На пьяную голову не считается, правда ведь? (1/1)

Я не помню, как оказался на пляже, в окружении заката и соленого бриза, остывшего песка. Алкоголь неслабо дурманит голову; полбутылки крепкого Бурбона, валяющегося рядом, тому, несомненно, доказательство. Солнце неспешно, словно плавленный сыр, растекается по небу золотыми и красными отливами, ведя за собой одеяло прямиком из черного космоса, скорую ночь.

Я поворачиваю голову влево, не очень резко, но в голове всё равно запело звонкой птицей. Поглядываю на тебя, оперевшись на сложенные колени. Интересно, почему ты здесь сидишь? Тебе грустно? Выглядишь грустным.В горле сухо, даже редкая слюна кажется обжигающей, поэтому и говорить не хочется, хотя есть чего. Много чего сказать могу, ты бы только попросил, или повод дал.Твой взгляд, сейчас сияющего малахита, устремлён к морю, к игре света на воде. Короткие волосы треплет ветер, ворот белой рубашки, небрежно расстегнутой от духоты на две верхние пуговицы.Ради всего, тебе так идут рубашки. Особенно без них.Жмурюсь от этой мысли и принесённых ветром песчинок.— Не понимаю, почему тебя все сравнивают с ослепляющим солнцем... — твой голос такой тихий, спокойный, бьётся о треснутые тонкие губы, словно о скалы. Уверен, от него даже самые яростные волны растеряли бы весь свой пыл, точно так, — Как по мне, ты самая настоящая чёрная дыра.— Обзываешься?... — ухмыляюсь для тебя, приоткрывая один глаз. Чувствую себя усталым, всё ещё не зная причины твоей внезапной серости.— Просто размышляю, — коротко отвечаешь ты, протягивая ладонь к ?настоящему солнцу?, пытаешься ухватить за хвосты сбегающие лучи? Я хмыкаю на это, мне было интересно тоже.Я закрываю глаза и слышу, как ты подползаешь ко мне ближе спустя несколько минут, может, больше. Становится прохладнее, когда ты прислоняешься к моему плечу немного колючей щекой, всё ещё всматриваясь в уходящий закат. Спрашиваю ?Зачем??, ты пусто отвечаешь:— Устал.? Я тоже, ? — бьётся на языке, но не вырывается.Когда я снова открываю глаза; замечаю, что море почти съело светило, а ты старательно на это не смотришь, прикрывая взор редкими ресницами, которые по цвету отливают смолой. И в мыслях становится так невесомо и пусто, что я не замечаю, как слова начинают слетать с моего языка фальшивым пением.— Tell me p-r-r-etty lies, — ты же не знаешь английского, для тебя это всего лишь отвлечение, фоновый шум для больной головы, — L-o-o-k me in the fac-e.... Tell me that you love me... — я сглатываю слюну, менее огненную, но отдающей болью в горле, когда ты молчишь, почти не двигаясь, —... Even if it's f-a-ke ....— язык заплетается, будто на карусели, поэтому я замолкаю, стараясь насладится холодным сиянием звёзд, что, кажется, нависают всё ниже, и наступающим сном.— I love you, — коряво отзывается в голове твоим сонным голосом, словно сладкая грёза, настоящая патока. Мне хочется улыбаться, и я не отказываю себе в этом. Всепоглощающая чёрная дыра поёт в груди, требуя ещё. Её невозможно заткнуть. Сладость с алкоголем - ужасное решение, мерзостное сочетание, а потому, на пьяную голову не считается.Правда ведь?