Глава двадцатая: В мире снов (1/1)

Шагая в Землю Снов, он почти знал, что встретит там Изакса. Почти знал и почти боялся встречи.И всё же нашёл в себе силы улыбнуться ему — приветливо, как ни в чём не бывало.Подойти, забраться на золотой утёс над винноцветным морем, присесть рядом. На небе цвета тёмного лазурита серебряными, золотыми и рубиновыми гвоздиками мерцали звёзды. Изумрудная трава шелестела на ветру, вызванивая полузабытые колыбельные.— Странно подумать, что это великолепие может приесться, верно? — тихо сказал Изакс. — Стать банальным, как пошлая новогодняя открытка.— Или как вид из окна опостылевшего дома, — кивнул Реут. — Но потом делаешь ещё шаг, и ещё, тихонько, осторожно, как жучок, который протачивает себе ход в коре дерева — и вот открывается новая, ещё неведомая и непривычная, земля... и сколько ещё таких неведомых краёв ждёт за горизонтом сознания?— А когда не станет нового? Представь, что ты живёшь долго, очень долго. Так долго, что успел всё изучить. Что тогда?— Не знаю. Наверное, тогда я захочу умереть.— От безысходности?— Нет, как Квинт: ?по этой дороге я ещё не ходил?. Должно же быть там, за Гранью, что-то кроме пустоты и слияния с сиянием.— Думаешь? Исследования этого не подтверждают.Реут встал во весь рост, подставляя лицо благоуханному ветру.— И не могут подтвердить, в сущности. Если за Гранью что-то есть, то оно не может быть доступно изучению.— Обоснуй.— Ну, собственно, чистая логика же. Посмертие — это выход за рамки жизни, так? Бытия, так сказать, понятного и известно нам. А Сила — это часть нашего бытия, как ни крути. Значит, финальной точкой она быть не может. Только промежуточным звеном. Финалом может быть полное исчезновение, может быть что-то... что-то другое. Но не Сила.— Здесь есть несколько уязвимых мест, но положим. Спрошу о другом: а если финал — всё-таки полное исчезновение?— То я в это не верю, — Реут улыбнулся. — Те духи, которых я отпускал... они уходили куда-то. Не в Силу, не в небытие, нет. Куда-то... в другое место. Где свобода. У тебя случилось что-то дурное?Изакс покачал головой. Длинные седые пряди качнулись взад-вперёд.— Просто такой день. Знаешь, Каллиг, бывают дни, когда задумываешься о прошлом. У тебя ведь есть те, кто умер? Скажи, что тебе осталось от них? Память?— Нет. Нет! — Реут горячо замотал головой. — Нет ничего гаже, чем оставлять себе память.— Вот как!— Извини. Личное. Просто это обычно такая... сортировка. Выбросить всё лишнее, заострить всё удобное, превратить человека в модель, присвоить артикул и поставить на полочку. Здесь — "покойные друзья", там — "достойные враги"...— А ведь ты прав, — словно бы с удивлением признал его собеседник. — Действительно, как-то гаденько выглядит. Никогда не задумывался. Удобно же.— Удобно, — согласился Реут. — Но мне однажды показалось, это как убивать человека по второму кругу. Такое "извини, родной, но ты мне не нужен, я сделаю из твоего трупа протейчика[1] по своему вкусу".— И кто это был? На ком ты осознал это?— Танатон. — Твой враг? Знакомо, как знакомо... — Изакс тоже поднялся, разогнулся, расправил плечи.Всё-таки красивый он был человек, настоящий король во всём, включая внешность.Смешно, какие лоскутные у них всегда были диалоги: начинались с одного, продолжались другим, перескакивали на пятое. То Изакс не умолкал, доказывая что-то своё — а то давал говорить Реуту, как на экзамене, подталкивая наводящими вопросами.— Скажи, если бы на тебя, двадцатилетнего, лёг бы груз ответственности за судьбу всей Империи — что бы ты сделал? — вопрос был более, чем неожиданным.— Сломался.— А?