. Черт его дернул обсуждать Тамерлана при его кузене. Подобные темы всегда заканчивались или ссорой с пастырем, или его кислой рожей, которую после приходилось лицезреть ещё пару часов как минимум. Подтверждение тому была скуксившаяся во мановение ока физиономия Тибиля. —?Кхм, так ты считаешь, мне стоило бы остановиться здесь? —?быстро решил сменить тему Асмиль. —?Не знаю,?— ответил мужчина без всякого рвения, которое у него имелось еще минутами ранее,?— можешь посмотреть комнаты у порта, ты тоже завсегдатай всех этих заведений. —?Ну, не начинай! —?взмолился Асмиль, сильно коривший себя за то, что вообще дал этому разговору развитие. —?Нормально же все было! —?Я и не начинаю. Это скорее факт. Уверен, Феррос снял мне комнату в порту, и себе, разумеется, тоже. Можешь забрать ее, а я поселюсь здесь. —?Нет уж, жить рядом с твоим братиком?— это последнее, чего бы я хотел,?— поморщившись, изрёк Дон. —?Да и если на то пошло, отсюда до порта не так далеко идти. Асмиль ещё раз оглядел дом, уже прикидывая в голове, сколько примерно запросят за это чудо для любителей уединённой и благовоспитанной жизни. Пока единственный плюс, который он видел, был в том, что здесь он точно будет редко пересекаться с Тамерланом. —?Ладно,?— махнул рукой Морской Черт,?— что гадать-то! Пойдём разузнаем, что почём. Пастырь пожал плечами и направился вместе с пиратом к дому. Только сейчас за большими горшками каких-то растений он увидел несколько столиков со стульями на улице. Из-за припекающего солнца они пустовали. Хозяйка комнат встретила их, высунув голову из окна первого этажа. —?Доброго дня, мадам, мы хотели бы посмотреть свободные комнаты,?— улыбнулся Тибиль. —?Откуда будете? —?тут же поинтересовалась женщина. —?Моряк дальнего плавания после окончания контракта,?— проговорил Тибиль, указав на пирата,?— а я обычный миссионер, мадам. Если на слова о моряке дама никак не отреагировала, то когда представился уже Тибиль, она тут же расплылась в улыбке. —?Ох-ох! Какая жалость, но у меня осталась всего одна комната! Она прелестная и просторная! Проходите! —?Прелестная и просторная,?— передразнил ее Асмиль. Тибиль шикнул на него и вошел в здание первым. Дама встретила их на пороге. —?Спасибо,?— улыбнулся Пастырь. —?Надолго планируете остаться? —?поинтересовалась женщина. —?Почти на сезон,?— ответил Тибиль, осматриваясь. Это был не дворец и даже не дом знатной семьи, но такое чистое и светлое жилище он уже давно не видел. —?Здесь прекрасная столовая. Вы можете заказывать завтраки, обеды или ужины. Это дешевле, чем питаться на соседней улице, для своих жильцов я делаю скидку! Так же у меня есть чудесные вина,?— женщина с улыбкой показала им большой зал со столами. У окна сидела пара и играла в шахматы, другие несколько человек сидели за столами и как раз распивали те самые хваленые вина. Тем временем хозяйка повела их по скрипучей лестнице на третий этаж. Всю дорогу до комнаты она перечисляла, кто живет у нее в других, тонко подметив, что она приличная женщина и сдает комнаты только хорошим людям. —?Пьяницам тут не место, после вечерней службы в доме тихий час,?— строго проговорила она и вытащила связку ключей из кармана фартука. Открыв дверь, она пропустила молодых людей в комнату. Тибиль чуть не задохнулся от восторга. Он уже не помнил, когда видел настолько приличную комнату. Широкая кровать стояла у стены изголовьем, с двух сторон были милые старые тумбочки, на одной из них масляная лампа. Имелся шкаф и комод, украшенный связанной и выцветшей от времени и солнца скатеркой. На деревянном полу имелся даже ковер. А у большого окна от самого пола стояли два мягких кресла и чайный столик. Конечно, мебель была старой, потертой и исцарапанной, но здесь было очень уютно и светло. —?