1 часть (1/1)

Федя уже направлялся к выходу, когда его остановил младший следователь Сашко, недавно работающий в отделе, пока на самых мелких поручениях. -- Вачевский! Федя!Федя нехотя остановился:-- Сашко, ну что там? Опять бумажки твои? Быстрее, спешу.-- Тут такое дело… Перестрелку вашу помнишь на угоне инкассаторской машины? Там девушку ты прикрыл…-- А то не помню, -- самодовольно усмехнулся Вачевский, -- герой! -- нарочито коверкая звук “г” в “х”, хлопнул себя по груди, где должна была быть медаль.-- Она показания не хочет дать. Вернее, хочет, но не хочет являться. Точнее, хочет, но… Короче, мутная она какая-то. Я телефон дам, ты позвони, поговори с ней сам. Надави, мол, награду, повышение там тебе не дают…-- А что, наградят?! -- Федор изобразил живейшее оживление на лице.-- А все может быть, вообще-то! -- с жаром возразил Сашко, -- короче, тебе же не трудно, позвони, а? Бюрократические заморочки, ну, нужны ее показания, понимаешь?-- Ладно, Сашко, присылай номер, -- Вачевский миролюбиво хлопнул его по плечу, и, уже уходя, обернулся и ткнул в него пальцем, -- но учти, с тебя медаль!***-- Неужели нельзя обойтись без посещения отделения? А если, предположим, я уехала из города?-- Предположим -- это не считается, -- забалтывал усталый голос в трубке Федя, -- а с вашей стороны это -- просто черная неблагодарность. Я вам вообще-то жизнь спас, а вы бумажку прийти подписать не можете.Вачевского уже даже заинтриговал этот странный разговор. Девушку, которая чисто случайно оказалась на месте перестрелки, и которую он так ловко утянул за собой в безопасное место за машину, он даже не помнил. Не обратил внимания на ее лицо, только запомнил, что волосы ее, которые он на кураже поцеловал после перестрелки, пахли какой-то ягодой. А сейчас отметил голос - простой, красивый, низкий, без тени кокетства и тупого самолюбования, которыми обычно просто лучились девчонки, которых он снимал в своем любимом клубе.Федины размышления о том, что из этого эпизода неплохо бы завязать еще одно ни к чему не обязывающее знакомство, прервал глубокий пристыженный вздох:-- Вы правы. Хорошо, когда нужно быть?***Сказать по-честному -- Федя забыл об этом разговоре и дурацких ягодах в чьих-то волосах уже через пятнадцать минут после этого разговора. И на следующий день уже собирался уезжать из отдела по делам, когда его остановил все тот же Сашко:-- Товарищ Вачевский! Вас это… там свидетель ожидает. Могу, в общем, и сам допросить...Федор с четверть минуты непонимающе смотрел на Сашко, и только потом вспомнил.-- Ё-ё-ё… Точно! Погоди, нет, я сам поговорю. В допросной?-- Ага.Вачевский неторопливо пошел по коридору, а Сашко с нажимом крикнул вслед:-- Полчаса как уже, между прочим!***Федор увидел ее еще через стекло, и сразу понял, что сам решил поговорить вовсе не зря. Непонятно, как он, ценитель женского пола, не запомнил ее сразу. У самого Федора, высокого и вечно взлохмаченного плохиша с брутальной щетиной, всегда были девчонки одного типа -- длинные ноги в бежевых разрекламированных туфельках, узкие джинсы или платья, длинные волосы и ногти. Блондинки, красивые, ухоженные, оттюнингованные. Похожие друг на друга в узком ареале столичных клубов, делающие себя одна под другую, чтобы быть “не хуже других”.Эта девочка не из этой касты. “Но черт, какая же красивая!”, -- в первую же секунду подумал Федор. Совсем не типичная внешность, даже немного дурацкая - слишком большие глазищи, слишком вразлет брови, слишком много веснушек, слишком много волос. Бледная, не тронутая солярием кожа, маленький рост, жалко спрятанные под стул тонкие ножки в кроссовках, дисгармонирующих с шифоновым платьицем, не обтягивающим и не коротким, как у клубных красавиц, а словно с чужого плеча. -- Здравствуйте! -- Федор, распрямив спину, вошел в кабинет , как кинозвезда: он знал, что производит впечатление на девчонок своей дерзостью, непосредственностью, и готовился принять восхищенный взгляд спасенной принцессы на своего героя.