— Я сломался бы, говорю. Ты же спрашиваешь, что бы я сделал, да? В свои двадцать я едва мог утащить ответственность за свою собственную судьбу. Вечно перевешивал её на кого попало: на учителя, на друзей, а сам ломился вперёд рогами и совершенно не думал о последствиях...— Должно быть, это свойство всех двадцатилетних.— И всё-таки сегодня явно не просто день. Что-то случилось сегодня? То есть, в этот день когда-то?Вместо ответа Изакс спросил:— Ты ведь случайно меня встретил?— Да, я искал одного человека. Но он, видимо, не пришёл, хотя я просил передать просьбу о встрече. Думаю, она просто до него ещё не дошла.— Бывает, бывает... и что теперь делать будешь?— Работать, Изакс. Не всем везёт родиться королями государства, которое справляется без их постоянной и непосредственной помощи, — Реут вздохнул. — Знаешь, иногда мне не хочется просыпаться. А тебе?— Думаю, у всех бывают дни, когда не хочется просыпаться, — развёл тот руками. — Но реальный мир часто кажется тусклым и невыносимым после местного буйства красок и тишины чувств, это правда. Впрочем, он таков и есть: тускл и невыносим. Что может быть хуже унылых будней, которым не видно конца и края, когда каждое "вчера" отражается в каждом "завтра"? Ну вот, ты опять улыбаешься. Что смешного ты так некстати вспомнил?— Просто вспомнил одного моего знакомого, джедая. Он всегда на подобные вещи говорил: ?И всё равно хуже Тенебрея ничего нет и быть не может?.Изакс в искреннем изумлении округлил глаза.— За что ж он его так? Или Тенебрей — это местность какая-то?— Киношка, Изакс. Точнее, сериал. "Тенебрей: Золотой век ситхов". Про аморальное дитя кукурузы с чёрными глазами, которое выползло из брюха своей мамки и медленно, но неотвратимо поползло ко двору Тулак Хорда.— Слёзы Скивы, в Республике и такое есть?! — тот был явно искренне изумлён. — Рекомендуешь, я хотел спросить.— Ну, как сказать... это больший трэш, чем "Нерассказанная история". Там есть аморальный Тенебрей, много небанальных половых актов с неожиданными партнёрами, аморальный Тулак Хорд, аморальный Каллиг и плачущая мама Тенебрея.— А папа?— Аморальный Драмат был в пилотной серии, где при участии тварей тёмной стороны Тенебрей был весьма аморально зачат плачущей маме. Только не подумай, пожалуйста, что это порнушка; это очень глубокое философское произведение. Там рассуждают о сути Тёмной Стороны.— И как оно тебе в итоге? Как главный герой?— Мы похожи, — Реут пожал плечами. — Знаешь, так сразу никогда бы не подумал, но правда похожи.— И чем же?— Не знаю даже, как сказать, но если отложить в сторону интимные приключения, нудные философствования и о боже ту серию с "Я тебя не боюсь"...— Что за серия-то?— Ну, там Тенебрея поймали и покарали за то, что предыдущие полсезона он был идиотом. Покарали... небанально. С использованием десятка разных типа-алхимических монстров. Он, разумеется, превозмог, выжил и всех покарал ответно, но на это пришлось последние три минуты серии. Из пятидесяти.— Ох уж эти республиканские фантазии...— А что ты хочешь от нации, издавшей "Извращения древних ситов" в тридцати томах? Но я хотел сказать, понимаешь, в корне своём история этого самого Тенебрея — просто история парня, который повесил на себя больше, чем мог утащить, но изо всех сил пытается этого не замечать и тащить всё равно, за что всячески огребает.Изакс кивнул, хмыкнул и снова уселся на краю утёса, глядя в непроглядную морскую глубину.Он молчал долго; Реут тоже молчал — просто сидел рядом, слушая перезвон травы, шорох волн и свист ветра. С Изаксом (если исключить прошлую встречу) ему было легко. Можно было молчать, можно было говорить, можно было смотреть голотрэш — свежий или классический. Изакс был в этом похож частью на Самиэля, а частью... ?