Это лучшая комната,?— нахваливала хозяйка,?— сейчас прекрасная погода, здесь прохладно, постель в тени. Клопов нет, матрас неделю стоял на солнце. Белье чистое, разумеется, в шкафу лежит сменное. Прелестная комната! И церковь совсем рядом! Асмиль воспринял предоставленные покои весьма холодно. Ему начало становиться не по себе уже на первом этаже, когда он смел лицезреть шахматистов и прочих занудных персон, кои культурно проводили свой досуг. Первой пощечиной было предупреждение о распитии крепленого, второй?— чертов тихий час. Да, здесь было уютно и чисто, да, предоставление кормёжки не могло не радовать. Но как же скучно жили здесь все эти люди! И все казалось слишком идеальным для такого неидеального человека как Асмиль. А вот для Тибиля?— это было просто райское местечко! ?И небось ещё цена этой монастырской кельи заоблачная,?— пронеслось в голове Дона,?— с другой стороны, я же хотел отдохнуть от вечных попоек и балагана?,?— все же пытался настроить себя рулевой. Пират перевёл взор на пастыря, который все никак не мог налюбоваться комнаткой, и подошёл ближе. Казалось, мужчина действительно был в полном восторге. —?Уступить тебе? —?тихо спросил Дон, пытаясь не привлекать внимания хозяйки, которая продолжала что-то тараторить про комфорт и отличный вид. Пират не сомневался, что смог бы найти для себя более подходящее и менее броское жилье. Дон привык жить очень скромно и совершенно не видел смысла в никчемных скатёрках и буфетах, которыми он вряд ли будет пользоваться. А вот Тибиль будет и будет рад всей этой мишуре в виде цветочных горшочков и чайных столиков у окна. —?А? —?отвлекся Тибиль. —?Ты хочешь поменяться? —?Поменяться? —?встряла дама. —?Мой брат снял уже для меня комнату,?— объяснился Пастырь. —?Какая жалость, дорогой! Эта комната больше подходит именно для Вас! Вы?— человек церковный, порядочный. Я не хочу никого обидеть, но Вас, молодой человек, возможно, будут раздражать колокола! —?Ах, да, здесь же ещё и церковь… —?вслух протянул Дон и потёр глаза ладонью: ?Ещё и под звон этот просыпаться. Ну, совсем радости не будет предела!??— Тиб, я очень не хочу видеться с твоим братом… а твоя комната небось впритык с его,?— тяжело вздохнул брюнет. —?Может… есть вариант найти третьего и сделать как-то так, чтобы все остались довольны? Просто… —?Морской Черт слабо ощерился и развёл руками в стороны,?— глянь! Это же место прямо для тебя создано. Да и я прелестной даме явно не по вкусу. —?Я не знаю… —?растерялся мужчина и снова огляделся. Пожить в таком месте больше месяца, и можно снова почувствовать себя человеком! —?Возможно, можно отказаться… но вдруг он рассердится? —?Хах, мне кажется, он больше удивится, чем рассердится. Ведь он привык, что ты с ним почти сросся, и где он, там и ты! —?ехидно оскалился Дон. —?Но… ты можешь попробовать. Правда к тому моменту, пока ты решишься поговорить с ним, комнатка может слиться. Кстати, во сколько все это обойдётся? —?обратился к хозяйке брюнет, вспомнив про то, что еще так и не успел уточнить цену. —?О,?— воодушевилась хозяйка и назвала цену, от которой у Дона отвисла челюсть. Вот он, явный минус оставаться в подобных городках! Тибиль в этот момент лишь прикинул, сколько у него осталось после покупок. Он не рассчитывал платить за комнату, так как всегда этим занимался Тамерлан. —?