1 часть (1/1)

Красное вино, красный шёлк, красные тона дорогих картин, изображающих непонятное гуро и катарсис от физических уродств, ран и разложения.Приглушённый свет.Мягкие, гладкие перины, ласкающие вечно юное тело.Лакшери-спальня.Томиэ нежится на кровати, запрокидывая голову и обнажая белую, как лебединое крыло, шею. Её движения — нарочито-театральные, гиперболизированные, потому что ни одна живая душа не испытывает такого оргазмического экстаза от соприкосновения с постелью.Он наблюдает.Слышно, как он сглатывает слюну. Как шелестят шелка. Как раздаётся тяжёлое дыхание. Как воет ветер за окном.— Рейко, — шепчет он.Он не знает её настоящего имени.Он не знает её настоящего лица.Он знает только её тело — но недостаточно хорошо.Его сальный взгляд изучает изгибы Томиэ, и она чувствует, как он мысленно то облизывает кожу в страстном порыве, то чертит на ней пентаграмы кончиком ножа.Мысленно.— Да? — томным голосом отзывается Томиэ.Звон цепей и драгоценностей.— Ожерелье, — говорит поклонник.Томиэ одаряет его взглядом — ленивым, идущим как бы вскользь. И замечает колье. С черепами и крестами, украшенными каратами слёз.Ах!Любовь к ювелирным изделиям у Томиэ не отобрать.— Хорошо, — сдержанно благодарит она. — Я хотела именно такое.— Мне пришлось обратиться к лучшему мастеру страны... Оно обошлось мне большой ценой — и не только материальной, Рейко, — говорит истощённый безумец. — Но это стоило того. Это стоило всех неудавшихся попыток.— А... ты про прошлые поделки? — вздыхает Томиэ. — Лучше бы ты сразу принёс мне то, что нужно, а не играл с моими чувствами.Около полудюжины украшений покоятся, изломанные, в мусорке. Это было не то. Это было не так.Томиэ просто ставила его на место — и у неё получилось. Колье же — как приятный бонус.Она присаживается на край постели, нагая, еле прикрытая шёлком у основания ног, и поднимает голову, показывая шею. Тихо приказывает: ?Надень?.Он надевает. Трясущимися руками закрепляет на шее колье, звеня крестами-черепами. Касается кожи Томиэ — еле-еле, одними кончиками пальцев — и сразу отдёргивает, будто боится обжечь их в телесной белизне.— Ты прекрасна, Рейко, — с шоком выдыхает поклонник.— Я знаю.Томиэ гладит украшение. Её льдистые глаза коварно сверкают сквозь бордовый полумрак комнаты — сверкают в тон камням на шее, сверкают ярко, как снег в горах.Драгоценные камни. Дорогие шелка. Дизайнерская одежда. Холодный блеск — Томиэ слепнет.— Я люблю тебя, — лукаво произносит она.И улыбается. В её улыбке проявляется нечто демоническое, ненормальное — и это не только патологическая лживость.— Я тоже.Поклонник робко тянется к губам Томиэ — за наградой.Нежный поцелуй....— Я такая счастливая, — говорит Томиэ.— Я тоже.Кривой оскал — подобие прошлых улыбок влюблённого дурачка.Неужто врёт?Или он сошёл с ума?Всё-таки кровожадность перевешивает страсть. Обидно.— Надеюсь, ты не будешь меня убивать, как другие мужчины.— Я тоже.Он быстро ломается. Он сейчас — как отрубленная голова, держащаяся на одном кусочке кожи.— Ты вообще меня слушаешь, идиот?— Я тоже...Томиэ интересно, что он быстрее достанет: член или нож.Поклонник грубо трогает её тело и валит на кровать. Смотрит сверху вниз. У него безумные впалые глаза и синяки под ними. Измождённое лицо и чётко очерченные скулы. Он шепчет:— Ты мой ангелок.Томиэ ластится к его руке, дотрагивается щекой дрожащих пальцев.— Девушка мечты.Другая его рука спускается по телу, от рёбер — к бедру.— Совершенство.Глаза Томиэ расслабленно прикрыты, но губы искривляет болезненная судорога, и на фоне безупречного личика это выглядит чудовищно, будто модель со страницы глянцевого журнала ?улыбнули? острым предметом.— Ты такая прекрасная, Рейко... Это твой пик. Такое бывает только один раз в жизни. Ты никогда не хотела умереть молодой и красивой?Тревожный звоночек.И для него, и для неё.— Ты такая мерзкая.Клинок проникает в бедро, не попадая в крупную артерию; Томиэ вздрагивает и кричит, зажимает простыни меж пальцев и часто-часто дышит.Поклонник затыкает ей рот рукой и вытаскивает нож. Беглый взгляд — Томиэ видит стилет, плачущий красными слезами на кожу цвета отбеливателя.Это было резко.— Я хочу, чтобы ты умерла у меня на руках.Он отпускает бедро; Томиэ сводит ноги вместе и истекает кровью, её пальцы лихорадочно нащупывают рану и закрывают, чувствуя подушечками приятное тепло — или даже сладостный жар.Так... больно.— Я хочу, чтобы ты умерла у меня на глазах.Он бьёт несколько раз в область живота. Томиэ закатывает зрачки и изгибается, задыхаясь от собственных стонов, утопленных в холодной ладони.Кажется, будто с каждым ударом она переживает маленькую смерть, чтобы воскреснуть вновь.Из пекла в холод и обратно.— Когда ты умрёшь, ты станешь только красивее и прекраснее.Она умирает, но умирает роскошно, умирает в неопределённой дрожи, захлёбываясь агоническим экстазом, и самый смак — в постепенности и мучениях. Ей настолько плохо, что даже хорошо, ей настолько хорошо, что даже плохо. Это наркотический трип: пока разум терзает эйфория, тело разрывает на части от слабости и бессилия. Это пульсирующее чувство внутри черепа и холодный стилет в разгорячённом теле. Это роскошь — быть убитой так.Она умирает.Кровь повсюду. Кровь пропитывает алые простыни. Кровь струится между пальцев. Кровь стекает по ногам. Рыжее от крови золото висит на тонкой шее — и мерцает. Не потому что золото, а потому что кровь. Томиэ лежит в собственной луже искрящейся крови, и она затмевает собою украшения, ведь сияет ярче любой звезды. Это ненормально.Красная завеса — Томиэ слепнет.