А частью — на меня самого?. Да, именно так; с ним было очень легко общаться именно потому, что это было почти общение с самим собой. Просто старше, опытнее, более битым жизнью и сильно поутратившим оптимизм. Что там — они настолько были похожи, что подчас Реут сомневался: а существует ли Изакс в самом деле, или он просто проекция собственного реутова подсознания, порождённая нехваткой понимающего собеседника??Впрочем, это уж совсем бредовый солипсизм?.И всё же, несмотря на всю лёгкость, другом он назвать Изакса не мог. Не получалось — даже мысленно.— И всё-таки, что бы ты сделал?Это он про двадцать лет и судьбу Империи, конечно. Изакс любит задавать такие вопросы-загадки, вопросы-задачки без однозначного верного ответа. Жаль, на этот ответить почти просто: достаточно вообразить, что было бы, случись Литейная на десять лет раньше.— Я бы сбежал. Нет, правда, Изакс, в двадцать лет — сбежал бы. Но красиво, почётно сбежал бы. Убился бы там или ещё что-нибудь в этом духе. Я тогда был мастер на подобное.— Даже если бы "сбежать" — означало "обречь всех на гибель"?— Особенно, если так. Это же ответственность неподъёмная. Она для избранных, для реванов и экзаров, не для таких, как я.— А теперь? — чёрные глаза Изакса смотрели прямо и непреклонно.— А теперь я уже выучил, что избранный — это тот, кто не успел вовремя увернуться.— А если ошибёшься?— Наверняка ошибусь, и не раз. Но это неизбежно, знаешь. Лучше ошибаться, чем ничего не делать.— А если ошибок станет слишком много? Так много, что все уже и не исправить? — настаивал Изакс.— Не знаю, — пожал плечами Реут. — Правда, Изакс, я очень часто не знаю ответа на твои вопросы. Например, я всё равно наверное верил бы, что исправить можно если не всё, то главное, надо только как следует постараться и найти, с кем посоветоваться...— А разве не проще начать всё сначала? Откатить к той точке, где было принято первое неверное решение, стереть последствия ошибок и перестроить всё как надо? — в голосе у него было что-то почти судорожное, словно он сам себя пытался убедить, а не играл в загадки со своим непонятно кем — полудругом, полу-учеником — из мира смертных.— Не думаю, что проще. Знаешь, Авр рассказывал, среди реваншистов был такой рептилоид Саид, он говорил, что однажды так вот всё откатывалось уже. Или не однажды. Он помнил несколько вариантов прошлого, например, и страшно из-за этого маялся: путался, например, был у него сын или нет, или было несколько, но не те... жуть берёт, как подумаешь.— Ты всегда слишком много думаешь о других. Словно на тебе уже лежит подобная ответственность.— Разве я не один из Тёмного Совета?— А я не раз говорил, что ты слишком всерьёз это воспринимаешь. Обязательство перед народом, чушь какая! Этому народу, хоть ты за него умри страшной смертью, на тебя наплевать. Всё, что им надо — набить брюхо да подразнить глаз, и любят они того, кто щедро им додаёт и того, и другого.— Многие так говорят, но я предпочитаю всё равно быть ответственным. Знаешь, для разнообразия, что ли. — Ты просто вопреки всем словам о свободе позволяешь себе быть рабом других людей, в то время, как о себе надо думать в первую очередь, о себе, — сварливо сказал Изакс. — О своих интересах.— Но ведь твоя задача предполагает думанье о других? И ошибки, они ведь именно со стороны влияния на других ошибки? Ну, хотя бы "в том числе"?.. Разве "сделать как надо" — это не... ну вот. Опять.По своей мерзкой привычке, Изакс исчез бесследно и внезапно, оставив Реута одного на утёсе над винноцветным морем. Посмотрев ещё немного на розовые и серебристые барашки на тёмно-багряных волнах, он подумал — и проснулся.В конце концов, на нём и правда лежала ответственность, и надо было её оправдывать. Например, найти всё-таки Реувена.