Мне нужно попросить денег у брата… мне не хватит, чтобы закрыть счет даже на неделю… —?Простите, я видимо что-то не понял,?— вскинул темные брови пират, когда его челюсть наконец ?встала на место?. —?Эта комната волшебная? Вечером из-под кровати будет вылезать маленький эльф и убираться тут вместо жильца? Нет, не спорю, местечко дивное! Но за такие деньги ближе к окраине города я смогу купить домик! —?решил все же сторговаться Дон. Хозяйка в ответ только скуксилась и неприязнь к моряку у нее только увеличилась. Решившись объясниться, она только открыла рот, но Тибиль ее неловко перебил. —?Мой друг не останавливался надолго в таком чудном городке, как этот,?— улыбнулся Тибиль,?— да и я, признаться, сам давно странствую… —?И где же вы были? —?поинтересовалась женщина. —?Эээ… в пропащих местах, честно сказать… —?Ох, бедняжка! Я снижу цену! —?все же сжалилась хозяйка хотя бы потому, что изначально сказала завышенную цену. Когда Тибиль расплатился с хозяйкой за почти полную неделю, он оставил в комнате вещи и стал обладателем ключа нормальной жизни. Из дома молодой мужчина вышел без гроша в кармане, но невозможно довольным. —?С тобой еще не все потеряно,?— хмыкнул Асмиль. —?В смысле? —?Сторговался же! —?Я не торговался. У меня на самом деле больше нет. Даже если Феррос не даст мне даже медяка, хоть эти дни поживу как человек,?— ответил мужчина и улыбнулся. Он никогда не жалел денег для нужд чужих и уж тем более не имел ни одной причины жалеть деньги для своих собственных. Сама мысль о том, что все золото, серебро и медь в его карманах украденные, лишь сильнее мотивировала Пастыря быстрее избавляться от всего этого богатства во благо всех, кроме пиратов, разумеется. Асмиль громко выдохнул и, приобняв Пастыря за плечи, развернул их в сторону дома. —?Ну, а теперь, мой друг,?— с наигранной вежливостью проговорил Дон. —?Давай-ка ещё раз посмотрим на это дивное жилище! Ещё раз посмотрим и на секундочку представим, как ты будешь объясняться Ферросу, если он уже выкупил тебе комнату. И как ты будешь питаться святым духом всю неделю, потому что денег на пожрать у тебя нет! А пока ты это будешь потихоньку воображать, я тем временем буду думать, как нам теперь все сделать так, чтобы в конечном итоге все остались целыми и невредимыми,?— с иронией закончил Морской Черт и перевёл взор на Тиба. —?Он постоянно твердит мне, что мне не достает самостоятельности! —?нашел решение Тибиль. —?Разве не здорово, что я, не предупредив его заранее, нашел себе комнату и потратил в первый же день все оставшиеся деньги? —?Так хорошо начал,?— безнадежно вздохнул пират,?— и так погано закончил. Что с тобой делать-то, а? Пастырь опустил взгляд на мощенную дорогу под ногами и улыбнулся. —?Ладно, не ссы, прорвёмся,?— усмехнувшись, все же решил подбодрить пират. —?А пока,?— встав напротив молодого мужчины, Асмиль улыбнулся,?— смотри фокус. Брюнет вскинул руки, продемонстрировав пустые ладони, а затем потянулся к голове Тибиля. Пастырь с недоверием вглядывался во весь этот цирк (силясь понять, что же удумал Дон), а когда брюнет потянул к нему руку, и вовсе зажмурился. Судя по ощущениям, Асмиль легонько дотронулся до виска и кончика уха, а затем убрал ладонь. В эту же секунду монах распахнул сомкнутые веки и увидел перед собой три золотые монетки, которые были зажаты между пальцами Дона. —?Ну, что же ты! Весь фокус пропустил,?— с неким сожалением протянул Морской Черт и тихо усмехнулся,?— ты даже в таких идиотских вещах теряешься… как ты вообще до сих пор жив? Тибиль пропустил вопрос, который скорее всего был риторическим, мимо ушей и, нахмурившись, продолжил всматриваться в золотые монеты. —?