И был обескуражен.Девушка даже не повернула головы, просто немного скосила на него огромный зеленый глаз -- второй так и остался невидимым на той половине лица, которую скрывала волна каштановых волос. “Даже волосы у нее какие-то немодные”, - с неожиданным умилением подумал Вачевский: действительно, они не были ослепительными и ровнейшими, как у его пассий, а подсвечивали голову, словно нимбом, девчоночьим пушком, словно она только что пришла с пляжа.Федор обошел эту диковинку, и сел ровно напротив. Она так и не взглянула на него, только ресницы нервно затрепетали, и девушка начала покусывать губы. -- Я… я все уже написала… Перечитайте, если что, я напишу, что надо, и мне нужно уйти, -- белые пальчики без маникюра пододвинули к нему исписанный лист бумаги. Вачевский заметил, что костяшки руки были сбиты.Он взял в руки лист, но только сделал вид, что читает, пробежал по диагонали, а сам внимательно принялся изучать ее лицо -- вернее, ту мизерную его часть, которая была ему видна из-за волос -- девушка опустила голову еще ниже. Одновременно Федор заметил, что сделано это не случайно: буквально каждую минуту она дотрагивалась рукой до пряди, словно проверяя, не сползла ли. Заметив это, Вачевский встал, в два шага обошел стол, и, схватив ее за в очередной раз поднявшуюся кисть, дернул, разворачивая к себе. Жалкая ее маскировка развалилась, и он увидел во всей красе тщательно скрываемую ей тайну: огромный, страшный, уродливый кровоподтек на щеке и разбитую губу.***-- Давайте-ка о других показаниях теперь поговорим, -- довольный собой Федор нагло втиснулся прямо перед ее носом на угол стола, -- что с вами произошло, рассказывайте, гражданка, -- он заглянул в листок, -- Кайетан?! Что за имя?Кайетан засмущалась еще больше, но при этом неожиданно твердо произнесла:-- Это никакого отношения к вашему делу не имеет.-- Что именно? Раскуроченное лицо или имя?-- Имя для Калининграда обычное - у меня корни немецкие. Современный вариант - Кайя. А лицо мое вообще ни к чему отношения тут не имеет.-- А это оперуполномоченный Вачевский решит, имеет, или нет…Кайя перебила его, и зло взглянула прямо в лицо, забыв про синяк:-- Вас показания устраивают? Держать меня тут не имеете права!Она было хотела встать, но Федор не дал ей даже выйти из-за стола, заставив замереть в неудобной позе, практически прижатой к нему вплотную. Он нагло улыбнулся, притянул к себе ее плечо, и, прижавшись к волосам все с тем же ягодным запахом, прошептал:-- Ты расскажи папочке, что тебя обижает, папочка так-то в ментуре работает, может хорошо помочь... По крепкой дружбе, которая, надеюсь, у нас сегодня же вечером и начнется…Кайя повернула голову, так, что лицо ее оказалось в сантиметре от лица Вачевского, и улыбнулась.-- Послушай-ка, папочка, -- сказала она совершенно не сочетающимся с ее сладенькой улыбочкой ледяным голосом, -- подружись-ка ты сегодня вечером сам с собой, пригодится в твоем незавидном будущем.Кайя вырвала свою руку, и уже через секунду хлопнула дверью. Вачевский с удивленной усмешкой посмотрел на эту дверь пару мгновений, а затем, прихватив листок, вышел в коридор и проводил глазами у окна маленькую торопливую фигурку, почти бегом отправившуюся из здания вниз по улице.-- Беги, беги, непокорная гражданка Фогель, -- пробормотал Федор, пробегая текст глазами в поисках адреса свидетельницы. Это становилось уже очень интересным...***