Асмиль, не стоит,?— серьёзно изрёк Пастырь, ибо понял, для кого именно предназначались деньги. —?Да брось,?— повёл плечами рулевой и, схватив Тиба за правую руку, с силой подтянул ее к себе. —?Тут немного. Однако пожрать ты себе приобрести на эти деньги сможешь,?— пояснил Дон и попытался вложить монеты Пастырю в ладонь, однако тот ни в какую не хотел принимать столь щедрый дар. —?Асмиль! Не надо меня жалеть! И подачки мне не нужны! —?Так! Не наглей! Бери, пока дают! —?уже начал раздражаться рулевой. —?Асмиль! —?Тибиль сморщился от неприятных ощущений (все же Дон через силу пытался раскрыть кулак) и продолжал упираться. Но пират априори был сильнее, и поэтому Тибилю вскоре пришлось сдаться и позволить положить деньги себе в ладонь. —?Вот те на, ещё и недоволен,?— отозвался Асмиль, увидев скуксившееся лицо Тиба, и закатил глаза,?— Тоже мне гордость и предубеждение! И ты не думай, это не просто так! —?В смысле? —?удивленно вскинул брови Тиб и даже руку с монетками потянул обратно к брюнету. —?В прямом,?— хищно ощерился Морской Черт. —?Я не хочу быть тебе должным! И без того должен достаточно! И даже не думай, что я тебя пьяного пускать буду, нас тогда вместе вышвырнут! Да и неловко все это! Посмотри, какая строгая женщина, мне же стыдно будет, если ты решишь учудить что-нибудь! Нет уж, Асмиль, спасибо! Я тебя слишком хорошо знаю! Даже если ты всего этого не сделаешь, то попросишь сделать меня что-то такое, что я не люблю! —?Ой, завались! —?закатил глаза Дон. —?Все просто! Ты живёшь спокойно в своём уютном гнездышке и позволяешь себе обедать как нормальный человек, а не как чернь. А заодно позволяешь мне заявляться к тебе, если мне будет совсем невыносимо в жилище у порта. И я буду трезвым! Ах да! Чуть не забыл! Ну и с тебя еще ?большое спасибо, Асмиль?! Только лицо попроще сделай, чтобы это звучало как благодарность, а не как проклятие. Тиблю даже стало совестно за свои предположения. Поджав губы, он виновато глянул на рулевого и, все же приняв его деньги, улыбнулся. —?Большое спасибо, Асмиль…*** План был проработан до мельчайших деталей. Асмиль поднатаскал горе-пастыря, чтобы тот все же смог хоть что-то сказать брату, если Феррос воспримет все со стороны конфликта. Однако всем планам и предположениям пришел конец, когда Тамерлан, увидев двух улыбающихся идиотов по дороге к портовым гостиницам, перекрыл им путь своей грозной фигурой. Тибиль и Асмиль мгновенно смолкли и в тишине дошли до капитана. Осмотрев внезапную закадычную парочку друзей, Тамерлан скривил губы. —?Оба за мной,?— был дан приказ. Асмиль с силой вдохнул, уже начав прикидывать, какой разговор предстоит ему перенести. Переглянувшись с Тибилем, он слабо поджал губы. —?Так точно… —?сжато выдавил молодой пират и поплёлся за капитаном. То, что Ферр не тронет непутевого, но любимого братика, Дон был уверен. А вот насчёт своей персоны рулевой очень сомневался. Все же сейчас они находились на суше, поэтому Тамерлану ничего не стоило найти ему замену. Да, здесь капитан вряд ли смог бы отыскать достойную кандидатуру на роль Морского Черта, который мог управляться с кораблем с привычной лёгкостью даже во время шторма (по крайне мере на это все ещё надеялся Асмиль), но Ферр был зол на него, а злость?— не самый лучший советник во время принятия важных решений. Что касается Тибиля, то молодой Пастырь не на шутку испугался. Он как никто другой мог чувствовать перемену настроений своего кузена и всегда пытался его утешить и подбодрить, часто получая за такие желания. Однако сейчас мужчина задавался вопросом, почему Тамерлан был настолько не в духе, не мог же он уже знать о комнате и прочем? Осматриваясь по сторонам во время молчаливого пути, Тибиль тяжко вздыхал. Он был совсем не удивлен местом, которое выбрал Феррос. А когда они поднялись наверх в комнаты, мужчина в одной из них (куда они и зашли) увидел свои вещи с корабля. Все-таки Феррос уже снял ему комнату, однако в этот момент вместо сожаления и осознания, что неприятного разговора не избежать, Тибиль вдруг почувствовал в этом жесте заботу и улыбнулся. —?Какого черта здесь происходит? —?спокойно, но твердо поинтересовался капитан, оглядев одного и второго, остановив взгляд на фигуре рулевого. —?Я разве на другом языке изъясняюсь, что ты не понял моих указаний? —?тяжелый голос капитана сотрясал воздух, хотя мужчина даже не повышал голоса. Он подошел к мужчинам ближе, и Тибиль все же решил начать извиняться первым. Правда, он даже не понимал, за что именно извиняться ему так необходимо. —?Я был так взволнован тем, что мы все же останавливаемся именно здесь, что совсем прослушал все, что ты говорил на причале. Прости меня, Ферр, я утащил Асмиля с собой, чтобы не ходить одному по твоему же указанию! А что мы нарушили? —?наивно поинтересовался Пастырь, чем вконец вывел из себя самообладание Тамерлана. Капитан сжал губы до белой полоски и раздул ноздри. И вместо громогласного ответа он резко схватил Асмиля за шиворот и дернул к себе так, что от всего действия шугнулся уже Тибиль. —?Что он с тобой делает?! —?гневно поинтересовался Феррос, тряхнув в руке рулевого, как шавку. —?Я разве не говорил тебе, чтобы ты к Тибилю не приближался, а?! —?обратился он уже к Дону. —?Койку решил сменить, сучоныш?! Ты за кого держишь меня, думаешь, я терпеть это стану?! Тибиль! Отвечай! Что он уже успел с тобой сделать?! Пастырь был в таком шоке от причины гнева, что просто не находил слов. Грязь, которую Тамерлан допустил в свои мысли, была столь ужасна в вербальном произношении, что Тибилю стало до отвращения стыдно за свои мимолетные думы, которые иногда его все же посещали. —?Что?.. Ничего подобного не было! Мы просто… —?Просто что?! —?голос Тамерлана от злобы уже ломался, и Тибиль испуганно съежился, словно еще немного, и Тамерлан его ударит. Асмиль тем временем принял несвоевременную попытку освободиться от рук капитана. То, что он сегодня огребет, Дон уже понял. Теперь оставался только один вопрос?— насколько сильно? —?Отпусти меня! Единственное, что я успел сделать твоему брату, это защитить его и спасти ему жизнь! —?Дон все же попытался решить конфликт мирно. Рулевой серьезно взглянул бывшему любовнику в глаза и еле заметно прищурился: раньше он любил этого человека, а сейчас, казалось, мужчины готовы были переломать друг другу кости. И самое смешное было то, что причиной был Тибиль, который раньше одному был будто вовсе не нужен, а второму банально противен. Сам Тибиль пока не осознал своей важной роли в этом разладе. Обладая очень слабой волей, было удивительно, как он смог отстоять право на свой стиль жизни в тени разбойников. Однако в этой ситуации роль до смерти напуганного и невинного человека вновь досталась ему. Тамерлан был в ярости, и Тибилю было необходимо найти хоть какие-нибудь рычаги воздействия, чтобы его успокоить. —?Он правда спас меня тогда! Ферр, что ты делаешь?! То, о чем ты подумал, дикость! Асмилю и в голову бы не пришло сделать что-то подобное,?— и Пастырь вдруг вспомнил одно из происшествий, где Асмиль как раз-таки совершил нечто подобное, а именно поцеловал Тибиля насильно. До этого момента Тибиль ни разу не вспоминал об этом, но сейчас грязная комната того бедного порта для разбойников снова ожила перед глазами. Пастырь даже сбросил краску с лица и неосознанно замолчал, прижав кончики пальцев к губам. Это действие не ускользнуло от Тамерлана. Оценив все это так, как одному Богу известно, Феррос почти озверел и метнул горящий взор к Дону. —?Что ты с ним сделал?! Отвечай мне! Казалось, в этот момент рулевой проклял все на свете и даже то, что ему с какой-то радости вздумалось водиться с пастырем. Конечно, он прекрасно помнил, чем он руководствовался, когда впервые вместо оскорблений и ругательств решил пойти на компромисс и здоровое общение. Но, черт побери, кто знал, что это приведёт к такому исходу. —?Феррос,?— парень понизил тон,?— посмотри на меня. Ты же знаешь меня получше многих на корабле. Что я, черт возьми, могу ему сделать? Я даже не трогал его, когда на то были причины и причины веские, обычно за такое я лица в кровь разбиваю. Сейчас мы с Тибилем неплохо ладим… и неужели ты думаешь, что я сделаю ему что-то такое, от чего ему будет хоть как-то плохо? И неужели ты думаешь, что если бы я его тронул в том самом смысле, то он бы не побежал к тебе с просьбами расправиться с обидчиком, м? —?Что ты можешь ему сделать? —?переспросил капитан и все же отпустил рулевого. —?Серьезно? Ты посмотри на него,?— и он указал ладонью на испуганного и пристыженного кузена,?— да у него все на лице написано! —?Все это вздор! —?все же подал голос Тибиль. —?Да что ты? А, может, все же расскажешь мне правду? Ведь ложь?— это такой грех! Особенно ближнему! —?надавил Тамерлан не без иронии. —?Это ничего не значило! —?нахмурился Тибиль, обнаружив абсолютное неумение врать Ферросу. Асмиль безнадежно прижал ладонь к лицу, проклиная себя за все, что когда-либо сделал. —?Я взрослый мужчина и сам могу решить свои проблемы! Хватит командовать! Я, если ты не забыл, даже выше тебя по чину, коль ты уж все бросил! —?Чего?! Тебе солнышко голову припекло?! —?рыкнул капитан и снова схватил Дона. —?А ты пошел вон и чтобы рядом с ним я тебя больше не видел! —?прорычал Феррос и вышвырнул Асмиля из комнаты. Дон не успел и слова сказать, как его выставили за дверь. Если быть честным, то парень пребывал в самом настоящем шоке. Он даже не рассчитывал, что сможет выбраться полностью невредимым из всей этой заварушки. Вот так повезло, ничего не скажешь! Асмиль заметно нахмурился и обернулся в сторону двери. Самым верным сейчас было уйти прочь на все четыре стороны, неважно куда, главное подальше от разгневанного Ферра. Возможно, стоило вернуться на корабль, переждать там какое-то время, а уж потом попытаться решить все вопросы, которые касались жилья. И это было самым верным решением. Однако, вопреки всему, Асмиль все же решил остаться где-то неподалёку, чтобы сразу узнать, чем закончилась беседа Тибиля с братом. Но судя по звукам, что доносились из-за двери, ничем хорошим она не могла закончиться. Тибиль весь съежился, поняв, что ляпнул ну совсем что-то глупое. —?Прости! Но что еще мне сказать, чтобы ты понял, что я не маленький мальчик? Тамерлан,?— наконец, он мог назвать его по имени,?— я очень люблю тебя. И меня приводит в восторг твоя забота, но не это! Неужели я и шага не могу ступить без твоего ведома?! Я постоянно один! Я устал! Устал от этой кочевой жизни! Устал быть предметом вечных насмешек! Устал быть мишенью для твоего гнева! Я все это терплю лишь потому, что на все четыре стороны на этом свете у меня не осталось больше никого, кроме тебя! Но если я тебе не нужен, если ты так устаешь от меня, то что плохого, что у меня впервые за всю жизнь появился хоть один друг! Ты и его прогоняешь! Это бесчеловечно! —?Что ты несешь? —?сдулся капитан и тяжело выдохнул. —?Ты хоть научись смотреть на вещи реально, а не витай в своих облаках! Асмиль носится с тобой, чтобы меня разозлить. Он места себе не находит, что я бросил его! С его стороны промашек нет, он точно знал, куда бить. Втерся тебе в доверие, ведь вот как здорово, что он так удачно спас тебя! Поди он и руки уже успел распустить с тобой, да? —?поинтересовался старший кузен, и младший стыдливо отвел взгляд в сторону. —?Еще немного, он и штаны с тебя стянет. А ты что же, решил все же дать себе слабину, раз уж в грехе живешь, то и постель с мужчиной разделишь? Ну и чего ты так смотришь на меня, разве я не прав? И разве потом тебе хуже от этого не станет? Так чего же ты бесишься, если я тебя всего лишь защищаю?! Тибилю стало невыносимо стыдно и обидно. Почему Тамерлану разрешалось все, чего бы он ни захотел? Почему каждый его так боялся или уважал? И почему Тибиля могли окружать лишь люди лживые и преследующие скверные цели? Мужчина все же считал себя взрослым и уж точно насмотрелся на ужасы жизни. Так разве ему не хватило опыта, чтобы самому сомневаться в доброте Асмиля? И все же Тибиль был уверен, что Дон стал ему другом, даже если сначала и имел другие цели. —?Как может меня защитить тот, кто сам всему причина? —?тихо спросил Пастырь и посмотрел в глаза кузену. —?Я сам разберусь с этим, не надо вмешиваться! Не делай из себя столь важную персону, я здесь единственный, кто тебя любит! И Асмиль просто нашел меня интересным и среди прочих все же потянулся к знаниям, какие ему без моей помощи неведомы! Ты тут совершенно не имеешь роли! —?Послушай, какой бред ты несешь! —?И, кстати, я уже снял комнату недалеко от церкви. Выдай мне мое содержание, пожалуйста. Я не имею ни малейшего желания жить в тех же условиях, что и на корабле, и чесаться от укусов клопов, а так же смотреть, как ты нравственно распадаешься в ближайших трактирах и борделях. Тибиль протянул руку вперед и даже расправил плечи. Ему немалых сил стоило так держаться, потому что с минуты на минуту внутренний стержень готов был рассыпаться. Тамерлан в ответ на всю его речь только распахнул губы, у него в голове не укладывалось, что Тибиль вообще мог себя так вести и так капризно и настойчиво стоять на своем. Хлопнув себя по бокам, капитан растеряно осмотрелся в комнате. —?А с этой комнатой мне что делать прикажешь? —?все же поинтересовался мужчина. —?Если хочешь, живи тут сам,?— ответил Тибиль, не убрав руки. Он так и стоял, всей своей позой говоря о нетерпении получить деньги. Тамерлан даже рассмеялся. Все же до чего нелепо все вышло! —?Ну, знаешь… —?он был обезоружен внезапной стойкостью кузена. Сняв с пояса мешочек с золотом, он опустил его в ладонь Пастыря, продолжая посмеиваться над ним или над самим собой. Получив свое, Тибиль кивнул и, поблагодарив брата за щедрость, поспешил забрать два своих узла и уйти. Из здания низкосортной гостиницы Тибиль вышел не менее потрясенный стойкостью своего духа. Руки у него дрожали от того, что он перенервничал, слезы текли по щекам по той же причине. Но он был так горд собой, что не мог ничего сделать, обездвиженный собственным триумфом. Асмиль, который наблюдал эту картину со стороны, решил, что Тамерлан ему хорошенько врезал, и парень просто не может прийти в себя.